Мария Метлицкая - Верный муж (сборник)
Надя крикнула ему вслед:
– Спасибо!
Незнакомец обернулся и изумленно приподнял бровь:
– За что, простите?
– За истину, – улыбнулась она. – Ну, чтобы без долгов!
Он пожал плечами, кивнул и бодро зашагал по дороге к метро.
«Отменяется, – подумала Надя. – Все отменяется: магазины, курица и пирожные. Впрочем, нет. Пирожные можно оставить. Не пропадут». Она вернулась домой. Открыла входную дверь, не снимая пальто, вытащила из шкафа дочкину «бассейновую» сумку – дорожную, небольшую и очень вместительную. Бросила туда паспорт, деньги, лекарства и косметичку. Да! Нужны халат и ночнушка – скорее всего, придется заночевать.
Коричневую тетрадь, три последних, неотправленных, письма, так и не дошедших до адресата, она положила в боковой карман сумки. Она и сама не понимала, для чего ей это нужно. Но чувствовала – необходимо. Увидеть тот дом, где он так часто бывал. Ту женщину, которая всегда – незримо шла с ней по жизни рядом. Отдать эту тетрадь, которая объясняла так много в жизни ее мужа.
Электричка на Калугу уходила через сорок минут. Времени было достаточно. Она вышла на улицу и без труда отыскала кондитерскую.
Так, пирожные. Черт с ним, что дорого. Хотя цены… И для кого это все, интересно, предназначено? Уж не для среднего класса определенно. Впрочем, пенсионеры в этот класс не входят. Пенсионеры – это какой-то особый, исключительно российского образца, неимущий, видимо, класс.
Правда, и пирожные выглядели по-королевски – желе, разноцветные прослойки, свежие ягоды. Ну посмотрим, съедобна ли вся эта красота.
Потом она зашла в крошечную продуктовую лавку и купила сыр с плесенью. Конечно, нынче он называется не рокфор, а иначе. Но благородная зеленца присутствует в избытке. Коньяк?
Она крепко задумалась. Нет, пожалуй, не к месту. Хотя… И решилась на маленькую плоскую фляжечку. Разберемся на месте, как говорится.
В вагоне Надя села у окна – повезло.
Поезд тронулся и медленно стал набирать скорость.
«Куда он везет меня? Куда? – подумала она и почувствовала, как сжалось сердце. – Вот авантюристкой я точно никогда не была!»
Куда везет и куда вывезет – вот в чем вопрос.
А зачем, ей было ясно. Чтобы без долгов – как сказал ее случайный знакомый.
И с чистой совестью на свободу!
***На вокзале Надя обратилась к носильщику. Он объяснил, что улица, которую она ищет, недалеко, можно дойти пешком – красота-то какая на улице! А можно и на «бомбиле» – вон их сколько, кивнул он на привокзальную площадь.
Она решила пройтись. На улице и вправду было сказочно красиво. Снег падал медленно и редко, витрины магазинов, окна домов и неяркие уличные фонари освещали улицу мягким, приглушенным светом.
В небе болталась половинка луны, именуемая полумесяцем. В некоторых окнах светились разноцветные елочные гирлянды и свечки.
Было уютно и отчего-то слегка печально – от нежной, приглушенной красоты и ощущения приближения праздника, что ли. На нужной улице она остановилась, чтобы перевести дыхание.
Частный сектор претерпевал обновления – крепкие, добротные заборы, новомодные металлочерепичные крыши, кирпичные особняки.
Но кое-где оставались и старые дома – деревянные, с почерневшими крышами и ветхими заборами, из прежней жизни. Их безжалостно теснили, заслоняли, отпихивали, но они еще стойко держались, укрываясь за разросшимися елками и голыми, но густыми кустами сирени и жасмина.
«Тот» дом был, разумеется, из «бывших». Надя подошла к штакетнику и заглянула внутрь. Два подслеповатых оконца, в одном голубеет свет от телевизора, в другом свет поярче, и это, похоже, кухня.
Короткие светлые ситцевые шторки, простой, молочного цвета кухонный колпачок, бок холодильника, угол кухонного шкафчика.
На кухне мелькает тень женщины – от плиты к столу. Мелькают ее руки, занятые обычным, знакомым любой женщине делом.
Надя толкнула калитку, но она поддалась не сразу – было видно, что вход и дорожка не чищены, следов никаких.
Снег она немного разгребла – носком сапога. С трудом протиснулась в образовавшуюся щель, зацепив немного пальто.
По дорожке пошла слегка проваливаясь. «Первопроходец», – усмехнулась она. И куда приведет ее эта заснеженная и нечищеная тропка? Куда и к чему? У двери она остановилась и в этот момент четко осознала всю авантюрность своей затеи.
«Отступать некуда», – прошептала она и постучала в старенькую, низкую дверь, обтянутую потрескавшейся клеенкой.
