Аслан Кушу - Гончарный круг (сборник)
– Никуда не денется, устанет – присмиреет! – сказал один из конюхов.
Через час Гарун вернулся на взмыленном, понуром гнедом.
– Всего можно добиться, – бросил он Хатаму, – были бы желание и умение.
Увидев обидчика, взревел Сатрап.
– Ничего, и тебя я воспитаю! Трястись от страха будешь при встрече! – бросил Гарун.
Бык же крепкими рогами пытался разворотить постылую клетку…
Если бы другой человек так же умело и ловко объездил коня, Асхад стал бы подражать ему во всем, но это сделал Гарун, неприязнь к которому по-прежнему переполняла душу мальчика.
В полдень, накормив людей, Рахмет уехала с Гаруном на бахчу. Малыш остался с Хатамом, с ехидцей наблюдавшим, как скрывается за перелеском телега с молодой красивой поварихой и мужчиной, что не упускает своего.
– Дядя Хатам, папка сегодня приедет? – поинтересовался Асхад.
– Может быть, – ответил ветеринар, ожидая чего-то, на что в будущем можно было поглазеть.
Наступили сумерки. Малыш любил встречать их на окраине фермы. Отсюда хорошо просматривалось, как садится солнце, а там, на юге, две заснеженные горные вершины, еще недавно проливавшие яркий свет на равнину, угасают, превращаясь в тени на алом небе. Он хорошо знал и радовался тому, что завтра наступит новый день, горы сбросят покров полумрака и снова станут исполинами.
Из долины шел человек. Асхад узнал его, помчался навстречу.
– Папа! Папа! – кричал он, взлетая на руках отца.
– Подрос, мой мальчик, того и гляди, меня скоро догонишь, – улыбался Асланбеч.
Они пришли к дому.
– Рад тебе, – услужливо приветствовал его Хатам, – салам алейкум!
По лицу Асланбеча нетрудно было определить, что он уже хорошо осведомлен о происходящем на ферме. Хатам понял это и отступил.
– Где Рахмет? – поинтересовался у него Асланбеч.
– В обед на бахчу с Гаруном уехала.
Отец Асхада присел. Руки его вздрагивали. Чтобы не выдать волнения, он сжал их в кулаки.
– Что ж, подождем, – выдохнул он.
Где-то через час, поскрипывая, выехала из ночи телега, заполненная дынями и арбузами. Ничего не подозревавшая Рахмет, опершись на плечо Гаруна, выбралась из нее и направилась в дом. На пороге, увидев мужа, содрогнулась.
– Что это ты, бесстыжая! – вспыхнул он. – Не меня, ребенка бы постеснялась!
– Если ты все знаешь, зачем пришел? – собравшись с духом, ответила она.
– Пришел убедиться, что не зря треплют языки, и уйти.
– Не надо было беспокоиться, – сказала Рахмет.
– Эй, парень, ты бы поосторожнее! – вступился Гарун. – Не обижай женщину, хоть она тебе и жена.
Асланбеч брезгливо посмотрел на него.
– Драться с тобой, конечно, не буду, не сошел с ума, – произнес он и добавил: – Что ж, живите, только мальчонку я вам не отдам, вернусь за ним.
Он пошел. Асхад побежал вслед.
– Папа, я так ждал тебя, а ты уходишь…
– Потерпи, сынок, устроюсь на новом месте, обязательно приеду за тобой, – ответил отец.
– Не уходи!
– Нет, мой мальчик, нет…
Асланбеч горько усмехнулся, присел на колено, поцеловал его и поторопился в ночь.
– Пойдем, Асхад. – Рахмет положила на плечо сына теплую, мягкую руку и увлекла за собой.
Единственным желанием малыша в эту минуту было видеть Сатрапа. Маленький человек хотел поведать большому животному свою печаль. Оно, как никто другой в мире, считал Асхад, могло выслушать и понять его.
– Мама, я хочу к Сатрапу, – грустно сказал он.
– Нельзя, дядя Гарун сердится, и домой пора собираться, – ответила она.
Тянулись последние дни лета. Как будто чувствуя это, мухи кусались злее. Асхад прятался от них на вышке-сторожке. Здесь их всегда было меньше, чем в базах, сараях, даже в доме. Однажды он забрался на нее с книжкой. Читать Асхад еще не умел, рассматривал картинки. Потом малыш увидел, как из долины подъехала к ферме легковая машина и остановилась под вышкой. Из нее вышли Гарун и высокий усатый мужчина. Они направились в один из сараев, потом осмотрели базы, амбар, дом животноводов. Гарун все это время что-то упорно, жестикулируя, доказывал незнакомцу, кивал, отходил, бегал вокруг него, напоминая малышу шута, которого видел в мультфильме. Они вернулись к машине.
– За такое добро и пять миллионов можно отдать, – сожалея о том, что незнакомец его не поддерживает, говорил Гарун. – Коров и лошадей ты, Аслан, уже смотрел, давай сторгуемся без обиды.
– Три миллиона и ни копейки больше! – отмахнулся незнакомец и попытался было сесть в машину.
Хозяин придержал его:
– Накинь пару сотен!
