Евгений Щуров - Это не страшно
– Да дорого все, милый! Это ж полпенсии отдать надо.
– А жить-то еще хочется?
– Да надо бы еще пожить! – вздыхает Стасюк. – Вот бы голова не кружилась.
– А давайте мы Вам в мозг новые молоденькие сосуды вошьем, без бляшек холестериновых? Хотя, через год, вы их снова макаронами, картошкой да жирными куриными потрохами испортите. Бесполезно!
– Ну, Вы хоть покапайте меня; я, знаете, после десяти капельниц прошлый раз месяц себя хорошо чувствовала.
– И только корвалол и глотала… Ладно, ладно, Галина Моисеевна, придумаем что-нибудь.
– Уж покапай меня, милый!.. В долгу не останусь.
«Не останешься ты в долгу, уж знаю, не первый день лежишь, мозги паришь», – думал доктор, плетясь в ординаторскую на свой продавленный диван. Вроде и надоели эти бабульки со своими хворями, жалобами, да без них вообще не прожить – подбрасывают на жизнь, подкармливают слегка: кто денежкой, кто курочкой, уточкой, мяском, яйцами, колбаской, сахаром и прочим съестным. А и то к слову сказать, всегда дома коньячок с водочкой, вино разное, «самогоночка, на фруктах, чистейшая», конфеты шоколадные, мед килограммами. Вообще, лучше бы все это денежкой!.. А денежка, почему-то раз на раз не приходится: то густо, то пусто, рассчитать бюджет невозможно.
Ещё в советские времена сердобольная медицина подсадила наш народ на жесткий фенобарбитал, основной компонент валокордина, корвалола, валосердина и прочих «сердечных» препаратов. Наши старики килограммами выпивают этот фенобарбитал (препарат психиатрических отделений, снотворный, тормозящий волю и возможные эпилептические припадки). Раньше им эпилепсию и лечили. Сейчас лечат все подряд. Вне России лекарство, содержащее фенобарбитал, без рецепта не купишь. Мы же плодим фенобарбитальных наркоманов, сознательно. Тоже, видимо, политика государства: трудно стало кормить армию пенсионеров. Инвалидам выдают бесплатно лекарства самые дешевые, без учета все-таки прогрессирующих медицины и фармакологии. Чтобы тоже быстрее сбросить баланс бюджетной нагрузки?
– Наташа! Поставь Стасюк «полярку», пусть порадуется. Да амитриптилин, по 12 с половиной, три раза, не забудь. Я запишу.
– Только быстрее историю отдайте, записанную, мне в шесть смену сдавать, а то будете тянуть до последнего, знаю я Вас.
– Не ворчи, а то ещё кого подложу.
Насколько доктор не суеверен, в отделении творится какая-то бесовщина: скажи запретную определенную фразу – обязательно произойдет как всегда и как не надо; общение врачей и среднего медперсонала или сводится к минимуму или всегда произносятся одинаковые слова, как заклинания: не напомнит Наташа доктору, чтобы быстрее историю болезни написал, не будет над душой стоять – точно, к концу её смены «скорая» тяжеленького привезет. Вспомнит кто вскользь: что-то давно у нас Пукина не лежала – ровно через час звонок из приемного: Пукину привезли, придите посмотреть. Слова «давненько у нас никто не помирал» вообще под запретом; кто вдруг ляпнет – в один день «закон парных случаев».
Глава вторая
Вперед, на диван! Люблю я вас, воскресные дежурства! В будни толпы озабоченных сбитых с толку медработников среднего звена носятся взад-вперед исполняя распоряжения старших по званию. В воскресенье все по-другому. К инструментальным обследованиям готовить никого не надо, клинические анализы крови с утра кромешного не берут, гладкие бутылочки с растворами для внутривенных капельных инъекций, как снаряды, уже заряжены и ровными, красивыми блестящими рядами теснятся на стерильных столиках, ожидая своей участи воткнуться иглой в склерозированную старостью вену и излиться в дряхлеющий организм, подпитав противоестественным образом живительной влагой. Сколько раз доктора говорили своей геронтологии: пейте жидкость через рот, полтора литра в день и больше, у кого нет противопоказаний. Все без толку! 200–400 миллилитров, но через вену! Как же – лечение! Потерянное поколение больных. Пытались назначать капельное введение препаратов по показаниям: сколько было жалоб главному и в «страховую»! Отказались, только бы жалоб не было. Мы – сфера обслуживания. Бейте нас по головам всех и всем, чем попало. А насколько приятно врачу, с верхним образованием, чувствовать себя «сферой обслуживания», как продавец за прилавком продуктового магазина, рыбного, овощного, официант в ресторане и еще много каких фантазий на эту тему.
