Елена Сазанович - Это будет вчера
А Фил просто подошел ко мне сам. Широко улыбнулся и протянул руку.
– Мне нравятся твои работы, старик. Я тебе желаю удачи.
И я поверил правде только его слов. Так завязалась наша Дружба. Дружба совершенно различных людей по характеру, по темпераменту, по отношению к жизни.
И сегодня ночью я только Филу мог показать свои работы. Только ему доверить вершину своего мастерства. Он приехал, как я и ожидал. И совсем скоро.
– Чертовски рад тебя видеть, старик! – заорал он с порога. – При ночном свете ты выглядишь лучше, поверь.
– Привет, Фил, – я крепко пожал его руку.
Выглядел он, как всегда. И я в глубине души завидовал его внешности тоже. Хотя по красоте был выше его на две головы. Он, юркий, невысокий, длинноносый, почти некрасивый обладал удивительным обаянием, покоряющим окружающих. Он никогда не носил костюмы, галстуки и темные очки. Небрежный, рваный, даже неопрятный, он все равно умел покорять всех. И это меня даже раздражало. Потому что я так жить уже не мог.
– Ну, и чем ты порадуешь? – широко улыбнулся Фил и хлопнул меня по плечу. – Не сомневаюсь – очередным шедевром?
– Ты угадал, Фил. Я сейчас проявляю одну любопытную пленку. Поверь, это очень для меня важно. И твое присутствие мне просто необходимо.
– Прекрасно! А я в это время с твоего позволения выпью, идет?
Я поморщился. Мне тоже чертовски хотелось выпить. Но я уже жить так не мог.
– Валяй, Фил. Ты знаешь, где бар. Все для тебя.
Он мигом очутился у бара. И вытащил бутылку коньяка.
– О! Григ! Ну, у тебя и запасы! Я такого лет сто не пил. А, возможно, и никогда. Обожаю коньяк.
Я тоже обожал коньяк. Но вот уже несколько лет к нему не прикасался. Но из чувства какого-то мазохизма всегда его покупал. И мой бар был полностью набит спиртным.
– А какая закуска! Ну, ты даешь!
Фил уже бесцеремонно копошился в холодильнике, вытаскивая копченую рыбу, сыр, креветки. При этом причмокивая языком и облизываясь. Похоже, до великого искусства ему не было никакого дела. Он, как ребенок, радовался одной минуте, в которую ему протянули конфетку. Наконец Фил повернулся ко мне, словно только что вспомнил о моем существовании.
– Не присоединишься, а, Григ?
Я отрицательно покачал головой.
– Я проявляю пленку. А ты смотри, не нажрись до моего прихода, Это, поверь, очень важно.
– Я и не сомневаюсь в этом.
А я вот сомневался, что для него вообще существует такое слово, как важно. И пока решил Григу не рассказывать о нашей случайной встрече с Ольгой. Мне захотелось сразить его наповал. Потому что, несмотря на его чудовищное легкомыслие, он как никто умел по достоинству оценить прекрасное. И главное – он не умел лгать.
Во время работы меня охватило странное волнение, слабость до тошноты. Но я трудился, как машина, с необыкновенной точностью, аккуратностью, не допуская ни малейшей ошибки.
С пленкой в руках я зашел к Филу. Он уже успел опустошить полбутылки, и его зеленые глаза блестели в полумраке.
– Фил, я очень волнуюсь. Взгляни ты, Фил, – и я протянул пленку.
Он, не включая дневной свет, долго рассматривал пленку, наморщив лоб.
– М-да. Качество великолепное. Я всегда знал, что ты гениальный фотограф. Но такие странные кадры… Что-то непонятное на них. Ты знаешь, у меня даже дрожь пробежала по телу. Какую душу на сей раз ты решил разделать, мой дорогой коллега?
– Это пока секрет. А сейчас я сделаю эти снимки.
– Ты не хочешь даже взглянуть на пленку?
– Я не хочу подготовительного этапа, Фил. Мне нужен внезапный взрыв.
– Смотри не ошибись, – и Фил серьезно на меня посмотрел, что ему было несвойственно.
– Одно из моих главных достоинств – это то, что я давно не ошибаюсь. Все свои ошибки я похоронил в прошлом.
И я прикрыл за собой дверь, оставив его растерянного с бутылкой наедине. А сам принялся за работу. Я сделал на маленьком клочке бумаги пробный снимок. Качество действительно вышло превосходное. И превзошло все мои ожидания, и дальше, уже как робот, твердой, точной рукой я печатал один за одним снимки.
Это было странно, но впервые за мою работу я не мог взглянуть на фотографии. То ли страх сковывал меня, то ли предчувствие скорой победы. Так или иначе, волнение, заполнившее меня не оставило мне шанс посмотреть на проделанную работу. И я, бросив снимки в закрепитель, тут же направился к Филу. Я был бледен, руки мои слегка дрожали. И на шее заметно пульсировали вены.
– Что с тобой, старик? – округлил свои кошачьи глаза Фил.
– Фил, я уже не могу. Пойми меня. Я сделал все, что мог.
Теперь очередь за тобой. Ты должен завершить все. И ты первый должен взглянуть на них.
– Выпей, старик. И поверь, вскоре все станет на свои места.