– Нет, нет, не получится.
– Ладно, три так три! – с обидой человека, не привыкшего уступать, сказал Гарун. – Уговорил!
Аслан уехал.
Вечером, когда все ушли с фермы, Гарун оставил Рахмет. Между ними уже был какой-то важный разговор, малыш понял это, едва мать сказала первые слова.
– Все-таки решил продать ферму?
– Иного выхода не вижу, – ответил он. – Вчера санохесского председателя колхоза взяли. Прокуратура обнаружила крупные хищения. А я с ним долгое время был в одной связке. Он-то и надоумил меня купить эту ферму. Не сегодня – завтра все откроется, нагрянут сюда, припомнят прошлое. Решайся, Рахмет!
– Я никуда не поеду! – отрезала она.
– Что ты, что ты, милая, – торопливо уговаривал Гарун, – не всю жизнь же мы будем прятаться. Затаимся до хороших времен, а потом заживем по-людски. Деньги, что дадут, позволят это. Шутка ли, три миллиона…
– А как же люди на ферме, ты же обещал им заплатить?
– Какие люди, о чем ты говоришь! Прикажешь раздать все, а самим без хлеба остаться? – рубанул Гарун.
– Не очень хорошо с ними выходит, – взмолилась она. – К тому же я очень боюсь за тебя, за себя, за сына. Не хочу!
– Впрочем, ты никогда не отличалась особым умом, – закончил Гарун. – Не хочешь, поступай, как знаешь. Только предупреждаю: обмолвишься с кем-нибудь из фермских об этом – убью!
– Аллах тебе судья, – тихо ответила Рахмет, – но я скажу им.
Следующий день был смутным. Бросив работу, до сей поры молчавшие люди собрались у дома животноводов, шумели.
– Как же так, он обещал нам за работу хорошие деньги! – недоумевал голубоглазый пастух.
Голос его утонул в гуле негодования.
– Ждите, он заплатит, облапошил, как детей, – ревел Хатам.
Молчала одна Рахмет. Она сидела на порожке и думала о чем-то своем, женском. Малыш пожалел маму, такой грустной он ее еще не видел.
Ближе к полудню вернулся на ферму нарядный и слегка пьяный Гарун.
– По какому поводу устроено сборище? – презрительно взглянув на Рахмет, процедил он.
– Говорят, ферму ты собрался продавать? – поинтересовался Хатам.
– Я уже продал ее. Получу деньги, со всеми рассчитаюсь.
Он зашел в конторку, взял кое-что из документов, личные вещи. Когда же Гарун направился в аул, люди зашумели вновь. Однако никто не решился задержать его. Пошла за ним только Рахмет. Раскаяние вытеснило из ее груди другое, более сильное чувство – гнев. Она взяла Гаруна за лацкан пиджака и сказала:
– Не делай этого! Побойся аллаха!
Он небрежно оттолкнул ее:
– Уйди с дороги, дрянь!
Подскочивший к месту ссоры малыш впился зубами в широкую ладонь обидчика матери. Гарун ударил его:
– У-у, гаденыш!
Асхад упал в пыль. Животноводы, увидевшие, как бывший хозяин расправился с ребенком, поторопились к ним. Но громкий треск остановил их. То ломал клетку и спешил на помощь другу Сатрап… Страх обуял всех при виде разъяренного животного, которое снесло ворота и бросилось к Гаруну. Одним ударом бык свалил его, почувствовав запах крови, взревел и стал катать обмякшее тело по земле…
Оправившись от шока, люди прогнали животное, осмотрели Гаруна – он был мертв.
– Пойдем отсюда, Сатрап, – малыш тронул вздрагивающего быка за шею, – теперь тут будет тебе совсем плохо.
Сатрап доверчиво потянулся к Асхаду, словно раскаявшись, просил защиты.
– Сынок, брось его, отойди! – вне себя кричала Рахмет.
Асхад же с упреком посмотрел на нее:
– Нет, мама, теперь они убьют Сатрапа.
…Их настигли, когда Асхад уже привел друга к аулу бабушки, у которой было много душистого сена. Он даже видел ее дом и опять пожалел, что не родился птицею – орлом из сказки, который мог, ухватив быка за холку, унести в гнездо.
Люди с фермы, выскочив из телеги, подбадривали друг друга и наступали. Они были похожи на чертей, клубились вокруг Сатрапа.
– По голове его ударь, по голове! – крикнул скотнику, забежавшему спереди. Хатам.
Тот размахнулся тяжелым бруском железа и опустил его между рог животного. Малышу показалось, что ударили не быка, а его, кровавые круги понеслись перед глазами…
Погрузившись в полузабытье, Асхад почти одновременно с Сатрапом рухнул на землю.
Из аула вышел старик.
– Что же вы делаете на глазах у мальчика, изверги? – сказал он.
Ему ответили:
– До него ли нам! Это бык-убийца!
Потом кто-то поднял Асхада. И хотя его только оторвали от земли, ему почудилось, что он воспарил высоко-высоко в небо, туда, где было очень легко. Сознание терялось так же стремительно, как вода уходит сквозь мокрый песок…