Любит Иван Николаевич воскресные дежурства! Коллеги завтра с постными лицами потянутся на работу с тоской отгоняя мысли о целой рабочей неделе впереди. А ты с утра воскресенья уже на работе: начальства нет, сестры расхлябаны, не шугаются от глаз всякого вида начальства, которое отдыхает, больные спокойнее, истерик заметно меньше: демонстрировать-то свою немощь некому, дежурные врачи стараются прятаться по своим ординаторским, а то и прятаться в реанимацию, потягивая пиво и жуя семечки.
Воскресные дежурства чреваты другого рода неприятностями: наш народ как привык? Ну, заболело, а вдруг пройдет? А оно не проходит. Ну, еще подождем. А оно не проходит. Вечер уже, а дома-то уже страшновато оставаться и – куда? На прием к дежурным врачам! Вот вечером и начинается амбулаторный прием, почище, чем в поликлинике. До 22–23 часов дежурные врачи со скрежетом зубовным отфутболивают хроников, паникеров, депрессиков. И только после 23 начинается настоящая ночная больничная жизнь: идет перемешивание отделений по половому и алкогольному признакам. Дежурство с 31.12 на 01.01 – совершенно особый случай! Это действо вкратце можно охарактеризовать как замедленное оказание экстренной медицинской помощи легкораненными врачами и медсестрами.
Дежурство в разгаре, доктор лежит на своем продавленном диване, вечер. В дверь ординаторской постучали.
– Да! Войдите! – кричит док, не вставая со своего места.
В ординаторской оказываются средних лет женщина и мужчина, негромко спрашивают:
– Вы Иван Николаевич?
– Точно, – ответил док, поднимаясь с дивана.
– Простите, что помешали отдыхать.
– Ну, что Вы! Просто прилег, еще до завтрашнего вечера работать.
Было заметно, что посетителям неловко начать разговор, ради которого они пожаловали. Мужчина выглядит довольно импозантно, с холеным, добрым лицом, без тени заносчивости. Женщина весьма миловидна, стройна, невысока, на лице и шее мелкие морщинки выдают возраст: за 50. «На жалобщиков не похожи, так, может рублем одарят за присмотр за родственником», машинально подумал док.
– Иван Николаевич, простите еще раз, – начал мужчина. – Мы насчет Миловановой, Екатерины Григорьевны, у Вас, в пятнадцатой лежит.
Док мгновенно вспомнил тихую, но полностью выжившую из ума, довольно чистенькую бабулю, кажется, 1922 года рождения, с постоянной формой фибрилляции предсердий. Бабка входила в ту категорию 75 % пациентов, которые практически не нуждаются в стационарном лечении, а только в адекватном домашнем уходе и наблюдении участкового терапевта.
– Вполне сохранная бабушка, давление нормальное, ритм нарушен, уже очень давно, но его частота за рамки допустимых параметров не выходит, пациентка нуждается только в уходе, коррекции поведения и приеме антиаритмических препаратов.
Мужчина и женщина немного помолчали, помялись, не зная, как продолжить разговор. Наконец, женщина начала:
– Видите ли, доктор, мы живем не здесь, достаточно далеко, нам трудно часто посещать маму, а сиделки от нее отказываются. Месяц-два ее терпят, затем уходят, не выдерживают. В дом престарелых не берут, там столько формальностей и ужасная очередь.
– У нас вопрос другого плана, – вступил в разговор мужчина. – Меня зовут Виктор Петрович, жена – Анна Николаевна, извините, сразу не представились. Вопрос в том, сколько мама еще сможет прожить, только честно?
– Ну, знаете, дорогие мои, на все Божия воля! На сегодняшний момент я, например, не вижу причин в скорой смерти, нет никаких объективных медицинских предпосылок. Вот и говорю – на все воля Божия. Вообще христианин должен умирать дома…
– Мы можем забрать ее домой? – спросила Анна Николаевна.
– Конечно! Рекомендации по лечению я дам, а дальше пусть участковый наблюдает, и психиатр.
Женщина и мужчина замолчали, переглянувшись. Виктор Петрович откашлялся.
– Можно мы присядем? – спросил он.
– Да, конечно, извините, что не предложил, присаживайтесь. Чай, кофе?
Анна Николаевна сглотнула слюну.
– Если можно, кофе. Мы Вас не отвлекаем?
– Что Вы! Не переживайте, вызовут – подождете здесь. Вы же о чем-то хотите со мной побеседовать?
– Да, Вы правы, – сказал сдавленным голосом мужчина.
– Ну, тогда сначала кофе! – Турчин вдруг оживился от странности ситуации и с нетерпением ждал ее развития, хотя и с некоторой опаской, слишком таинственно вели себя посетители.
Он включил общественный «Тефаль» и стал расставлять кофейные приборы. На столе появились сахар, кофе, Анна Николаевна достала из сумочки небольшую коробку шоколадных конфет.
