Александр Товбин - Приключения сомнамбулы. Том 2
– К забору пристроились… бывали за забором?
– Чего ради? Любоваться свалками и автомобильным кладбищем? Пристроились для того, чтобы между телевизорами и холодильными ваннами для мясопродуктов высвободить побольше места.
Тригорин Дорну: вот ведь какая ерундовина получается, господин доктор. Кто лучше вас мог знать о содержимом саквояжа, о склянке с эфиром и о том, при каких обстоятельствах эта дрянь взрывается?
Щёлк.
Феликс Гаккель, посмеиваясь. – Мировой эфир эфемерен? Ждёте схематизации? Что ж, если общая теория эфира до сих пор чересчур сложна для академических недоумков, упомяну вытекающие из неё прикладные следствия… – с презрительной прямотой посмотрел в глаза Соснина и миллионов простофиль, которые умудрялись преспокойненько коптить небо, не подозревая о власти над ними эфирных законов с их прикладными следствиями. – Неужели я выражаюсь неясно? Зеркала, в известном смысле, земные аналоги чёрных дыр, – заговорил о само-собой разумеющемся для него Гаккель, у Соснина, отброшенного к давним, так и не разгаданным тайнам упало сердце. – В земных зеркалах ли, космических чёрных дырах, – утверждал Гаккель, по своему обыкновению нагло, с чувством вечного превосходства поблескивая тёмными глазками, – время может считаться обратимым… Но почему не удаётся понять, как именно время меняет направление в зеркале. Всё объясняется точкой зрения? Если посмотреть на событие с обратной стороны, с изнанки, как смотрел когда-то на подвижное зеркальное изображение, находясь за полотняным экраном летнего кинотеатра, как смотрел на картинного мальчика в розовой майке, бегущего в противоположную сторону… так-так, если жизнь – причина, смерть – следствие, то при взгляде из-за забора – хотя бы из двора вечности – зависимости переворачиваются, жизнь делается следствием смерти, так-так, когда находишься «по ту сторону»… хм, часы стояли; в тупичке поодаль, под продолговатым экранчиком с синей надписью «выхода нет», красовалась тематическая фреска весьма заурядной кисти – внушительного чернобородого мужчину в складчатом одеянии, шагающего к свету по небесным ухабам, экскортировала группка маленьких ангелов…
– Илья Сергеевич, о чём задумались?
– Сколько времени сейчас?
– Не волнуйтесь. Ещё не скоро конец, ещё много всего успеем.
Щёлк.
– Прямое включение, прямое включение… В Темзе обнаружен кит из породы бутылочных китов, смотрите, смотрите, морда кита, когда высовывается из воды, действительно напоминет бутылку! Лондонские эксперты обращают внимание на то, что кит, миновав здание Парламента, всплыл у Галереи Тейт, за которой, как известно, расположена бизнес-резиденция чукотского губернатора Абрамовича…
– Кто такой Абрамович?
– Илья Сергеевич, ценю ваше чувство юмора.
Кит исчез, запел Кобзон: то ли гроза, то ли эхо далёкой войны… оголённые неутомимые девицы, подтанцовывая, ловко жонглировали живым огнём.
Аплодисменты. Из белого лимузина достали Элизабет Хаас, всучили букет чайных роз, букет чересчур внушительный, неподъёмный, хрупкая Элизабет, обхватив его… Света засмотрелась на церемонию встречи.
Песня оборвалась, летучий огонь погас. Девицы выстроились за кланявшимся Кобзоном в трепетную шеренгу, подняли плакатики: «нет – попсе»!
Вышли из Виченцы, дорожка запетляла меж виноградниками. У виллы «Ротонда» подбежал знакомый продавец с белой глянцевой биркой, к немалому удивлению Соснина, узнал, разочарованно протянул. – Вы, помню, долго сомневались, что-то подсчитывали и упустили шанс. Вам наши плазменные модели шестого поколения уже не по карману – у них повышенная чёткость, яркость. И добавил гордо. – Теперь здесь лучший магазин в городе!
из истории одного города (серия десятая: предюбилейные разочарования и надежды)– В аэропорту «Пулково»… Путина, прилетевшего на заключительное заседание юбилейного комитета, встречали писатель Гранин, директор Эрмитажа Пиотровский, дирижёр Гергиев, генеральный директор пивоваренной компании… наблюдатели обратили внимание на отсутствие среди встречавших губернатора Яковлева…
Что за юбилей, кто этот Путин… Почему всех, кого бы ни хотел расспросить Соснин, так раздражали его вопросы? Щёлк.
– А я говорю, душегуб ваш Путин, душегуб.
– Бог вам судья, Устам Султанович, кого он удушил?
Щёлк.
герой дня без галстукаСтороженко на диване, в домашней, но вполне щегольской фуфайке, под которой белела вышитая красным крестом рубаха без воротника. Над диваном – портрет… дверь открыта на дачную веранду, залитую солнцем.
– Если верить Фрейду, галстук является самой искренней деталью мужской одежды, выбалтывает все тайны.
– Вас, надеюсь, не только интимные тайны интересуют, ха-ха-ха, – прихлопывал комара на лбу.
– Остап Степанович, вы петербуржец, юрист, всех волнует чуть ли не гамлетовский вопрос – входите ли и вы в чекистскую, удушающую последние наши свободы команду Путина? Многозначительный взгляд на портрет. – Ведь вы заняли пост министра юстиции до того, как… Щёлк.
Чёрт побери, кто такой… Непременно спросить у Светы!
ну-ка, ну-ка…– В память о профессоре Арсене Ервандовиче Адренасяне, замечательном учёном-медике, погибшем в Гулаге, вчера в Институте Акушерства и Геникологии, именуемом «Институтом Отта», состоялось торжественное заседание Учёного Совета… Адренасян был не только выдающимся врачом-хирургом, в самых острых ситуациях спасавшим рожениц, но и тонким ценителем музыки, верил в её целительную силу… многим памятна борьба Арсена Ервандовича за сохранение в клинике органа, борьба безуспешная, поскольку вызов бросался коммунистической власти, которая вскоре его убила, но…
Это же брат Гурика и дядюшка нынешнего Адренасяна, – вспомнил Соснин, – и не забыть бы спросить у Светы…
Щёлк.
пустеющая сцена (из ночных новостей)– После успешного сольного выступления в «Плаза-Рае» трагическая нелепость оборвала жизнь… – во весь экран – фотография пухлого певца с кошачьей мордочкой, и сразу он, живёхонький, запел с эстрады: хоть разбейся, хоть умри, не найти на них ответов… – Самосвал вылетел на встречную полосу, водитель самосвала был пьян.
– Умер, а поёт, – удивлённо сказал подруге скотопромышленник; прогуливались, взявшись за руки.
– Скорбная весть пришла и из Вашингтона. Триумфально продирижировав в «Кеннеди-центре» девятой симфонией Малера, в автокатастрофе погиб дирижёр с мировым именем… за рулём находилась супруга дирижёра, не сумевшая вписаться на большой скорости в поворот, смерть обоих была мгновенной… Задёргались крупная энергичная спина и лохматый седой затылок, вознеслись большущие руки над смычками и трубами; финал? – с неимоверной резкостью взлетели руки, вихрем сдуло с пюпитра ноты… музыкальный мир скорбит…
Зависнув на миг, задорно промчалась над телеэкранами лазерная рекламка: «Гробы кедровые, душистые».
Вот так новость, Герка с Викой разбились. У нас после концерта поджидает встречный самосвал с пьяным шофером, у них… Вика не вписалась в поворот? Плазменно-цифровые телекартинки – всё ярче, чётче, а бытийный узор, сплетающийся из линий судеб, по-прежнему издевательски замутнялся. И всё же! Теперь хоть понятно кого хоронили на травяном холме под могучими деревьями, над хайвеем! Соснина уже ничуть не смущали похороны, увиденные до гибели тех, кого хоронят; привыкал, там ведь события не подчинялись необратимым законам времени. Прислушался: ранее скончалась в хосписе для душевнобольных в Цинцинатти от передозировки снотворного, но её дочь считает, что это было самоубийство. Гм, что-то не сходилось, какое самоубийство, чьё самоубийство?
Щёлк.
– Григорий Явлинский обвинил Союз Правых Сил в… Капризно, за кадром. – Кто ещё, как не лидеры СПС, вскормили своими реформами преступный режим?
Щёлк, щёлк.
Загадочные парные капсулы в раскрытом виде. Юноша и девушка укладываются, словно в двуспальную постель. Две симметрично-зеркальные половинки капсулы под бурные аплодисменты смыкаются, футляр закрыт. Взблескивают зрачки телекамер на плечах операторов, аплодисменты.
Щёлк.
– Два «Камаза» с взрывчаткой и чеченскими террористами-боевиками пропали! Их следы затерялись в лабиринте города! Будьте бдительны! Щёлк.
– Террористы среди нас, будьте бдительны! – с других экранов; и бегущая строка угрожала, раздувался финансовый пузырь в Юго-Восточной Азии.
Прохаживался опять, как прежде, вдоль асинхронных мельканий телевизионного ряда. Из болтовни Гульянова у итальянского бара узнал, что безропотно-тихо помер Роман Романович, и вот Герка, Вика… ускоренно расчищалась сцена!
