Виорэль Ломов - Неодинокий Попсуев
Сергей терпеливо слушал, поддакивал приме, и после того, как она попросила дружеского участия, с готовностью откликнулся:
– К вашим услугам, сударыня!
– Мы должны с вами сдружиться. У нас это получится. Чую всеми фибрами. Есть сродство душ. Как это у вас в электротехнике – химическое сродство электронов?
– Позитронов.
– Позитронов. И общий взгляд на вещи. Вы так понимаете меня!
– Изольда Викторовна! – крикнули в конце коридора. – Вас Консер!
Крутицкая обворожительно улыбнулась Попсуеву и, грациозно качнувшись, направилась к главрежу. Каждый шаг актрисы можно было выделить в отдельное произведение искусства и в рамку. А сама просто летящий электрон, неисчерпаемый как атом, ищущий очередной позитрон, который от встречи с ней аннигилирует к чертовой матери, а попросту исчезает за плинтусом. «От бедра!» – хотелось в восторге крикнуть, глядя на нее, как в авиации: «От винта!» Ей-богу, сотни мужских торсов не стоят одной ее лодыжки, а сотни извивов пропеллера – одного изгиба ее идеального бедра!
За поворотом закричали. «Как же тут интересно, – подумал Попсуев, – как в лесу. Похоже, на вахте орут. Так и есть».
– Где слесарь? Где этот чертов слесарь? – орала вахтерша за столом. – Да что же это такое: как кого ни возьмут, так алкаш!
– У вас проблемы, сударыня? – подошел Попсуев.
– Проблемы не у нас, проблемы у тебя, – огрызнулась сударыня. – С утра кто обещал устранить засор?
«Значит, ослышался», – подумал он, с досадой отмечая, тем не менее, что атмосфера всеобщей вздрюченности стала его напрягать.
– Есть другие задачи, – бархатисто сказал он голосом Ильи Борисовича.
– В театре одна сверхзадача, – отрезала вахтерша, – не допускать вони!
– О! – только и смог выговорить главный инженер, навсегда усвоив стратегию всякого искусства и его главный (увы, недостижимый) результат.
* * *– А тут что, пожар был? – в стене на месте двери зиял черный проем, внутри было всё черным-черно.
– Да, возгорание, – равнодушно бросил Илья Борисович. – Сгорело пару стульчиков, дорожки, тряпки…
– Просторно, – заглянул вовнутрь Попсуев. На него пахнуло старой гарью.
– Зальчик. Тут два года назад выбирали руководство театра, моего предшественника. Гвалт стоял, народная стихия. Рок-опера.
– «Рок»? – оценил Сергей – А вас тоже выбирали?
Ненашев снисходительно пояснил:
– Зачем же? Через месяц народный избранец ушел, а мне предложили это место.
– По объявлению?
Ненашев не расслышал.
– А что же не ремонтируют?
– Смета есть, вот и займитесь, Сережа.
– Но я не строитель, – остановился Попсуев.
– А это так важно? – поднял брови Ненашев. – Я тоже массовик-затейник.
– Но это же строительство, СНИПы…
– О чем вы, голубчик? Какие СНИПы? Что такое СНИПы? Это внутренняя перестройка: убрали перегородочки, пол бросили, потолочек подшили. Косметика. Архитектор подмахнет, согласовано.
– От внутренней перестройки страна развалилась…
– Сергей Васильевич, вы случайно не коммунист?
– Я сам по себе.
– Смотрите, а то я уж было оробел. Нам тут коммунизма не надо. Да и демократии. Нам нужно одно искусство.
– С его сверхзадачей.
Баварский с нижегородскимНа планерке Ненашев сообщил, что ремонт малого зала его стараниями и талантом главного инженера театра завершен. Попсуев хотел уже спросить, с чего это взял Илья Борисович, что ремонт завершен, если к нему еще и не приступали, разве что разгребли пожарище, помыли да покрасили, но директор мягко пресек дискуссию, попросив завезти со склада кресла и шкафы.
– Видите, какой дизайн, – похвастал Илья Борисович, показывая рекламные проспекты. – Жуткие деньги ушли, будет чем москвичам нос утереть. Шкафы для книг и подарков, а кресла!
В этот день Сергей так и не сумел спросить у Ненашева, к чему такая спешка и как потом с мебелью доводить ремонт до ума. Но на следующий день недоумение рассеялось, когда в коридоре директор подловил его и, взяв за локоток, повел к себе. Растворив огромную фрамугу, Илья Борисович насыпал на подоконник пшено из пакетика. Голуби стали топтаться чуть ли не по его рукам.
– Я решил с ними не бороться, – пояснил он. – Коньячку?
– Благодарю вас. У меня еще поворотный механизм.
– Пустяк! Колесо обождет. Это ж не колесо истории, ха-ха-ха! – Ненашев достал коньяк. Он глядел на Попсуева маслянистыми бусинками черных глаз и, похоже, что-то соображал.
