Александр Архангельский - Правило муравчика
Мурдыхай почесал за ухом и упустил край свитка; свиток сразу же скрутился в трубочку. Снова развернуть его не получилось. Кришнамурка помогла Учителю и еще сильнее загрустила: вот, уже и когти затупились… Старенький любимый Мурдыхай…
А Мурчавес поудобнее улегся и внимательно следил за Мурдыхаем. Ну как, ты понял, что это за книга? Заценил?
«Коты и Кошки! Котики, котята! К вам обращаюсь я, друзья мои!
Знайте, что от вас скрывали правду.
Бог не вернется к вам. Бог умер.
Я размышлял об этом целый год. И понял…»
Что именно понял Мурчавес, Кришнамурка прочесть не успела, потому что Мурдыхай сердито отодвинул свиток.
– Никогда не читал ничего подобного, – сказал Учитель глухим, как будто севшим, голосом.
Мурчавес гордо повел ушами.
– Разумеется. Потому что такого никто до сих пор не писал. Но зачем же ты остановился? Читай! Там такое будет сказано, такое… ух!
– Никогда я не читал такой белиберды, – перебил его Мурдыхай, и морда Мурчавеса сморщилась, словно он получил удар свернутой газетой в лоб.
– Но ты же не знаешь, что дальше! – попробовал он возражать.
– Не знаю и знать не хочу.
– Напрасно. – В голосе Мурчавеса зазвучали грозные нотки, глаза его сузились, а шерсть встала дыбом. – Повторяю: напрррасно! Ты еще пожалеешь об этом! Это я тебе говорю!
– Ты мне угрожаешь, Мурчавес? А зря, – холодно ответил Мурдыхай.
– Нет, не угрожаю. Хуже. Потому что в «Майн Куне», который ты не стал читать, написано…
– Да знаю я, что там написано. Слишком много лет живу на свете.
– Ну и что же?! – язвительно переспросил Мурчавес.
– Там дальше сказано: если бога нет, то нужен вождь. И кто же им будет? Дай-ка подумаю. Неужели Кришнамурка? Неет, она слабая кошечка. Или, может быть, я, Мурдыхай? Ох, боюсь, я слишком старый, не сгожуся. А, наверное, вождем будешь ты? Как мы сразу-то не догадались…
Мурчавес опустил глаза и тяжело дышал. А Мурдыхай сурово подытожил:
– Я же тебе сказал – дай котам мечту. Мечту! Светлую, прекрасную, ради которой стоит поступиться мелочами. А ты сочинил… даже не знаю, как это назвать. Ты нехороший кот. Ступай и больше здесь не появляйся. Ты наказан.
Мурчавес подхватил «Майн Кун» – и был таков.
Он бежал куда-то вниз, не разбирая дороги – и клокотал от возмущения. Его унизили, его прогнали… Край свитка волочился по земле, поднимая вонючую взвесь: труху от перегнивших веток, густую дорожную пыль. Чесались глаза и свербело в носу. А чихать было нельзя; чихнешь – и выронишь бесценную поклажу.
Сколько счастливых часов он провел за диктовкой «Майн Куна»! Поздно вечером, когда темнело и никто не мог его увидеть, Мурчавес пробирался в скромный домик кошки Муфты. Полная, с белой манишкой и лапками, похожими на детские носочки, она усаживала гостя поудобней и тщательно записывала каждое слово.
Завершив работу, он ужинал морскими гадами, которых Муфта очень хорошо готовила. Щупальца кальмара, плавники тунца, сладкие рапаны, только понюхаешь – слюнки текут. Наедался всласть, облизывался – и вразвалку уходил в свою корзину. Муфта всякий раз с тоской смотрела вслед. Но Мурчавес не хотел себя связывать семейными узами; он вольный кот, таким родился и таким умрет.
Умрет – и не станет великим… тоска.
Мурчавес побрел в направлении моря. Там можно будет полежать, подумать, а если повезет, то перекусить какой-нибудь рыбешкой.
Четвертая глава. Мурчавес попадает в Рай
Море – это вещь. Мурчавес обожает море. Утром оно розовое, теплое; от него приятно пахнет солью, на волнах пузырится пена. Чайки зависают низко-низко и болтают жирными ногами… Так хорошо, так приятно, так грустно слушать шелест волн, страдать и мыслить. Мыслить – и страдать. Для чего коты рождаются на свет? Почему они так рано умирают? Может, никакого бога нет? А есть короткая бессмысленная жизнь…
Додумав до этого места, Мурчавес обычно мрачнел, поднимался и медленно плелся домой. Где его, конечно же, не понимали: это общая участь великих животных. А он в своем величии не сомневался. Он сам-с-усам. Быстрый, ловкий, смелый, умный. При этом не какой-нибудь аристократ, не тупоносый перс, не длинноухий абиссинец, а настоящий помоечный кот, рожденный в обычной семье.
