Ольга Погодина-Кузмина - Адамово Яблоко
– Да я и грязным вытрусь. Ой, я уже такая пьяная… Только вы не начинайте без меня!
Рослик тоже поднялся, начал убирать вещи с кровати.
Взгляд Георгия застрял на мушиной липучке, свисавшей с люстры. Он сообразил – патологический чистюля Рослик повесил ее, чтоб уловить двух осенних мух, которые теперь трепетали рядышком в агонии, сцепив поломанные лапки и крылья.
Ромео, что лежит здесь мертвый, был с покойною Джульеттою обвенчан…
– Приятно тебя видеть, – проговорил он, обращаясь к Рослику, прикуривая новую сигарету. – Отлично выглядишь.
Тот молчал, нервно лязгая вешалками в шкафу. Его спина с выступающими лопатками двигалась очень выразительно.
Георгий подошел, обнял его сзади и хотел поцеловать, но Рослик отстранился довольно резко.
– Почему? – спросил Георгий Максимович, вспомнив тираду про «полноценные отношения» геев в Европе. – Нашел мне замену?
– Ты меня спрашиваешь? А ничего, что ты пропал на три месяца без звонка и объяснений?! Я уже на вашем сайте корпоративном смотрел – может, застрелили генерального директора? Или наконец посадили за хищения? Нет, жив, здоров, дает комментарии.
– Ладно, хватит критики! Я отсутствовал по уважительной причине.
– По какой же, интересно знать?
– Я влюбился. И хочу найти в тебе сочувствие.
Рослик издал сухой язвительный смешок.
– Неужели же тебе наконец кто-то не дал?!
– Мимо.
– Очень жаль. И кто он? Мальчик-модель, у которого хватило мозгов поломаться чуть дольше других?
– Да нет, он не ломался, – Георгий хрустнул кусочком льда, оказавшимся во рту вместе с глотком виски. – Ничто не предвещало роковой развязки. Просто секс без обязательств.
– Ну и?.. Тебе же, кажется, больше ничего и не нужно?
Ростислав повернулся, опершись спиной о шкаф, сложив руки на груди.
– Ты как всегда меня переоцениваешь. Не такое уж я животное. Хотя временами чувствую себя, как эта муха в сладком клее. – Георгий кивнул на липучку. – Ему семнадцать лет.
– И где тут роковая развязка? – поинтересовался Рослик. – Он подал заявление в милицию и хочет денег?
– Нет, он спит с моим компаньоном. Может, и не только с ним.
Рослик снова хмыкнул.
– Странно, а чего ты ждал? Как будто бывает по-другому?
– Да, я понимаю, – кивнул Георгий. – Но злит ужасно. Увидел его вчера, случайно, первая мысль была – подойти и отхлестать по щекам.
Рослик вылил в свой стакан остатки виски, разбавил кока-колой.
– Мы что, уже прикончили литр? – удивился Георгий.
– Долго ли… Сам глотаешь чистый, как чай. Если хочешь, в холодильнике бутылка вина. Мне с Сицилии подарок привезли. Или можно покурить. Есть трава хорошая.
– Давай вино, давай траву, – решил Георгий, стягивая галстук. – Откуда, кстати? Из Амстердама?
– Я не больной через таможню везти. Правда, трубку там купил.
Рослик принес вино и какую-то особую трубку, напоминающую реторту для химических опытов. Заодно постучал в дверь ванной застрявшему там Севочке. Тот появился в комнате в одних полурасстегнутых джинсах, надетых, судя по всему, на голое тело, сразу прыгнул на кровать.
– Я думал, Звягинцев, тебя тут уже в третий раз девственности лишают, а они пыхают… э, мне-то дайте!
Пить крепленое вино после виски было крайне неразумно, но Георгий разлил марсалу по стаканам. Рослик раскурил трубку и передал по кругу.
– Я один раз так накурился, что идти не мог, – задумчиво сообщил Севочка. – Когда выпускной был в училище. Меня до автобуса Клочкевич тащил. Мы с ним даже целовались.
– Не стошнило? – покривился Рослик.
Тот хмыкнул.
– Георгий Максимович, а вы верите в любовь с первого взгляда?
– Это к чему? – спросил Георгий, наконец чувствуя, как виски, вино и конопля закружили хоровод в его черепной коробке.
– Так, интересно. Мне тут сказал один, что любовь – это просто слово из шести букв, излишне нагруженное значениями. А я вот верю, – после паузы добавил Сева. – Вы не смотрите, что я некрасивый. Зато талантливый. Особенно в сексе.
– Он, главное, приезжает ко мне и говорит – я влюбился! – воскликнул Рослик, который тоже вдруг оказался изрядно пьян. – Да пошел ты, Измайлов! Как будто ты знаешь, что такое любовь.
Пересиливая головокружение, Георгий взял в свои его холодные руки.
– Хорошо, детка, только не кричи.