После рюмки-другой отличного коньяку Попсуеву стало тепло и всё безразлично – прошлое, настоящее, будущее. Гори оно!.. «Весь мир – театр». Шелестела жизнь за окном, ворковали и пихали друг друга на подоконнике голуби, ненасытные и злобные…
– Вот, Сергей Васильевич, смета на следующий год, соблаговолите подписать, вот тут.
Попсуев взял протянутые листы.
– Тут ваша фамилия. – Попсуев поднял глаза на директора. Илья Борисович зашмыгал взглядом.
– Фамилия? Мы тут все одна фамилия. Как в Сицилии, ха-ха! Я вас тут провел своим замом. Вот бэфель[12], ознакомьтесь. С минувшего понедельника. Распишитесь – вчерашним, вчерашним днем. А смету подписывайте сегодняшним числом.
Сергей расписался в приказе, стал изучать смету.
– А почему кресла выписываем, шкафы? Мы же завтра завозим их со склада.
– А варум? Цу велхем цвек?[13]
– То есть как, зачем? – Попсуев обескуражено смотрел на Ненашева.
Илья Борисович налил еще коньяку. Сергей обратил внимание, что себе он наливает меньше, чем ему.
– Сереженька, дело в том… ну, за удачу… дело в том, Сергей Васильевич, что завтра мы ничего не завезем… нихтс…
– Не завтра, так послезавтра…
– Зи нихт ферштеен[14], – мягко прервал его Ненашев и доверительно сообщил: – Никогда не завезем. Зачем? Считайте, что они фербреннен, сгорели. Еще до вас. Фойер[15]! Шутка. Бёзенштрайх[16]. Нетих. Фьють. А вам я премию выпишу, за экономию. В этом году сэкономим, без экономии никак нельзя, а завезем в следующем.
– Хорошо, вам виднее, Илья Борисович. Да и это до меня было. А до меня – хоть потоп.
– Логика инженера, главного! Ну, нох айнмаль[17], и по домам. Вы, Сергей Васильевич, сегодня отдыхайте, завтра делайте этот круг. Ауф видер зейн[18].
– Аривидерчи[19], – попрощался Попсуев.
О, Ла Скала! Гуте нахт[20], – приложил к груди пустую бутылку Ненашев.
– На солнечных скалах! Певца из Ла Скала! С улыбкой оскала! Я пылко ласкала! – продекламировал Попсуев и, открывая протянутой рукой двери, вышел вон, не заметив секретаршу, милую особу, про которую говорили, что «всё при ней, даже Ненашев».
– Какой человек! – глядел вслед главному инженеру директор. – Какой матерый человечище! – и, достав новую бутылку, тут же кнопочкой вызвал секретаршу, чтобы поделиться с нею своими наблюдениями.
* * *Попсуев нашел коробку и направился в туалет собрать разбросанные обрезки труб. И тут погас свет.
– Костик? Костя, это ты? – послышался голос примы – его Попсуев уже не спутал бы ни с каким другим. – Ты куда делся?
– Это я, – ответил Сергей, в потемках налетев на открытую дверь.
– Кто вы? – воскликнула актриса. По голосу было слышно, что она раздражена и сильно не в духе. – Это вы? Почему погас свет? Где Консер?
– Кончился, – произнес Попсуев. – Крысу не встретили?
– Крысу? Какую крысу?!
– Серую. Зашла сюда. Из коридора, впереди шла-шла и зашла.
И в это время зажегся свет. Прима с воплем взлетела на стол, но Попсуев успел заметить довольно безмятежное выражение ее лица.
– Где она? – вскричала Крутицкая. – Поймайте ее, уничтожьте!
– Держите, – Попсуев протянул приме коробку. – Накинете ее на крысу, как только покажется.
Актриса с ужасом отбросила коробку, будто она уже была полна крыс.
– Ни за что!
– О, мама мио, за что мне это наказание? Слазьте со стола.
– Не подталкивайте меня! Не хватайте меня за ногу! Я сама.
– Да пожалуйста, пожалуйста.
Актриса села на стол, спустила ноги. Попсуев подхватил ее на руки.
– Да вы откройте глаза, опасность миновала, – сказал он, опуская ее на пол. Прима, однако же, всё еще нуждалась в защите. Сергей поцеловал ее в губы. Она словно ждала этого. «Вот же пиявка», – подумал Попсуев.
– Сладко целуешься! Где тут выход, проводи! – скомандовала актриса.
«Вот я уже и в пажах!» – подумал Сергей.
– Как я тебе? – не удержалась прима от вопроса.
– «Как все причудницы, изящна и умна», – процитировал Попсуев Ростана. – И «я люблю, конечно, ту, кто всех прекраснее!»
В коридоре оказался главреж.
– Костя! Костик! Ты почему оставил меня в этом подземелье одну, на съедение крысам?! – воскликнула Изольда.
– Тебя съешь! Да ты, голубушка, и не одна. Погляди, какой витязь рядом с тобою! Чего ты затащила меня сюда?
– Я? Тебя? Ты же позвал меня!
– Хорошо, я, – согласился Консер. – А теперь тебя, звезду, зову наверх, к звездам. Удачи, Сергей Васильевич!