Владимир Романовский - Шустрый
35. Эпистолярный жанр
В сопровождении свирепого Азиата поехал Барон на канал и там, на набережной, сверяясь с блокнотом, быстро обнаружили они нужный особняк.
Дворецкий доложил хозяину дома, что прибыл известный всему миру торговец мебелью. Фамилия торговца была хозяину хорошо известна – в гостиной на почетном месте стоял секретер «как у государя». Сынок вышел в гостиную в роскошном халате и со щегольской курительной трубкой в руке. Он посмотрел на мощного Азиата, улыбнулся, и, не гнушаясь, протянул руку торговцу. Барон, чуть поколебавшись, руку пожал. Присели у камина, а Азиат остался стоять.
– Чем могу служить? – спросил Сынок. – Не желаете ли выпить? Еще немного рано, а впрочем, у всякого свой распорядок дня.
– Нет, спасибо, – сказал Барон. – Вы меня не узнаете?
– Как же вас не узнать, любезный! Не только гравюры – даже портрет видел, когда побывал в вашей стране года три назад. Все-таки нашим портретным мастерам до ваших далеко пока что.
– Я не об этом. Возможно, мы встречались ранее.
– Не припоминаю. А впрочем, позвольте…
Сынок вгляделся в черты Барона.
– Действительно, мне почему-то знакомо ваше лицо, – сказал он. – Может, мы с вами встречались … э … на войне? Нет, вы для этого слишком молоды.
– Мне все говорят, что я выгляжу старше своих лет.
– Да? Странно, поскольку людям больше пристало вам льстить. Ну, вам лет тридцать пять, я думаю.
– Вы правы. Так где же и когда мы с вами встречались, сударь?
– Любопытно, любопытно, – сказал Сынок, улыбаясь, разгадывая загадку. – Где же? Вы не играете ли в карты?
– Очень редко, и только чтобы доставить удовольствие коллегам.
– Может, на каком-нибудь балу? – предположил Сынок. – Нет, скорее всего тоже нет … Судя по вашему произношению, вы южанин?
– Вообще-то да. Но не совсем. По рождению я ваш земляк, сударь.
– О! Правда? Приятно видеть, что соотечественники имеют влияние в разных сферах за границей. Вот что значит трудолюбие и упорство! Ну и талант, разумеется. Народ наш талантлив. Осталось совсем немного – чуть больше свободы, и мы удивим весь мир!
– Возможно, сударь, поскольку народ действительно талантлив и щедр. Между нами говоря.
– Разумеется, Барон, разумеется.
– При этом, – продолжал Барон, – народ талантлив во всем, за что бы не брался. Не подумайте, что я говорю это просто потому, что сам являюсь выходцем из народа – нет, это совершенно объективная оценка, сударь.
– О, безусловно, Барон, я понимаю – вы человек не только умный, но и практический, кому, как не вам, здраво судить о таких вещах. Вы много путешествуете…
– Да, сударь. Спешу в частности отметить следующую деталь: народ наш … ничего, что я говорю «наш»?
– Барон, я в душе всегда был республиканцем. Дворянство – тот же народ, у всех у нас общие предки.
– Рад, что вы так думаете. Да, так вот, сударь – народ наш талантлив во многих областях деятельности.
– Совершенно с вами согласен. Совсем недавно я посетил книжную лавку, и мне там рекомендовали стихи молодого поэта – выходца из народа. Если вы все еще помните родное наречие, я мог бы вам одолжить книгу – превосходные стихи, Барон!
– В данном случае, сударь, мне хотелось бы поговорить с вами не о стихах, а об эпистолярном жанре. У меня с собою есть образец этого жанра, и я бы хотел, чтобы вы на него взглянули и оценили. Мне дорого ваше мнение, сударь.
Сынок удивленно посмотрел на Барона. И сказал:
– Разумеется, Барон. Боюсь, что не совсем улавливаю…
Барон вытащил из кармана письмо и протянул Сынку.
Некоторое время Сынок читал и разглядывал письмо. Вежливая улыбка сошла с его лица. Он посмотрел на Барона.
– Кажется, я понимаю, кто вы на самом деле, – сказал он.
– Я польщен, сударь. Понимание – великое дело.
– Что же вам от меня нужно?
– Мне нужно знать, кем это писано.
– Судя по почерку, писала наша тогдашняя горничная по прозвищу Мышка.
– Под вашу диктовку?
– Нет. Таких писем было тогда много, некоторые печатали в газетах. Письмо списано с газетной заметки.
– Следовательно, это ваша матушка велела Мышке написать письмо.
– Нет. Это я велел, по настоянию одного знакомого, человека весьма опасного, но с практическим складом ума.
– Зачем?
– Нельзя было терять времени. Вашей матушке требовался какой-то исход, завершение, иначе бы она еще пять лет лежала и стонала. А для дела требовалось ровно две дюжины девушек и баб, это было одним из условий, которое я не посмел нарушить. Человек, с которым я имел тогда дело, любил точность и безукоснительность.
– Понятно. Зачем вам нужна была именно моя мать? Вы могли бы купить недостающую девушку или бабу в соседнем селении.
– В соседнем не мог. Я был тогда в ссоре с соседом…
– Когда это вы успели?
Сынок усмехнулся.
– Вам нужны подробности? Хотя – пожалуйста. Я соблазнил его дочь. Увлечения молодости.
– Ясно. Вы осознаете чудовищность содеянного?
– Чудовищность? Барон, прошу вас быть осторожнее в выборе выражений.
– Осознаете или нет?
– Барон, вы неправы, – сказал Сынок. – Вы руководитесь в данном случае предубеждениями – это понятно, поскольку вы лицо заинтересованное. Но вы должны же, как человек объективный и практический, понимать…
– Что понимать?
– Что я не мог поступить иначе. Хотел, признаюсь вам, но не мог. И вы на моем месте поступили бы так же.
– Сомневаюсь.
Сынок некоторое время молчал, а потом сказал:
– Человечество перепробовало все возможные формы правления. Народовластие, монархия, олигархия, диктат – все это уже было, и будет еще не раз. И всегда, при любом правлении, есть звания. Кто-то рождается у самого трона – или, если вам угодно, председательского кресла – кто-то в самых низах, кто-то между. Несправедливость не в устройстве, а в том, насколько злоупотребляют люди разных рангов своим положением. Иной рабовладелец бывает справедливее и добрее работодателя. Иной раб совершает поступки столь благородные, что память о них многие века служит примером аристократии. Все зависит от человека, а не от звания.
– Считаете ли вы, что поступили благородно?
– Нет, я просто действовал в соответствии с обстоятельствами. Ни разу, насколько я помню, не был я ни чрезмерно жесток, ни даже чрезмерно коварен. Скорее наоборот.
– А письмо это – не подлость ли, сударь?
– Не будь этого письма, ваша матушка могла бы скончаться от горя и тоски. Поскольку, как видим, господин Шустрый за нею до сих пор так и не приехал.
– Шустрый погиб в тот же год в «Битве Народов».
– А, да? Не знал. Примите мои соболезнования. Но если бы он не погиб – все равно, вряд ли бы он за нею вернулся. Именно за нею. Уж скорее за Акой-Бякой. Помните такую?
– Помню. При чем тут Ака-Бяка?
– Она была его любовницей некоторое время. Их сын сейчас учится в военной школе.
– Понятно, – сказал Барон. – Ну, так и быть, оставим это, сударь, я к вам вовсе не за этим пришел.
Сынок удивленно поднял брови.
– Вот как! А за чем же?
– Мне доложили, сударь, что вы ухаживаете за богатой невестой.
Сынок распрямился в кресле. Сказал холодно:
– Не вижу, каким образом этот аспект моей личной жизни до вас касается, Барон.
– Я прошу вас, сударь, ухаживания эти оставить. В столице много девушек, как, впрочем, и замужних дам, у вас большой выбор. К этой девушке приближаться больше не нужно. Она по легкомыслию своему назначила вам сегодня свидание, вы хотите с нею погулять по парку. Пожалуйста, не делайте этого.
– Прошу вас не указывать мне, Барон, и прошу вас покинуть мой дом немедленно.
– Покинем, покинем, – заверил его Барон. – Но не вдруг. Вы, сударь, упорствуете?
– Не забывайтесь, сударь!
– Упорствуете?
Сынок встал. Барон тоже поднялся и сказал:
– Я это предвидел, сударь. Я этого не хотел, но упорство ваше не оставляет мне выбора.
Он сделал знак мощному Азиату. Тот приблизился.
– Что это вы задумали? – спросил Сынок.
– Сейчас сей свирепый муж вас подержит, сударь, а я дам вам в морду. Не очень сильно, но достаточно, чтобы появился синяк под глазом. Это будет мне гарантией, что в парке вы сегодня прогуливаться не будете, ни под руку с барышней, ни даже в одиночку.
– Вы поступаете опрометчиво, Барон, – сказал Сынок.
Барон еще раз кивнул Азиату. Азиат схватил Сынка за грудки. Но тут Сынок, который, по расчетам Барона, был хлипок, ослаблен алкоголем и развратом, а о военной выправке давно забыл, в свою очередь схватил за грудки Азиата и ударил его лбом в лицо. Азиат ослабил хватку, и Сынок дважды, очень быстро, ударил его кулаком в ухо. Азиат лег на пол, держась за ухо и за нос. Барон набросился на Сынка, но долговязый вертлявый Сынок перехватил бьющую руку, очень больно наступил Барону на ногу, а руку вывернул ему за спину. Барон почувствовал, как ноги его отрываются от земли. Его бросили на пол, надавили сверху на спину коленом, и сказали:
