Ирина Щеглова - Праздни и будники (сборник)
Без сомнения, всякий брак, так или иначе как-то регистрировался, во все времена у всех народов мужчину и женщину как-то представляли общине в которой они существовали и богам, которым поклонялась община. Свадьба – это такое таинство, своего рода мистический ритуал, уходящий корнями в такую древность, что сейчас, пожалуй, нет смысла искать первопричины его появления.
Хотя, если мы заглянем в Библию, то там первое бракосочетание произошло очень просто. Господь, создав мужчину и женщину, велел им «плодиться и размножаться» и еще сказал: «прилепится жена к мужу и будут одна плоть». Собственно говоря, это все. Коротко и просто. А, как известно, что Бог сочетал, человек не разлучит…
С тех ветхозаветных времен воды много утекло, один Всемирный Потоп чего стоит! Понятное дело, ритуал брачного соединения усложнился, но часто и упростился, это в том случае, если мужчина просто брал женщину силой на войне или по какой-то иной надобности. Просто по праву сильного. Женщины, как и мужчины, покупались и продавались, занимались продажей собственного тела, мужчины и женщины создавали гаремы, это когда блуд был узаконенным, или просто блудили на стороне, когда многобрачие не дозволялось. Но изначально Бог создал мужчину и женщину! Заметьте! Не одного мужчину и четырех жен и не одну жену и десяток мужчин, а именно его и ее. Так что же с нами произошло?
В какой-то момент после грехопадения и изгнания из Рая человек потерял чистоту помыслов, потерял что-то очень важное, даже главное. И приобрел вместо этого утерянного, алчность. И с жадной поспешностью стал стремится обладать. Эта жажда обладания скоро стала распространяться на все, что окружало человека, то есть не только на землю и всевозможные блага на ней, но и на других людей, в частности, на женщин. Говорят, когда-то был матриархат, женщина правила родом, а мужчина ей подчинялся. Не знаю, не знаю… Может и было что-то, но, скорее всего, нет.
Я задавалась вопросом: ну почему совокупление – плохо? Что такого в том, что женщина и мужчина хотят друг друга и так сказать, осуществляют свое желание. Вспомним святого, победившего свою похоть… Спрашивается: зачем? Зачем, если Сам Создатель велел плодиться и размножаться? И до меня дошло, наконец! Этот человек понимал, что у него нечистые помыслы. Понимаете? То есть, он не может полюбить! Не может полюбить женщину, одну, единственную, не может стать мужем и отцом. Он способен только на блудные желания и действия! Именно поэтому человек ушел в пещеру. Подумайте! Какой образ! Пещера, большая или маленькая, не важно, как бы олицетворение всех наших женских пещер, совокупность, объединение, он ушел весь, на тридцать лет в темноту и боролся с собой. Точнее, он боролся с собственной греховностью, уничтожал в себе беса. Потому что чистый человек, с чистыми помыслами даже не станет задумываться над своей похотью, он ею не обладает. Он умеет любить, эта способность дарована ему Богом, с любовью он рождается в мире и с любовью же смотрит на мир. Потому для него другой человек не может быть объектом страсти, а только объектом любви. В любви греха нет и в помине. Но мы-то, мы не знаем или забыли, что есть любовь.
Ять – значит иметь!
Ловлю себя на мысли… Наблюдая за парочками в метро или на улице, я словно бы вижу их чувство друг к другу: нежность, страсть, превосходство одного над другим или другой, демонстрация своей власти над партнером, преклонение, а то и просто откровенная похоть, похоть выставленная напоказ. «Смотрите! Я трахаю эту самку, я трахаю ее так и так, и даже так, как вам и не снилось!»
Почему-то сразу становится ясным до прозрачности – чем они занимались сегодня, о чем говорили, что будут делать в ближайшие часы и как разбегутся, оставив на память друг другу чувство резкой брезгливости или недоумения.
Больше всего жаль подростков. Они, бедненькие, только-только столкнулись со смутными, невыясненными пока желаниями, с ночными трепетными снами, с непонятными и непредсказуемым позывом; когда вдруг, потянет к незнакомой девушке, до сладкой дрожи, до горячего колотья где-то внутри, с тяжелым горячим комом внизу живота. И стоишь как дурак, обливаешься потом, а она летит недоступная неземная и странная, волосы ее развеваются встречным или боковым ветром, грудки тянутся к твоим ладоням. Но, ничего нельзя, или можно?
И снова ночное томление, и имя ее на губах, до стона, до невнятного полубреда. А потом, отходит, отпускает, потому что прилетает другая, с терпким запахом, вздрагивающими ягодицами, смеющимся ртом… И еще, и еще! Да сколько же их!