Через пару минут – еще бы пару, и Надя бросилась бы прочь со двора – на пороге возникла женщина с папиросой в руке. Она смотрела на нежданную гостью и молчала.
– Простите, – залепетала Надя. – Вы, наверное, Наталья? Простите, не знаю вашего отчества.
Женщина затянулась и молча кивнула.
– Мне нужна… – Надя от волнения закашлялась и вдруг заговорила высоким, совсем не своим голосом: – Мне хотелось бы видеть… Госпожу Минц, если возможно.
– Отчество мое Савельевна. А госпожа, как вы изволили выразится, – и она ухмыльнулась, – госпожа эта дрыхнет, полагаю. Как всегда, под сладкие звуки кровавого боевика.
– Ну, даже не знаю, как быть, – растерялась Надя, – видите ли, я из Москвы, у меня к ней дело. Думаю, на пару минут – не больше.
– Проходите, – сказала с глубоким вздохом Наталья и посторонилась, чтобы пропустить входящую.
В доме было тепло, даже душно, и из кухни доносился запах подгоревшего молока.
Надя сняла пальто, скинула сапоги и посмотрела на Наталью.
Та кивнула подбородком – туда, указав на дверь, из-под которой доносились странные звуки.
Надя вздохнула поглубже и толкнула дверь рукой. Она обвела взглядом небольшую комнатку с довольно низким потолком. Диван, стол, потертый палас на полу, платяной шкаф из «прежней» жизни. Кособокий желтый торшер с прожженным пластиковым абажуром. Телевизор и кресло, в котором, судя по всему, уютно угнездилась под пледом хозяйка комнаты.
Надя кашлянула, потопталась на пороге и только потом подошла к женщине.
В кресле сидело крохотное существо, сложением напоминающее подростка. Морщинистое личико, рыжеватые, довольно редкие кудряшки. Подрисованные – довольно смешно и неаккуратно – темным карандашом брови.
Поверх пледа лежали все еще красивые, ухоженные руки с ярким, довольно нелепым маникюром.
Существо дремало. Точнее – подремывало, как подремывают под телевизор старые люди. Наконец, словно почувствовав в комнате постороннего, она вздрогнула и открыла глаза, испуганно уставившись на Надю. И это были не глаза, а глазищи – совсем молодые, огромные, ярко-синего, без стариковского молочного налета, без катарактных пленок, в густых все еще ресницах. Именно глазищи.
Она смотрела на Надю и молчала. Точнее, молчали обе. Одна – потрясенная этими самыми глазищами, а другая – не понимая со сна, что, собственно, происходит.
Наконец хозяйка виновато, по-детски улыбнулась и спросила:
– Вы ко мне?
Надя кивнула, засуетилась, стала бестолково копаться в сумке, дергала молнию, которая никак не хотела открываться, и наконец достала запечатанный конверт, в котором лежала коричневая тетрадь.
– Это вам! – сказала она, протянув конверт.
– Мне? Как интересно! – оживилась Эва Минц и стала внимательно разглядывать конверт и вертеть его в руках. – А что там? – кокетливо спросила она. – Новогодний подарок?
– Подарок. Наверное, – неуверенно проговорила Надя. – Хотя я не знаю, честно говоря, как поточнее его назвать.
Обладательница молодых синих глаз таинственно улыбнулась и заправила прядку жидких волос за ухо.
– Ой, как интересно! – улыбнулась она.
«Кокетничает, – подумала Надя. – Даже со мной кокетничает. А ведь глубокая старуха, черт побери». Было очевидно, что ей очень хочется поскорее остаться наедине с конвертом и наконец его вскрыть.
– А вы из собеса? – обворожительно улыбнулась она.
– Нет, – жестко ответила Надя. – Я не из собеса. Я жена Григория Петровича. И то, что там, – она кивнула на конверт, – принадлежит вам. И я думаю, точнее – уверена, что вам просто необходимо это прочесть. Ну просто чтобы все знать, понимаете? Раз это было так важно для него, я уверена, что это должно быть важно и для вас. Там то, что касается вас обоих, понимаете?
Она видела, как мгновенно потухли, поблекли синие глаза, потерявшие вмиг всяческий интерес к тому, что находится в конверте. Улыбка медленно сползла с тонких сухих губ, и конверт был положен на маленький круглый столик, где стояла чашка с остывшим чаем.
– Благодарю вас, – сухо и манерно ответила госпожа Минц и отвела глаза к телевизору.
Аудиенция окончена, поняла Надя и, неловко потоптавшись, бросила короткое «до свиданья».
Госпожа Минц очаровательно улыбнулась и царственно махнула маленькой лапкой:
– Всего вам наилучшего!
Надя вышла в коридор. Из кухни вышла Наталья. Теперь Надя ее хорошо разглядела – среднего роста, совершенно седая, морщинистое, грубоватое, простое лицо, рабочие руки с коротко остриженными ногтями.
