Ада Самарка - Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения
Работали в каменном карьере по восемнадцать часов, средневековыми кирками. В целях экономии ели один раз в сутки – вечером давали баланды и кирпичик хлеба на отряд – за него, за этот кирпичик, сильный убивал слабого. Те, кто был при кухне, поощряли одно из развлечений уголовников – красть миски, и потом потешались, шлепая по половнику баланды в дырявые, вываленные в каменной пыли и грязи шапки.
Андрей Злов с другом-однополчанином, чудом оказавшимся рядом и в этом аду тоже, начали с драки на кухне. Избив блатных и худо-бедно накормив самых униженных, они закрепили за собой позиции негласных лидеров. Идея восстания созрела тут же, благо опыт имелся – труднее было найти достойных сообщников. Пока Андрей сидел, избитый, в карцере (убивать намеренно тут не любили – куда конструктивнее было направить энергию бунтарей в производственное русло), его друг анализировал обстановку, подмечая различного рода мелочи, график пересменки, расположение ворот и вышек. В отличие от немецкого лагеря, представленного на бегляцкой шкале уровня сложности наивысшей зарубкой, здесь, в тайге, открывалась масса возможностей – и охранный персонал был хуже подготовлен, и забор состоял лишь из двух рядов проволоки, без электрического тока, да и вышки чересчур высокие и какие-то несуразные. Словом, когда Андрея выпустили из карцера, а чувство голода уже уверенно возобладало над всеми остальными чувствами (новая партия прибывших находилась на минимальной пайке и ежедневно стояла в самом конце очереди к котлу с баландой), группа из приблизительно 60 заключенных, дождавшись условленного знака, бросилась на надзирателей, обезоружив их, затем, звездообразно, лучами выстрелила в пяти противоположных направлениях – на вышки, к воротам, в администрацию, на склады. Увидев, что творится, остальные, кто был в состоянии, прихватив кирки, бросились за ними, и самые шустрые, отведя огонь на себя, уже отстреливались захваченными со склада автоматами, пока остальные рванули через поваленные ворота на волю и там рассыпались, как порванные бусы, раскатились по лесу на все стороны. Подпалив напоследок склад горюче-смазочных материалов, Андрей с другом убегали в числе последних. Друга скосила шальная пуля – из единственной необезвреженной вышки растерявшийся охранник поливал автоматными очередями подступы к лесу (а ведь с такого расстояния разве попадешь из автомата…), некоторые заключенные падали, но большинству удалось скрыться.
Это был беспрецедентный случай, невозможный для системы, тщательно засекреченный вплоть до середины восьмидесятых. Даже командование других аналогичных режимных объектов не знало всей правды – сводки подавались лаконично, как бы вскользь упоминалось, что была попытка к бегству, почти успешно пресеченная, дескать, в морге и среди живых не досчитались лишь двоих заключенных. Ориентировки разослали на Андрея Злова и матерого урку, вора в законе – Дмитрия Шило. И тема больше не развивалась. Верховные устроители лагеря, впрочем, не особенно переживали. Единственное место, куда могли податься в случае успешного прохода через сотни километров таежного леса беглые заключенные – тот самый городок, обозначенный красной обтрепавшейся звездочкой на карте, – был и без того на особом положении. Просто так приехать или уехать оттуда было трудно даже простому мирному гражданину с советским паспортом. В близлежащих селах и хуторах жили преимущественно освобожденные, без права проживания на большой земле и на зыбком положении потенциальных врагов и вредителей. Беглого чужака тут бы выдали в два счета, просто чтобы выслужиться. По дороге длиной триста верст ездили только служебные автомобили, и чтобы исключить возможность подкупа после побега, административно-исполнительная команда в лагере снова поменялась. Приехали суровые чужаки, из числа штрафников по предыдущему месту работы, рьяно взявшиеся за патрулирование примыкающих к лагерю территорий и единственной подъездной дороги. Многих беглецов нашли тут же – испуганные громадой леса, без воды и еды, со смертью, наступающей им на пятки, они, как побитые собаки, крались обратно к лагерю, на запах кухни. Некоторые предпочли умереть на воле. Двое в отряде Андрея Злова перерезали друг друга. Но именно его люди, преодолев невероятный для их уровня истощения марш в пару сотен километров, оказались возле заброшенной с царских времен шахты, где добывали изумруд – и секретной в силу этого соображения еще тогда, потому не нанесенной на карты, и отчего-то, по какому-то нелепому недосмотру, пропущенной, не зарегистрированной новыми властями, и открывшейся лишь этому пешему отряду. Как-то, видать, попало это место на стык кадров аэрофотосъемки, казалось каким-то пленочным дефектом или бог весть чем. Да и не летали потом в эти края самолеты. К шахте не вели дороги – заметая следы, желая законсервировать месторождение для наследников, бывший владелец единственный подъезд перепахал и засадил деревьями. Так и разваливались там несколько изб с разбитыми печами после того, как царские каторжане не замедлили сменить место жительства при наметившихся политических переменах. Та дорога, по которой Кадык вез Бузю от Т-образного перекрестка на запад, упирающаяся в тупик, осталась еще с тех дореволюционных времен и вела когда-то в крошечный городок на берегу реки, все население которого вымерло в начале ХХ века от неизвестной болезни и на месте которого потом попытались возвести лагерь для ссыльных бессарабцев, также умерших уже от другой болезни. Возможно, те, кому нужно все знать, догадывались, что в тех дремучих далях может крыться какой-то мелкий секрет, но его потенциальный вес казался, в любом случае, ниже существующих заданий партии и пятилетки, решать которые приходилось безотлагательно.