Которая отзовется? Та, пышненькая с веселой челкой, или эта, похожая на стрекозу, а может маленькая лисичка с раскосыми глазками и хитрой мордашкой? А хочется еще ту, что в телевизоре, с ногами от ушей, небрежной грацией, с лицом, на котором написано: как вы мне все надоели! О, уж она-то все знает! У нее опыт, будь здоров!
Борьба с собой под одеялом, стыдный восторг, волосатые подмышки и пробивающиеся усы.
Мама говорит подругам: «Совсем стал мужчиной!»
Да, если бы!
А они, они, птички чирикалки, непонятные, звонкие, порхающие? Что они?
Да ведь там все то же. Жаркие шепотки друг дружке на ушко, и это ушко на солнце становящееся прозрачным, вдруг краснеет, а шепот все быстрее и жарче и взгляд после того такой внимательный. «А он сказал…», «а потом посмотрел так…»
«а ты?»
«я сделала вид, что не вижу…»
Первые робкие ростки того, что потом превратиться в так называемую любовь.
Все эти голенастые пигалицы как-то внезапно в одно лето хорошеют и наливаются, как ягоды клубники на грядке. Созрели…
Для чего?
Вот они уже пробуют себя, осознают, ощущают. Они готовы показывать себя, они ловят взгляды, они укорачивают юбки, они носят умопомрачительные джинсы, так, чтоб попа становилась похожей на луковичку, ведь у женщины попа всегда будет луковичкой, потому что так уж она устроена, потому что бедра у нее для того, чтоб рожать… а еще, для того, чтоб вызывать желание.
Ах, далеко не все красавицы. Но у каждой, у каждой наступит свой звездный час, когда именно она станет королевой бала.
Красота – наказание или благо…
Не родись красивой, а родись счастливой – так в народе говорят. В юности я терпеть не могла эту поговорку. Что за бред! Даже в детском саду хорошенькие девочки вовсю пользуются своей внешностью. К ним и воспитательницы лучше относятся. Кстати, это и хорошеньких мальчиков касается.
«Ах, какой чудный младенец! Какая лапочка! Красавчик! Ангелочек! Тюсечки-пусечки…» и прочие вопли восторженных взрослых витают над красивым ребенком и помогают ему выживать в нашем непростом мире. Некрасивых детей любят только их родители, дедушки – бабушки, да и то не всегда…
Я родилась красивой. Во всяком случае, все мои многочисленные родственники были в этом абсолютно уверены. Не берусь судить, в те времена я еще мало что соображала. Я была первым младенцем среди взрослых: родителей, теток, дядек, бабушек и дедушек, родных и двоюродных.
Родители студенты подбросили меня двухмесячную еще не старым деду с бабушкой, и я пошла по рукам. Как там в сказках: няньки, мамки и сенные девушки тетешкались со мной и избаловали до невозможности. У меня было счастливое детство. Оно видится мне ярким, оранжево-зеленым, солнечным. Как будто в то время совсем не случалось пасмурных дней.
Стоило мне проснуться, как я видела золотые полоски солнечных лучей на подушке, они пробивались сквозь вишневую листву или морозные узоры на окнах. По крашенным половицам осторожно ступала мягкими лапами кошка, бабушка готовила завтрак на веранде. Зимой в печке уже гудело пламя, а летом в доме пахло теплым деревом и ягодами.
На Новый год дед ставил елку под потолок, и она, распушив хвойные лапы, чуть ли не до конца января тихо осыпала иголки на пол. Я объедала с нее мандарины и конфеты, причем, оставляла на ветке обертку, чтоб казалось, что конфета еще здесь.
Моя страсть к шоколаду сохранилась до сих пор.
«Дай махаля» – требовала я у деда, показывая на шкаф. Я знала, там всегда лежала плитка, купленная специально для меня. На новый год мне доставалось несколько кульков с подарками. Такие бумажные пакеты, с мандаринами, шоколадом, вафлями. Подарки были «богатыми», потому то от профсоюза, а те, что продавались в магазине были «бедными», сплошная карамель.
Получив все подарки, я даже спала с ними. Однажды, кто-то из дядьев привез целый килограмм фундука в шоколаде. Я съела его за один вечер, никто не проконтролировал. С таким количеством сладкого мой организм не справился, ночью заболело ухо, поднялась температура, пришлось даже врача вызывать. Странно, но шоколад я не разлюбила.
Дед и бабушка иногда приводили меня к себе на работу. Там меня тоже баловали и тискали. И еще, я никогда не заставляла себя упрашивать, с удовольствием пела песни и читала стихи.
Неизменная табуретка, я в красивом платье, с ненавистным бантом, покачиваясь из стороны в сторону, пела «В лесу родилась ёлочка…». Взрослые умилялись.
