Вячеслав Ворон - Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть
– Вы, конечно же, идите, вам это будет полезно, а мы с Ёсифом дома останемся, приберем пока и отдохнем с дороги, верно, любимый? – Надежда взяла за руку гегемона.
– КАнечно, дАрагая, приберемся, – брызжа слюной, ответил Стален. Он сообразил, что, оставшись наедине с Надей, ему светит большее, и он незамедлительно согласился.
– Вот и славненько, идем, Ёсиф, на кухню, поможешь мне управиться с посудой. Да захвати эти бокалы с собой, – скомандовала Надя и указала на стол.
Ёсиф схватил в свои огромные руки стоявшие на столе бокалы, незаметно для Нади отхлебнул из одного вина и зашагал на кухню.
Джежинскому и Троцкину ничего другого не оставалось, как проследовать за Инессой на улицу, куда она уже успела выпорхнуть. Красота улиц столицы порази ла Инесс. Конечно, отдаленно этот город напомнил ей Амстердам. Но это только отдаленно. Высокие здания, выполненные в стиле позднего Возрождения итальянскими архитекторами, возбуждали творческое воображение Арманд. Доселе она не была в столице. Будучи молодой девчонкой, прямо из Тифлиса уехала в Амстердам и из него не выезжала. Рожала, воспитывала, ждала. И вот она в столице будущей Страны Советов. Это она ощутила, выйдя на набережную реки. Народ не хотел жить по-старому. Всюду сновали мальчишки с листовками и газетами от партии Большевиковой, призывая народ к свержению царя и всей правящей верхушки. Притом делалось это громко и открыто, не обращая внимания на жандармов и сыскных в штатском, коих на улицах столицы было, как собак нерезаных, и коих все беспризорники знали в лицо. Но взять с них было нечего, а сажать некуда. Тюрьмы были переполнены политическими. Вот и чувствовала вся эта шантрапа безнаказанно себя. Время от времени обозлившийся полицмейстер мог припугнуть сорванцов, но не более того, и все становилось, как прежде. Это общее безумие очень порадовало Инесс. Она поняла, что страна находится на пороге исторических свершений. И то, что она, Инесса Ван Арманд, сейчас стоит у истоков этих событий, ее только побуждало к решительным действиям. Она оглядела своих спутников, и ей на мгновение показалось, что они очень комичные персонажи и что с такими пижонами в революции крайне тяжело достичь желаемого. По правую руку с ней шел долговязый худощавый парень с козлобородкой на лице, придающей, по его мнению, интеллигентность, а по левую – такой же тщедушный, но ростом вполовину меньше долговязого. Правда, в лице последнего, была какая-то нотка холода и озлобленности. И это, безусловно, настораживало. Тем более что данный элемент не хотел решать революцию цветами, а только постоянно твердил о порохе и терроре. Она и не предполагала, на что способна личность тщедушного. Она даже не догадывалась, что в столь малом теле и небольшой голове уже давно созрел план захвата власти через террор, и ни Инессы Ван Арманд, ни Джежинского, ни тем более Ёсифа Сталена в этом плане не было. А был только он, Лев Троцкин, и она, Надежда Константиновна Пупская, она – во главе Страны Советов, а он – во главе партии Большевиковой. Пройдя по Английской набережной, путешественники вышли на Сенатскую площадь и, минуя ее, попали в Александровский сад. По всему саду росли яблони и груши. Так как столица находилась севернее Тифлиса, осень полностью вступила в свои права, раскрасив листья деревьев в золотые цвета, придавая праздничный вид всему саду. Красота его завораживала даже Льва Троцкина, лояльно относившегося от рождения ко всему прекрасному. На аллеях восседали уличные художники с мольбертами и красками, предлагающие нарисовать портрет в профиль и анфас, поэты, декламирующие публике свои стихи, музыканты и шуты. Сад дышал творчеством и табаком. Всевозможные забегаловки зазывали копеечными ценами и приятными запахами. Инесс предложила отдохнуть в кафе под звучным названием на французский манер «Каштан-фонтан». Мужчины с легкостью приняли приглашение. И все трое присели перед центральной аллеей за столик. Было довольно прохладно, но лучи ласкового солнца достаточно прогревали веранду кафе. Половой не заставил себя долго ждать. Он живо осведомился у гостей о заказе и немедленно удалился за двери трактира. Через минуту он уже нес на подносе минеральную воду «Боржо». Разлив по стаканам воду, Инесса предложила тост:
– Уважаемые коллеги! – произнесла она. – Я безмерно счастлива, что знакома с вами и что мы вместе делаем одно дело, – она покосилась на Джежинского. – Конечно, как и во всем новом начинании, есть свои перегибы, и это в большей степени касается тебя, Фил, тебе стоит поучиться выдержке у соратников по партии. Во всем нужен свой толк, и в общении с женщиной, и в производстве революций, и в селекции цветов. Я это к тому говорю, что еще до конца тебя не простила за твою прыткость в Голландии, но время все постепенно сглаживает, и, хотя я тебя не простила, все же уже не злюсь. Поэтому, товарищи, выпьем за любовь, – неожиданно закончила она.
