Маша Трауб - Современные рассказы о любви. Адюльтер
– Какое избиение?
– Ты передо мной Ваньку не строй, – разозлился опер. – Они хотели, чтобы Оля и Васька выступили свидетелями, что будто бы ты проговорился им про избиение Хоря. А Королева чтоб рассказала, что ты на нее глаз положил. И поэтому гонишь на Ангела.
– Только «глаз положил»? А почему не изнасиловал?
– Не знаю. Могли не поверить. Она же проститутка, – отмахнулся Мишка.
– А ты откуда все знаешь?
– От агентуры. Ты же их тоже доил. Кешу Панова помнишь? Думаешь, он только тебе сливал?
– Думал, да.
– И не надейся, – первый раз улыбнулся Мишка. – Есть «козы» по нужде, а есть «козы» по жизни. Кеша – «по жизни». Короче, копали под тебя конкретно. Сидеть не пересидеть.
– И что же помешало?
– Я помешал, – гордо сообщил сыщик. – Сказал, что жизнь положу, но их изведу. Убеждал, что ты им уже не помеха. Короче, говна наелся по самые уши. Просителем к этому щенку ходил.
– А как следствие по поселковому убийству?
– А никак! Скоро Ангел будет всем поселком рулить. Мне уже шеф намекнул, чтоб я хвост поприжал и до Ангела не докапывался.
– А ему-то зачем? На окладе, что ли?
– Нет. Просто преступность в поселке резко снизилась, и ему это нравится.
– А если ты ему принесешь улики на Ангела?
– Тогда другое дело. Но где их взять?
– Не знаю, Миш. Это твой хлеб.
– Слушай, что ты знаешь про Олю? Что происходило перед твоим отъездом?
– А тебе-то что? Пусть ловят стройбатовцев. Это ж не твоя «земля».
– Ольга была свидетелем против Ангела. Ее, как и ту, первую, изнасиловали и убили. И никаких биологических следов.
– Чего?
– Спермы не было. Представляешь стройбатовцев, орудующих в презервативах?
– Если б на неделю раньше, нашлись бы следы. Мои.
– Чего? – не понял Мишка.
– Я ее любил, – сказал Федор. И, застонав, закрыл лицо руками.
– Набрался приятель, – суетливо объяснил подошедшей официантке Мишка. – Пошли, дорогой. – Он оставил деньги и потащил Федора к выходу.
Потом сидели в парке Горького. Прямо на прогретом бережку.
– Я его все равно посажу, – сказал Мишка.
– Не посадишь, – уже спокойно сказал Федор.
– Это почему же?!
– Он раньше умрет.
– Не вздумай! – вскипел сыскарь. – Даже мысли выкинь! Либо сдохнешь, либо сядешь! Знаешь поговорку: не умеешь – не берись?
– Я сумею, – сказал Федор.
15Вечерняя школа была на краю поселка. Дальше – довольно большой лес.
Ангел вышел из школы уже в темноте, последним – взялся за ум, до аттестата осталось совсем немного, – и почти сразу наткнулся на Федора. Тот стоял в сторонке, в тени дерева, и вышел, лишь увидев Симакова.
– Привет, – сказал Федор.
– Привет, – вежливо ответил Ангел.
– Поговорим?
– С удовольствием.
– В лесок?
– Запросто.
Никем не замеченные, прошли в лес.
Три месяца назад Ангел ни за что не пошел бы с пугавшим его Федором в одиночку, без сопровождения. Но теперь Симаков его не боялся. Ему теперь иногда казалось, что он вообще никого не боится.
Свидетелей нет. Биологических объектов нет. Подозрения не подтвердились. Хорь почти поправился. А Лось и вовсе не болел. И еще было десятка два желающих за него умереть.
То есть желают-то они с ним хорошо пожить. Но если он попросит – умрут. Чего ж ему теперь бояться?
Даже смешно будет, если этот физкультурник полезет драться. В кармане Ангела лежал настоящий «ТТ». Вот обгадится студент, заглянув в ствол!
Симаков даже хотел, чтобы Федор полез в бутылку. Нельзя все время бояться, а Федор был для Ангела олицетворением его страхов. И потом, Седых должен ответить ему за Олю. Это из-за него погибла Оля. Ангел никогда не хотел ее смерти. Просто если не ему – то никому.
– Так что ты мне хотел сказать? – спросил Ангел.
– В общем-то, ничего важного, – сказал Федор и шагнул к нему.
– Стоять! – В лицо Седых смотрело дуло «ТТ».
– Я Мишку предупредил, что с тобой встречаюсь, – скучным голосом сказал Федор. – Он у леса.
– Да ну, – неверяще протянул Симаков. Но стрелять не стал. Эта вожатская сволочь вечно спутывала ему карты. А главное, заставляла бояться.
– Не веришь – пальни. Ты ничего не теряешь.
– Что не теряю? – запутался Ангел. Как же он ненавидел Федора!
– Все равно тебе сидеть. Грохнешь меня или нет – дела не меняет. Всех свидетелей не уберешь.
– Ты о чем?
– Хорь уже Мишке растрепал.