– Я не пью, – Фил, – сквозь зубы процедил я. – Мне так хотелось выпить.
– Ты хочешь долгой жизни, Григ? Я угадал?
– Тут нечего угадывать, Фил. Я считаю – этого хочет каждый.
– Но каждый при этом живет по-своему. И живет сколько ему отпущено. Ни больше и ни меньше. Наверно так, как подсказывает сердечко.
– Мое сердечко мне подсказывает не пить. Я не хочу терять удачу! Не хочу терять этот дом, не хочу терять ощущение реальности, черт набери: Я не хочу летать над землей. Я хочу чувствовать почву под ногами.
– Ну, во сне ты хотя бы летаешь? – усмехнулся Фил и залпом выпил очередную рюмку.
– Мне давно не снятся сны. И в этом я тоже счастлив.
– А мне вот частенько снятся кошмары.
– Поверь, ты сам к этому подошел.
– Но иногда я вижу удивительные, легкие сны. И поверь, ради них стоит спать!
– Я сплю исключительно ради отдыха. В отличие от тебя, я много работаю, Фил.
Он поднял на меня уставший, поблекший взгляд. Его лицо после выпитого осунулось, побледнело и все-таки, черт побори, не утратило своего природного обаяния.
– Ты всегда прав, Григ. А я – никогда. Может быть, поэтому ты и стал моим лучшим другом. Твоя правота как-то компенсирует мои бесконечные ошибки.
А я в свою очередь подумал, что его бесконечные ошибки, которым я в глубине души завидовал, как-то компенсируют мою правильную запрограммированную жизнь. Но вслух этого я не сказал.
– Ладно, Фил. Уже время. Иди ты первый. Взгляни на них. Фил с готовностью кивнул. Широко улыбнулся. И подмигнул блестящим кошачьим взглядом.
– Все будет класс, старик. Главное – ты не волнуйся.
Его не было очень долго. Как-то слишком долго. И не волноваться было выше моих сил. И я решительным шагом вышел из кухни. Фил сидел на полу перед ванночкой, схватившись за свою лохматую голову. Я раньше никогда не видел таким Фила. Его подбородок дрожал. На его бледном лице застыл ужас. И его зеленые глаза тупо смотрели на плавающие фотоснимки.
– Фил! – мой голос дрогнул.
Он медленно повернул голову и так же тупо уставился на меня.
– В чем дело, Фил? – почему-то, прошептал я. Но он по-прежнему не ответил.
И я не выдержал. И бросился к ванночке. И схватил первую попавшуюся карточку.
– Нет! – выкрикнул я и тут же ее бросил. – На! – И попятился к двери, закрыв лицо руками. – Этого не может быть! Это не правда! Нет! Нет!
– Кто это, Григ? – услышал я приглушенный голос Фила, словно издалека. И опустил руки.
– Кто это, Григ?
Но я ответить не мог. К тому же в дверь внезапно раздался громкий настойчивый стук. И я с ужасом смотрел на свою дверь, словно за ней скрывалось что-то для меня страшное.
– Откройте! Немедленно! – послышался властный мужской голос.
Фил тяжело поднялся и направился к двери.
– Не открывай, Фил, – обессилевший, опустошенный прошептал я и опустился на пол. Но Фил не услышал моей жалкой просьбы.
И дверь распахнулась. И я услышал громкие решительные шаги. Я уже знал, зачем пожаловали эти гости. Но по-прежнему не мог в это поверить. И боялся поднять на них глаза.
– Вы, если не ошибаюсь, Григорий Гордеев, – услышал я женский голос. И мне он показался до боли знакомый. Словно совсем недавно я его слышал. И я поднял уставший взгляд. И тут же вскочил с места.
– Ольга! Я знал, что вы придете, Ольга! Вышло какое-то недоразумение. Какой-то ужас! Объясните мне все наконец, Ольга!
Она выглядела, как всегда, ослепительно. Черноволосая, чернобровая, в длинном до пят плаще и шелковый шарф небрежно заброшенный за плечо. И как всегда – холодна.
– Извините, – она пожала плечами. – Но я с вами не знакома. Меня, действительно, зовут Ольга. Но вы, видимо, другую женщину имеете в виду.
Я резко отпрянул от нее. И с ужасом разглядывал ее лицо. Лицо, которое я совсем недавно фотографировал.
– Это ложь. Вы – Ольга. И я вас несколько часов назад снимал на пленку. Вы были вот здесь. В этом доме, – я говорил сбивчиво, взволнованно и мои глаза горели бешеным огнем. – Вы – Ольга. Вы пили мое вино. А потом поцеловали меня. Вы меня поцеловали до боли. Я этот поцелуй никогда не забуду.
– Ольга – ваш адвокат, – услышал я хорошо поставленный мужской голос. И резко обернулся.
И только теперь заметил ее спутника, прислонившегося к стене. Он был очень красив, по-моему чересчур красив, чересчур дорого и элегантно одет. Так, что даже я, забыв про свое положение, позавидовал его внешности. Утонченные черты лица, широкий подбородок, холодные светлые глаза, пронизывающие меня насквозь. И холодная вежливая улыбка.
![Елена Сазанович - Смертоносная чаша [Все дурное ночи]](/uploads/posts/books/154688/154688.jpg)