Галина Артемьева - Кто косит травы по ночам
Люди вообще отвыкли чуять, что кому-то из их племени плохо. Да и племенем единым себя давно не ощущают.
Ничего не оставалось, как вернуться на исходную позицию и ждать утра.
Она жутко устала. Бессонные ночи не по ней. Она и в новогоднюю ночь еле-еле дотерпливает до двенадцати. Сейчас сна нет, но во всем теле невыносимая тяжесть. Голова гудит.
Внизу тишина.
Что она может еще сделать?
– Давайте петь! – крикнула она. – Я начну, а вы подпевайте. Главное, спать нам сейчас никак нельзя.
Купила мама Леше
Отличные галоши,
Галоши настоящие,
Красивые, блестящие…
– А-а-а-а, – подпевал без слов голос снизу. Жизнь продолжалась.
Она не фиксировала, сколько времени длился ее песенный марафон. Охрипла в конце концов, стараясь петь громко, не дать уснуть той переломанной бедняге.
В какой-то момент все-таки забылась. Сон сморил.
Проснулась от света. Во рту– вкус горя. Что с ней случилось?
И тут же вскочила. День начался, а она проспала! Что-то намеревалась она предпринять ночью… А, да! Спуститься по простыням, если найдутся простыни. Ноги просто не держали, как после долгого бега. Она непроизвольно отметила, до чего же уютно стало теперь наверху. Прошлась по комнатам. В спальне, на полке стенного шкафа, высилась аккуратная стопка новеньких простыней из «Икеи», еще с ярлыками. Как же дед все продумал, обо всем позаботился! Бедненький! Видел бы он, что тут с ней происходит… Хорошо, что не видит!
Достала три простынки, пошла с ними на лоджию. К чему тут привязать-то?
И вдруг увидела человеческую фигурку вдалеке. Кто-то быстрым шагом шел по дороге по направлению к дому.
– Сюда!!! Сюда!!! Помогите!!! – что было сил завопила Надя.
Фигурка задвигалась быстрее.
– Скорее!!! Сюда!!! На помощь!!!
Она была уверена, что главное – не переставать кричать, а то человек передумает и повернет в обратную сторону.
– Надька! Надька! – послышался знакомейший голос. – Да что тут у тебя такое?
Иришка бежала к ней во весь опор, махала над головой руками.
Неужели могла она когда-то раздражаться при мысли о своей дорогой, надежной, как скала, подруге? Сейчас Иришка была самая званая, самая долгожданная. Сейчас наконец кошмар развеется, все разъяснится.
Скорее! Скорее!
Спасение
Какое счастье, что не нужно спускаться по простыням! Ириша подтащила к балкону лестницу, но та была слишком коротка. Пришлось ей, бедняге, тянуть от сарая тяжеленные козлы, громоздить лестницу на них. Ира все уговаривала не рисковать, вызвать пожарную машину, но Надя, ничего не объясняя, торопила. Сооружение для эвакуации было крайне ненадежным. Ира старательно придерживала основание лестницы, чтобы оно не соскользнуло с козел.
Ура! Земля!
– Что тут у тебя происходит? Андрей звонит вчера в двенадцать, я уже спать залегла: езжай к Наде, у нее что-то не так!
Я ему говорю: «Куда я поеду ночью? Электрички не ходят». Он тогда велит мчаться самой ранней утренней.
«Чего ты боишься?» – спрашиваю. А он мне: «Езжай», и все тут. – В голосе Иришки не было и оттенка прежнего ее ленивенького любопытства «на всякий случай».
– Я ничего не понимаю, – быстро заговорила Надя. – Сама ничего не понимаю. Но у меня в прихожей лежит непонятная женщина. Маньячка, наверное. Она каждую ночь ко мне ходила: ключи у нее были. Сперла подзаряжалку, вещи перекладывала. Изводила меня. Я вдруг догадалась, что кто-то бывает по ночам, забралась на второй этаж по лестнице полуразобранной, она за мной. И рухнула вниз… Я думала – их много. Потом слышу – женский голос. И ничего не могла сделать. Всю ночь орала, на помощь звала. С ней пыталась говорить. Она мне отвечала, но все про себя забыла, даже как ее зовут. Сотрясение. Все, наверное, переломала себе. Я ей пела, чтобы она не спала. Потом вырубилась. И что с ней сейчас – не представляю. Там было тихо. Я совсем уже не соображала, что мне делать теперь. Думала по простыням спускаться. На балконе стояла. И тут – ты.
– Ох! Неужели… Ну-ка, дай я на нее гляну. – Ира, будто озаренная внезапной догадкой, оттеснила Надю от входа и первая вошла в дом.
Надя и не пыталась препятствовать. Страшно ей было. Вдруг там – конец? И все ее усилия ни к чему? Очень долго пострадавшая пролежала без помощи.
– Ох! Так я и знала! – раздались Иришкины причитания. – Екатерина Илларионовна! Зачем же вы так-то? Что ж это творится на белом свете? С ума посходили!