– За любовь, – добавил Троцкин.
– За любовь, – выставляя свой бокал, вставил Джежинский, и тут же добавил: – Я извиняюсь, Инесс, я тебя… – он замялся, прежде чем выдавил слово «люблю».
Все дружно чокнулись стаканами и выпили газировки. Посидев с полчаса в «Каштан-фонтане» и понаблюдав за прохожими, компания заплатила половому по счетам, не забыв оставить чаевые, и двинулась дальше по саду.* * *Надежда, перемыв посуду и убрав квартиру, присела на табурет и, чувствуя усталость в теле, потянулась. Тонкая талия ее обрела еще более вычерченную форму, а пышная грудь округлилась и выдалась вперед, шея удлинилась, волосы небрежно упали на плечи. Войдя в комнату, Стален застыл в вожделении. Нижняя губа слегка отвисла, и с нее потянулась тонкая струйка слюны, верхнее веко задрожало. Такой Надю он давно не видел. Перспектива цветной революции немного отдалила ее от него. После избрания председателем партии Большевиковой Надя стала меньше уделять внимания собственной внешности и все больше начала походить на женоподобного революционера в платье. Всегда в кожаной куртке, черной юбке и сапогах до колен, она являлась ярким представителем зарождающейся моды новых столичных модниц. Что, безусловно, волновало сильную часть партии, так как бравые революционеры не находили ничего сексуального в подобном одеянии. Но революционерши не обращали внимания на своих соратников, принимая их за равных. А те девушки, что имели возможность быть аполитичными и носить ситцевые платья и босоножки с каблучком, пользовались оглушительным успехом у всех партий. Нетрадиционалисты, всегда возвышающие все идеалы женственности до точки апогея, всячески потворствовали революционершам. Однако многие из них тайком подводили стрелки себе под глазами, носили женское белье под штанами и при любом удобном случае демонстрировали это. Будь то уборная или набережная реки Фонтан. Каждый нетрадиционалист считал своим долгом совратить революционера, пополнив тем самым ряды своей партии. Так вот, Надя потянувшись от усталости, пробудила в Сталене то животное чувство, которое рождает безумство. И оно возымело действие. Зрачки Ёсифа завертелись по эллипсоидным орбитам, руки выпрямились в направлении Надиных грудей, и ноги непроизвольно стали отрываться от пола. Стален наклонил тело вперед и плавно начал парить в направлении Пупской. Пупская резко повернула голову в сторону Сталена и застыла в изумлении. Столь возбужденным она никогда не видела грузина. И она, околдованная гипнозом возлюбленного, поддалась ситуации. Ёсиф, не говоря ни слова, подлетел к Наде и нервно стал кружить вокруг нее. Это напоминало полет мотылька перед лампочкой. Надя молчала. Глаза ее судорожно ловили каждый новый виток Ёсифа. Недоумение усиливалось вместе с необъяснимым чувством страха. А Ёсиф все выше и выше взмывал над Надей. На мгновение Надежде показалось, что она совсем не видит Сталена, а только лишь дымчатый шлейф его орбиты. Скорость Ёсифа достигла фантастических пределов, он сам перестал контролировать ситуацию, и перед глазами гегемона полетели картинки будущих событий. Он отчетливо увидел на броневике Надю, яростно призывающую к свержению царя и его режима и рукоплещущие в ее сторону массы низов, орущие от удовольствия и вожделения. Рядом, по правую руку, стоял он, Ёсиф Виссарионыч, за ним Джежинский с Арманд и поодаль Лев Троцкин. Образ Льва был немного размыт и четко не определялся. Потом он увидел поля, засеянные розами, тюльпанами и почему-то кукурузой. Поля с цветами пылали в огне, а земля под ними вздымалась под натиском взрывов бомб. Поля же с кукурузой были залиты солнечным светом, и початки тянулись к ясному небу, подставляя свои зеленые листья к свету. Увидел страну, разрушающую саму себя через войну, увидел Троцкина в Мексике и свадьбу Арманд с Джежинским, увидел много крови и смятых, растоптанных цветов. Все эти картинки будущего пролетали в его голове со скоростью его вращения вокруг Нади. И Ёсиф никак не мог их соединить воедино. И вдруг все исчезло, остановилось в одно мгновение вместе с полетом, пришлепнув его к потолку, как муху. Минуту он еще висел над Надей и моргал своими огромными грузинскими ресницами, а потом резко с высоты тех метров рухнул на стол. Надя успела отскочить от сломанного стола в тот момент, когда тот еще только подломился под весом гегемона. Стол затрещал под ним, раскинув в разные стороны свои четыре ножки, и аккурат сложился. Ёсиф ёкнул.