Его папаша воспитанием детей не занимался, он был выше этого. С утра до вечера лежал на горячих камнях и мечтал о чем-то беспредметном. А по ночам, стряхнув дремоту, потягивался грозно, и, светя глазами, удалялся. Приходил на рассвете, с веселым ободранным видом – и снова погружался в меланхолию. А мамаша была на хозяйстве. Правда, не всегда заботилась о детках. То яростно выкусывала блох и устраивала общую головомойку, то исчезала на несколько дней, оставляя котят без присмотра. Они расползались, пищали, тыкались в стенки корзины, им становилось страшно и хотелось есть.
В конце концов мамаша прогнала папашу и занялась устройством личной жизни. Котята остались одни. А нравы в горном Мурчалое строгие; здесь чужим слезам не верят и слабому за просто так не помогают. Маленький Мурчавес жалобно мяукал, клянчил, но никто ему еды не подавал. Наоборот, дразнили попрошайкой – и шпыняли.
И тогда, поголодав неделю, он придумал отличный сценарий.
Спустился на берег, спрятался за гладким валуном.
Вскоре на дороге появились пепси-которцы. Впятером они тащили крупного кальмара, зажав его пупырчатые щупальца зубами и растянув, как морскую звезду на распорках. Кальмар болтался в воздухе и вращал огромным верхним глазом, в то время как маленький нижний был плотно зажмурен. Юный Мурчавес подпустил процессию поближе и вскочил на добычу верхом. Кальмар зажмурил оба глаза и попрощался с жизнью. Коты возмущенно мотали хвостами, но не разжимали зубы: им было жалко выпустить такую вкусную добычу. Уцепившись когтями за голову, он быстро-быстро перегрыз тугое щупальце, оно оторвалось, Мурчавес подхватил еду – и был таков.
Кальмара хватило на месяц. Под конец он даже стал припахивать. А потом Мурчавес героически обчистил склад. Дождался сильного ночного ливня, когда охрана бодро спряталась в укрытия, и утащил десяток вяленых мышей.
С тех пор он промышлял разбоем и кражей. И никогда уже не голодал. О нем слагали мифы и легенды; которцы боялись знаменитого грабителя, а мурчалойские гордились земляком. Все считали его безоглядным котом, совершенно чуждым созерцания. И никто, кроме Муфты, не знал, что больше всего на свете он любит слушать волны, раздумывать о суете кошачьей жизни и грустить.
И вот однажды он спустился на пустынный берег. Подбородок положил на круглый камень, хвост распушил – и стал раздумывать о странной связи между лаской – и боязнью. Каждый знает, что в самый разгар сладострастных мурчаний кот обязан вдруг насторожиться, выпрямить упругий хвост и прыгнуть в сторону. Или спрятаться от ужаса в кусты. Или залезть под кровать, чтобы смотреть оттуда круглыми глазами. Потому что иначе – не в кайф. Недаром у котов есть правило муравчика: «Бояться и мурчать – мурчать и не сдаваться».
Мурчавес представлял себе, как бог сажает его на колени, запускает в шерсть свои божественные пальцы, а он – тарахтит и страшится. Тарахтит, потому что приятно. Страшится, потому что помнит про опасный веник. И внезапно до Мурчавеса дошло: так вот чем занимался бог! Он дарил котам и страх, и ласку. Давал расслабиться и заставлял насторожиться. Но бога больше нет и вряд ли будет, а правило муравчика осталось. И коты на самом деле ждут не бога, а Любого, Кто им подарит Ласку и Боязнь. Вернет Восторг и Ужас. И кто сказал, что это будет не Мурчавес? Кто?!
Сердце стало больно стукать в грудь. Усы распрямились, затвердели, кончики их мелко затряслись. Неужели эта счастливая мысль никому не приходила в голову? Он первооткрыватель? Он герой? Нужно было срочно что-то предпринять – иначе сердце разорвется от восторга. И Мурчавес припустил к тому зеленому холму, внутри которого остался Рай. Он не знал, зачем ему туда, но так велел инстинкт. Бежать, лететь без остановки, преодолев животный ужас перед Раем.
Добежав, остановился, изумленный. Никакого лаза не было; сплошной кустарник, оплетенный вьюном и колючкой. Как змеиный клубок. Или перекати-поле. Тогда он начал рвать зубами сросшиеся стебли, делал шаг вперед, и снова, снова. Снизу пахло высохшей землей, гнилыми листьями, сверху – недозрелым кислым виноградом; солнце, с трудом пробиваясь, светило зеленым; всюду деловито ползали жучки, жужжали мухи.
А Мурчавес упрямо торил себе путь.
Наконец, он уткнулся головой в препятствие. Разгреб. Обнаружил старые ступени с обколотыми, рваными краями. Как гимнаст, уцепился за крупные стебли, подтянулся и оказался на площадке перед дверью с огромным висячим замком. Попытался вскарабкаться сбоку, но на окнах висели ребристые ставни. «Бояться и мурчать, мурчать и не сдаваться!» – повторяя правило муравчика, Мурчавес стал искать решение. И обнаружил, что в двери имеется отверстие. Низко расположенное, прямоугольное, как будто бы нарочно выпиленное для кота.