Обнаружив заброшенную шахту, Коля Варча, из почти что местных, потомственный вор-карманник – щипач, безошибочно установил, что тут добывают драгоценные камни, что в пустотах пегматитовых жил могут скрываться изумруды, рубины, топазы. Прежний владелец, покоящийся неведомо где, заботливо законсервировал шахту для своих потомков, предусмотрев массу мелочей, способных облегчить их жизнь на первых порах. Нашлось кресало для огня, ветошь, банки и самые разнообразные инструменты, были меха и все необходимое для кузницы, керосин и даже несколько бутылей превратившегося в чернила вина. На расстоянии примерно в семь километров от шахты обнаружили поляну с домом и колодцем. Там, а не возле шахты, для пущей безопасности, решили поселиться. Там же были найдены пусть старые, царских времен, но все же карты данной местности. И выводы, к которым пришли беглецы, были такими же, как у тех, кто ловил их – что единственным способом выбраться отсюда на большую землю, обратно домой – это идти через один из двух поселков возле железнодорожной ветки. Можно было идти все время на юг, вниз, и также достичь ветки, попытаться прицепиться к проходящему составу – но это все равно что прийти сдаться с повинной. Однако нашлись смельчаки: забрав ценные на их взгляд вещи, а также скудный запас еды, они ушли четко на юг, и как сложилась их дальнейшая судьба – никому не известно. Обдумывая, как выбраться из тайги, Андрей Злов решил, что двигаться будут бросками, и только вдоль реки, чтобы обеспечить себя едой и питьем. Вдоль реки, чем южнее, тем чаще, должны были появляться и люди, откупаться от них собирались драгоценными камнями, добываемыми тут на шахте. Еще нужно было достать одежду взамен арестантской и завязать контакты хоть с кем-то из местных, хотя каких местных – численность населения тут составляла, по самым оптимистичным расчетам, пять чел на 100 квадратных кэмэ.
На шахте планировали перезимовать – буйное короткое таежное лето стремительно приближалось к концу, по утрам на траве уже белел иней. В ту зиму их умерло больше всего – еще многого не знали, не умели, не берегли себя. Весной, едва снег сошел, бросились жрать траву – так хотелось зелени. А Андрей Злов, которого сообща одели в наименее рваное, с заплечной торбой, полной драгоценных камней, отправился устанавливать контакты. Чтобы не заблудиться на обратном пути, ставил одному ему понятные метки на деревьях, когда ложился спать – по-хитрому складывал упавшие сухие ветви, чтобы знать, в какую сторону идти до рассвета, выкладывал приметные камни и копал ямки.
Могучая, широкая, еще не успокоившаяся после половодья сибирская река появилась даже раньше, чем Андрей предполагал. Несколько дней он сидел в березовой роще, такой диковинной, непривычной для этих мест, ел сырую рыбу, потом двинулся вниз, предусмотрительно углубляясь в лес на время ночевок. Когда увидел вьющийся над лесом дым – затаился, пару дней ходил вокруг да около – это были рыбаки, промышляющие пришедшей на нерест рыбой. Им казалось, этим мужикам, тоже из бывших зэков, что дальше, чем они, забраться уже невозможно, что там, выше, за полосой бесконечного леса – немного каменистой тундры, обрывистый берег Северного Ледовитого океана, а там и Северный полюс, а за ним Америка. А ведь сравнительно недалеко, в нескольких днях ходьбы от них, сидели в своей изумрудной шахте семеро беглых зэков, и кто знает, не было ли в том лесу еще кого-то притаившегося и одичавшего.