– Кто это? Откуда вы знакомы? – завопила Надя, протискиваясь в прихожую.
СюрпризыГлаза женщины были открыты. Взгляд неподвижен. Но ресницы едва заметно подрагивали. Жива! И к тому же Иришкина знакомая! Сумасшедший дом отдыхает!
Ира возилась вокруг своей Екатерины Илларионовны. Проверяла, где чего у той не работает.
Надя заметила валяющуюся вблизи распростертого тела тряпичную торбу. Подняла. Заглянула внутрь. На дне звякнули ключики. Все правильно она догадалась: вот ключики от ее собственной машины, вот от дачи. А вот и подзаряжалка!
Ей бы надо ненавидеть эту бабу, планомерно доводившую ее до безумия, а ей было все равно.
Она подключила телефон. Подержала его в руках. Набрала номер Энэм.
– Надя? – радостно удивилась та.
– Как ваши дела, Наталья Михайловна?
– У меня все хорошо, Наденька. Ты как? Ты где сейчас?
– Я на даче. Я все хотела спросить у вас, вернее, попросить… Вы не обижайтесь… Я хочу предложить вам денег. Ну, на жизнь. Помочь.
– Да что ты, девочка! Мне хватает того, что Андрюша каждый месяц привозит. Мне больше ни к чему. Ты добрая девочка. Не понимала я тебя, и ты меня не понимала. Вот как одна осталась, все прояснилось. А – поздно. Ты – копия Анатолия, папы. Благородная. Добро делаешь – не хвастаешься. Андрюша тоже велит с тобой на эту тему не разговаривать, что, мол, замкнутая ты, потому и его просила деньги подвозить. Я и сама знаю, что замкнутая. Ах, если б что-то можно было бы вернуть, девочка! Как бы я тебя тогда приголубила…
Наталья Михайловна всплакнула.
Надя ошарашенно молчала.
Одни сюрпризы. Ночь страшных тайн и их разоблачений.
– Вы только не волнуйтесь, Наталья Михайловна, я скоро вернусь в город, встретимся, поговорим…
– Обязательно! Обязательно! Спасибо, что позвонила! А то я, знаешь, так себя корю, так себя корю. Пошла на исповедь, покаялась, про тебя рассказала. А батюшка мне и говорит: «Какие же мы, православные, бываем жестокие!» Он сказал «мы», а я понимаю, что обо мне это, обо мне. Столько про себя вспомнила – страшно стало. А ведь, главное, уверена была, что права, что все знаю и понимаю. Думала, ты злая, эгоистка. Про маленькую девочку так думала!.. А эта девочка мне потом руку помощи протянула…
В трубке снова раздались всхлипывания. Надю тоже пробрало, в глазах защипало.
– Не плачьте, а то я сейчас тоже плакать буду. Ведь все хорошо, да?
– Да-да… – хлюпала трубка. – Ой! Да что ж это я! Ты же с мобильного звонишь, а я твои денежки трачу!
– Не важно все это, я скоро перезвоню, и вы звоните, если заскучаете. Не грустите.
Ну и дела! Вот так Андрюшечка! Она ему все детские гадости про мачеху вывернула, а он – помогать! И ни словом никогда не обмолвился. Не хотел, чтоб она узнала, тайну хранил, а делал, что считал нужным. Почему же это он – такой хороший, а она, получается – злобная эгоистичная жадина, раз не посчитал нужным даже посоветоваться с собственной женой насчет собственной ее мачехи!
Но Надя прекрасно понимала, что муж поступил правильно. Он не разбирательств семейных хотел, а просто считал необходимым помогать родственнице-пенсионерке, какой бы тяжелый характер у той ни был. Что ж ей, из-за тяжелого своего характера – голодать теперь? Или милостыню выйти просить? Нравится, не нравится, а есть такой порядок: долг сильных перед старыми и малыми. Можешь помочь – помогай и не рассуждай. А стал бы он с Надей советоваться – тоже хорошего мало. Еще бы и поскандалили. «С чего это ей помогать?» – запросто ведь могла бы она так сказать. И пошла бы поехала: про одинокое детство, ревность мачехи и тому подобное, много раз перемолотое уже. А потом бы, ясное дело, «ушла в себя». Это у нее хорошо получается.
Как же со мной тяжело, ужаснулась Надя. Если даже близкий человек доброе и правильное дело таить от нее должен ради семейного мира и спокойствия. Как же это она ни разу за свою жизнь не глянула на себя со стороны? И почему считала себя незыблемо правой? И какие тайны есть от нее у Андрея еще?
Однако возможности надолго углубиться в раздумья судьба пока предоставить ей не могла. Отвела душу интересным разговором, и пора возвращаться в суровое настоящее.
Иришка, пыхтя, возилась около Екатерины Илларионовны. Она уже оттащила обломки лестницы в угол, накрыла пострадавшую двумя шерстяными одеялами.
Екатерина Илларионовна шепотом попросила попить. Похоже было, что память к ней вернулась. На Надю она не смотрела, специально не смотрела, отводила глаза, с Ирой же немножко общалась.