– Что?
– Кто чего делал. Первую убил Валя Лось. А кто Олю?
– Ты скотина! – заорал Ангел. – Ты сам раньше меня сядешь! У меня все схвачено! – Он размахивал пистолетом, как дубинкой.
Федор, улучив момент, когда дуло отвернулось в сторону, сильно ударил ногой по руке Ангела.
Пистолет выскочил из пальцев. Это не было сложно: Ангел, в отличие от Хоря, был силен только головой. Симаков не двигаясь растерянно смотрел на вожатого.
А тот спокойно подошел поближе, достал из-под куртки кинжал Хоря и засадил его по рукоятку в живот Ангела.
– Все, – сказал Федор. – Можешь больше не бояться.
Ангел как завороженный смотрел на торчащий из живота кинжал. Потом его колени подогнулись, и он мягко упал на правый бок. Листва и хвоя под ним быстро потемнели.
Федор понимал, что ему надо уходить. Но не смог себя пересилить, присел на корточки рядом с задыхающимся Ангелом. Внимательно вгляделся в его лицо.
Ангел беззвучно плакал, бессильно цепляясь окровавленными руками за торчащую рукоятку кинжала. Сейчас его лицо не было ни красивым, ни демоническим.
Обыкновенное лицо смертельно страдающего человека.
– Не надо было тебе ее убивать, – укоряюще сказал Федор. Потом поднялся и неторопливо пошел к видневшемуся невдалеке берегу озера.
Там его поджидал плот из трех бревен, пригнанный им еще вчера вечером. Федор ловко вскочил на плот и, отталкиваясь шестом, поплыл на другой берег. Вряд ли кто-то увидит его в темноте.
На середине озера сбросил в воду легкие, специально купленные сандалеты и переоделся в свои туфли. И уже на твердой земле переодел куртку: у нее было две стороны – одна красная, другая – синяя. Носить можно на обе.
Впрочем, куртку он тоже выбросит. Денег достаточно: стройотряд оказался прибыльным.
Вот, пожалуй, и все.
ЭпилогМишка, как мог, убеждал Хоря расколоться. Труп есть, кинжал есть. На кинжале – «Х-в». Хорьков, значит. С Ангелом в последнее время дважды ругался. Ну, что еще надо? Сознайся и живи с чистой совестью.
– Не я это, гражданин начальник, – чуть не плакал Хорь. – Это все Седых подстроил!
– И твои инициалы на кинжале написал?
– И их тоже! Не было на нем букв!
– А ты откуда знаешь, что на нем было?
– Мой это кинжал, – сознался Хорь. Без Ангела и его адвокатов биться с хитрым сыскарем он не мог. – Но я не убивал!
– Допустим, ты правду говоришь…
– Честное слово, гражданин начальник! – Для пущей убедительности Хорь даже перекрестился.
– А как твой кинжал попал к гражданину Седых?
Хорь запнулся.
– Ну? – с угрозой произнес Мишка. Он умел быть грозным. – А хочешь, я вам устрою очную ставку? – вдруг предложил он. – Выйду и оставлю вас на часок.
– Не-ет! – истерично закричал Хорь.
– Смотри сам, – мягко объяснил ему мент. – Ты втягиваешь в дело Седых – и оказывается, что за тобой не только убийство Ангела, но и покушение на вожатого.
«Они заодно», – в отчаянии понял Хорьков. Даже его куцых мозгов для этого хватило.
– Смотри сам, – еще раз повторил опер. – Все улики налицо. И либо ты сознаешься в убийстве Ангела – это не самый страшный грех, он-то тебе пистолетом угрожал! – либо оказываешься закоренелым рецидивистом. А там еще по убитым девчонкам что-нибудь всплывет.
– Я сознаюсь, – перебил его Хорь.
– Вот и отлично, – подобрел Мишка. Он показал подозреваемому фотографии с места происшествия, объяснил пути отхода, и уже через полтора часа у него в столе лежала подробнейшая «явка с повинной». Дело имело совершенно четкую судебную перспективу.
– Вот же дал Федор! – сказал опер, оставшись в кабинете один. – Никогда бы не подумал.
Во дворе зафырчал автозак: Хоря увозили «на тюрьму». Мишка заторопился: сегодня он с Надей пойдет на танцы. А что, опера – тоже люди.
Да и Федор перебесится – с годок, а может, и меньше – и тоже успокоится. Найдет себе нормальную девчонку. Все равно у него с Королевой ничего бы не вышло. Это только в поговорках воруют – так миллион, а любят – так королеву. В жизни все проще.
И жизнь продолжается.
Ольга Карпович
Ну здравствуй, Роберт!
Алиса гнала автомобиль по широкому бульвару, умело лавируя среди спешащих по своим делам машин. Ласковый бархат сумерек обнимал холмистый калифорнийский ландшафт, но обычные влажность и духота здесь, на побережье Санта-Моники, почти не чувствовались.
Красочные рекламы сулили жителям и гостям города мечты все удовольствия мира: от изумительно утоляющей жажду газировки до сверхбыстрого и комфортабельного личного самолета.