– Любовь – это очень больно, вот здесь, внутри, как будто тебя ест злая крыса! – Рослик вырвал руку и толкнул его в грудь кулаком. – А ты – самодовольная скотина с толстой шкурой. Ты даже ни разу не пробовал покончить с собой!..
Немного обескураженный этой филиппикой, Георгий Максимович попытался погладить его по голове, но тот уткнулся лицом в диванную подушку и заплакал, сотрясаясь всем своим худым узким телом.
– Почему ты такая скотина? Ты хоть знаешь, Измайлов, что сломал мне жизнь?!
Севочка уже дремал, вытянувшись на кровати, с погасшей трубкой в руке. Глядя на него, Георгий пережил приступ дежавю – угнетающей уверенности в том, что сидел уже когда-то на этом ковре, смотрел на плачущего Рослика и чувствовал только равнодушие и легкую дурноту. Дальнейшее развитие событий представлялось достаточно ясно: что бы он ни сделал сейчас, наутро будет муторно и стыдно, и значит, можно делать почти все.
Поднявшись, Георгий отыскал среди одежды, аккуратно развешанной в шкафу, свой пиджак. Включил телефон и набрал номер.
Игорь сразу снял трубку, словно ждал звонка.
– Это я. Ты спишь?
– Нет, – ответил мальчик.
– Я сейчас заеду за тобой.
Тот заторопился.
– Подожди, я не дома, я у Дениса. Я поругался с теткой…
– Ты с Марковым? – приставив к холодной стене кулак, спросил Георгий Максимович.
– Нет, – пробормотал тот упрямо и обиженно. – Можешь не верить… Он правда меня просто подвез тогда… Ничего не было.
Его голос звучал так чувственно и близко, словно они оказались рядом в постели.
– Ты, конечно, врешь, но пусть. Бери машину и приезжай на Мытнинскую. Я там буду через полчаса.
Рослик умывался над раковиной. Георгий обнял его сзади и поцеловал волосы, пахнущие цветочным одеколоном.
– Собирайся, поедем ко мне.
Глаза у него были пьяные, мутные, словно студень.
– А Севка? – пробормотал он. – Я его не оставлю. Он встанет и подожжет мне квартиру.
Собственное лицо в зеркале – бледное и обрюзгшее – показалось Георгию чрезвычайно неприятным. Он умылся ледяной водой, сильно забрызгав рубашку на груди.
Одеваясь, Рослик напомнил:
– А Севка?
Георгий вернулся в комнату, завернул безжизненного Севочку в плед, взвалил на спину. Рослик еще сообразил сунуть в пакет вещи приятеля – свитер, куртку и ботинки. И словно опомнился, уже стоя в дверях.
– Как ты сядешь за руль? Ты же на ногах не стоишь!
– Я вызвал такси, – успокоил его Георгий. – Лучше помоги загрузить его в лифт.
На улице накрапывал дождь, но машина уже подъезжала к подъезду.
– У вас там что, труп? – спросил таксист.
– Труп, – подтвердил Георгий, укладывая Севочку на заднее сиденье. – Нам нужно на Мытнинскую набережную, это сразу напротив Петропавловки, я покажу.
Рослик сел рядом с Севой, придерживая его голову.
– Господи, Измайлов, как я устал от всего этого, если бы ты знал! Я уже твердо решил – хочу уехать отсюда. Найду себе какого-нибудь спокойного немца лет пятидесяти. А что? Буду там преподавать, у них наши специалисты ценятся. Разведу цветы… Зачем мне этот гнилой мертвый город? Тут нельзя жить, хорошо только сдохнуть!
Игорь стоял у въезда в арку – продрогший, с голой шеей, в безобразной вязаной шапке. Георгий подошел к нему, ощущая в груди какой-то клокочущий кипяток – ненависть и одновременно жгучее желание.
– Замерз?.. Ничего, сейчас согреешься. Познакомься, это Рослик… Ростислав Евгеньевич, мой давний и очень близкий друг. А это еще один наш приятель… и пойдем.
Таксист помог внести Севочку в подъезд, где тело принял невозмутимый консьерж.
Оказавшись в квартире, Георгий сразу прошел в кухню, открыл бутылку коньяка, налил и выпил. Он действовал машинально, не зная, что сделает в следующую минуту.
– Я тоже хочу выпить, – заявил Рослик, отбирая у него бутылку. – И кофе. И нужно поесть.
– Конечно, детка, всё для тебя.
Распахнув холодильник, Георгий начал выкладывать на стол сыр, ветчину, помидоры.
– Да, нужно поесть… Это просто необходимо. Только подожди минуту…
Он взял Игоря, так и не снявшего своей шапки, за руку и повел в хозяйственную уборную, где хранились чистящие средства и необходимый домашний инвентарь – гладильная доска, пылесосы, стиральная машина.
– Ну, что ты мне скажешь, малыш?
Мальчик смотрел на него испуганно и пристально, словно не узнавая.
– Давай скажи, как ты скучал. Как ты меня любишь и хочешь.
Он отпрянул было, но Георгий обхватил руками его голову, прижался лбом к его лбу и зашептал:
