Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти
– Певцов? – удивился Алексей. И тут же вспомнил, кого ему напомнило мелькнувшее на построении группы лицо. – Уж не Христофорова ли Бронислава Петровича мобилизовали к нам?
– Точно, – удивились подчиненные. – А вы откуда его знаете?
– До войны я с женой частенько хаживал в театры, – уклонился от признания в личном знакомстве Петраков. – Ну и как он проходит службу?
– Как все гражданские – то ногу натрет, то с уборкой у него проблемы, – усмехнулся старшина. – Ничего, пообвыкнется.
Когда младшие командиры вышли, Алексей задумался. В Волковой деревне среди украденных и сброшенных там с грузовика вещей Христофорова он нашел и письма на его имя. Ознакомившись с их содержанием, Петраков, к своему удивлению, узнал в авторе родную сестру Марию. Самым неприятным для него было узнать, что отцом его пятилетней племяшки был не муж ее Владимир, а любовник, Бронислав Петрович Христофоров. Петраков делал вид, что ничего не знает, поскольку не мог решиться на откровенный разговор с сестрой. «Это ее личное дело», – подумал он.
Проводив сына, Матвей Порфириевич еще долго не мог успокоиться. Он позвал жену и попросил ее налить ему сто граммов водки, хотя Анна Ефимовна сразу же убрала бутылку со стола. На удивление, жена, не говоря ни слова, выполнила его просьбу.
Едва Петраков-старший успел зажевать выпитое корочкой хлеба, как объявили воздушную тревогу, уже седьмую за день. И каждый раз бомбы падали совсем в других районах города. Женщины начали наспех одевать детей.
– Собирайся, чего разлегся… – заворчала Анна Ефимовна, видя, что Матвей Порфириевич прилег на кровать и не высказывает никакой озабоченности.
– Не пойду, – заявил он. И он кивнул в сторону незаконченного костюма: – Опять туда-сюда мотаться, а я лучше заказ доделаю, завтра уже отдавать надо.
– Ты что, с ума сошел по старости? – разозлилась жена. – Мария, посмотри, что отец твой удумал!
– Пап, ну ты чего? Быстрей собирайся, – попробовала уговорить его дочь.
– Вам что, непонятно? – с угрозой в голосе рыкнул глава семейства. – Сказал… никуда не пойду. Я не боюсь! Вы, бабье племя, дрожите себе на здоровье, а от меня отстаньте подобру-поздорову.
– Ну ладно, – сдалась Анна Ефимовна, понимая, что времени добежать до бомбоубежища почти не остается, – но я с тобой еще поговорю.
После их ухода Петраков-старший сел за швейную машинку и начал, не торопясь, доделывать заказ, за который уже получил вперед два килограмма колотого сахара. Неожиданно ему показалось, что он слышит звук подлетающих немецких бомбардировщиков. Руки портного остановились, и он против воли напрягся в ожидании первых взрывов…
В бомбоубежище то ли из-за плохо работающей вентиляции, то ли из-за многолюдства было душно. Семья Петраковых еле разместилась на скамье, посадив детей на колени. От близких разрывов авиабомб моргало тусклое освещение подвала, грозя в любой момент отключиться. Для Анны Ефимовны время тянулось нескончаемо долго. Через полчаса бомбежка стала затихать, и наконец раздалось оповещение об отбое воздушной тревоги. В этот самый момент по душному бомбоубежищу пронеслась страшная весть – в районе зоосада разрушено два дома.
– Ой! – Анна Ефимовна схватилась за сердце. – Матвей!
У нее подкосились ноги, и дочь с невесткой едва успели подхватить падающую на бетонный пол старую женщину. Пока взрослые пытались привести в чувство бабушку, Вячеслав с братом, расталкивая толпу граждан, направляющихся к выходу, устремились к дому. Подростков вел не только мальчишеский интерес, но и страх за дедушку. Не оглядываясь на отстающего Андрюшку, Вячеслав за пять минут добежал до Зоологического сада и увидел густой черный дым, валивший с того места, где полчаса назад стоял их дом. Он, как когда-то в раннем детстве, закрыл глаза в надежде, что когда откроет их, вновь увидит их дом на прежнем месте. Но дым не исчез. У мальчика одеревенели ноги и спина покрылась холодной испариной. Напуганный, он развернулся и побежал назад, по пути поймав за шиворот брата и, несмотря на сопротивление, увлекая его за собой. Мать, тетка и бабушка выходили из бомбоубежища. Анастасия, увидев Вячеслава, в глазах которого стоял нескрываемый ужас, а лицо было бледнее белого полотна, поняла, что случилось несчастье.
– Ну, как там, все в порядке? – спросила Лариса, увидев сыновей.
Вместо ответа Вячеслав лишь покачал головой. Поведение парня нагнало на женщин еще большее беспокойство, и они уже не шли, а практически бежали.
Остатки разрушенного бомбежкой дома пожирали языки пламени. Их квартиры на третьем этаже не было, так как подъезд был разрушен до первого этажа. Сквозь клубы дыма проглядывала чудом устоявшаяся задняя стена дома, к которой, словно ласточкино гнездо, прилепилась часть их гостиной комнаты, в которой совершенно невредимый стоял любимый бабушкин буфет из карельской березы.
– Может быть, отец успел выбежать из квартиры? – осипшим от волнения голосом произнесла Мария.
Анна Ефимовна оттолкнула поддерживающих ее Ларису с Анастасией и, осматриваясь по сторонам, двинулась к толпе горожан, столпившихся перед пожарищем.
– Матвей! – Ее голос потонул в криках других пострадавших, пытающихся найти своих близких.
Прибывшая пожарная команда и группа военных оттесняла от горящего здания обезумевших от горя людей, пытаясь создать условия для ликвидации последствий бомбардировки. Вслед за Анной Ефимовной, выискивая глазами дедушку, сюда подбежала и Настя. Все происходило словно во сне. Анастасия, выискивая в толпе знакомое лицо, поймала себя на мысли, что на удивление спокойно реагирует на происходящее. Ни истерики, ни слез. Только всепоглощающее чувство безысходности и опустошения, которое, будто гигантская паутина, опутало все ее существо.
Домоуправ, женщина лет сорока, начала составлять поквартирные списки пострадавших. Жители разбомбленного дома, не понимая до конца произошедшего, первым делом обращались к ней по поводу утраты продуктовых карточек и других документов, без которых выжить в блокадном городе было невозможно. Тетя Клава, дворничиха, жившая в доме Петраковых, с жалобным воем безуспешно просила пожарных разрешения на несколько секунд забежать к себе в комнату на еще пока целый первый этаж горящего здания. Анастасия увидела бабушку, которую вел Вячеслав. Анна Ефимовна бормотала что-то себе под нос, совершенно безразличная ко всему. Все трое подошли к Ларисе, которая оставалась на том же месте вместе с маленькой Катей. Через минуту вернулась и Мария.
– Я записалась у домоуправа, – доложила она. – Те семьи, у которых мужчины на фронтах, получат временное жилье в первую очередь.
– А что с карточками? – по-взрослому спросил Вячеслав.
– Домоуправ сказала, что выдача новых карточек не в ее полномочиях, посоветовала обратиться по месту работы и службы.
– Ах, сколько продуктов пропало! – не выдержала Лариса.
– Надо срочно Алексею сообщить, – вспомнила про брата Мария, – он что-нибудь придумает.
– Да, надо сообщить мужу, – эхом отозвалась Лариса. – Но как? Он же сказал, что позвонит, как устроится на месте новой службы.
– Матвей! – раздался слабый голос Анны Ефимовны.
– Его пока нет, бабуль, – обняла бабушку Настя.
– Когда придет, у нас будет с ним серьезный разговор. – Несчастная женщина была явно не в себе. – Ишь чего удумал, крупчатку на свой табак менять!
– Ей надо к врачу, – озаботился состоянием бабушки Вячеслав.
– Всем, потерявшим жилье! – раздался голос, усиленный мегафоном.
В середину толпы вышел офицер тыловой службы.
– Эту ночь вы проведете в соседней школе, а завтра начнем ваше расселение по временным комнатам.
Народ загудел. Всех интересовало только одно: возможность поискать хоть что-нибудь сохранившееся из домашнего скарба.
– Ночью дом будет отцеплен от мародеров. С утра, после того как жильцы дома получат новые ордера, они смогут прийти и осмотреть место пожара, – продолжил инструктаж офицер. – Все, что будет найдено, сначала следует предъявить работникам милиции и доказать, что вещи принадлежат вам. А если доказать не сможете, то на время оставите вещи под роспись милиции с последующим возвратом в случае отсутствия споров по данным предметам. При попытках проникнуть на территорию разрушенного дома самостоятельно выставленная вооруженная охрана имеет право стрелять без предупреждения.
Наступила ночь, и многие жильцы, особенно с маленькими детьми, отправились на ночлег в школьное здание. Оставшихся на пепелище людей милиция настоятельно просила последовать туда же и приходить утром. В школьном спортзале вдоль стен на полу были положены кожаные маты и ватные матрасы из групп продленного дня. Кроме детей, никто больше не спал. Несчастные люди все время провели, обсуждая свою дальнейшую, безрадостную жизнь. Анна Ефимовна бормотала, и из ее несвязанной речи можно было понять лишь одно: она говорила со своим погибшем мужем. Только ближе к рассвету измученные и уставшие от переживаний люди стали засыпать.
