Анатолий Маев - Генетик
Приступая к основной теме, Вараниев подчеркнул, что вызов Жанетты Геральдовны связан с делом чрезвычайной важности и секретности, а потому встает вопрос: предана ли она делу партии абсолютно. На это Жанетта Геральдовна ответила, что делу партии предана в пределах разумно необходимого, но к самопожертвованию не готова.
– Жертвы нам не нужны, – успокоил председатель, никак не решаясь сказать даме, чего ради ее в срочном порядке пригласили в Москву.
Вмешался молчавший до сих пор Шнейдерман:
– Вить, я Жанетту давно знаю и могу поручиться за нее. Мы можем доверять ей полностью.
Тогда председатель взял с гостьи честное партийное, что она «ничего никогда никому не скажет», после чего поведал о грядущем событии и предложил стать матерью Вождя. Женщина вмиг лишилась дара речи. В комнате воцарилась тишина. Товарищи ждали ответа гостьи из Костромы.
– Мне надо подумать, – наконец выдавила из себя Жанетта Геральдовна.
Сразу после ухода председателя она принялась терзать Шнейдермана расспросами. Тот, видя, насколько дама возбуждена и растеряна, говорил мягко и аргументированно, рассуждая обо всех составляющих дела. Результатом беседы стало согласие Хвостогривовой взять на себя роль сестры председателя партии, а также выносить и родить Вождя. Но по одному вопросу позиция женщины осталась неизменной: Жанетта Гелальдовна соглашалась небескорыстно.
До завтрашней встречи с Вараниевым оставалось достаточно времени, и сейчас даме не хотелось ничего иного, кроме как… Что удивительно, Шнейдерман имел точно такое же желание!
Товарищи как могли пытались разнообразить свою партийную жизнь, и никто не был в силах помешать им… кроме его величества случая. Этот самый случай явился в лице Галочки, открывшей дверь в квартиру собственным ключом, который давно, но недальновидно дал подруге Шнейдерман. Она пришла с одним-единственным намерением – сделать уборку в его отсутствие, воображая, как ее заботой возлюбленный будет тронут, вернувшись из командировки.
В бурном воплощении совпавших желаний Боба Ивановича и Жанетты Геральдовны приход супруги доцента остался незамеченным. Заглянув в комнату, Галочка критически перепугалась, не будучи ни малейшим образом подготовленной к внезапно представшему ее взору зрелищу: две мужские волосатые ноги неподвижно торчали из-под простыни. Она отскочила от двери и дико заорала: «Убили!» Но звук не нарушил амурную ауру квартиры, потому что вопля-то и не получилось: спазм сковал горло Галочки, перехватил выдох, жгучей сухостью, как наждачной бумагой, предательски пробежал от трахеи вверх до кончика языка, и женщина потеряла голос. Однако необъяснимая сила толкала пассию второго человека в партии войти в комнату. Галочка снова приоткрыла дверь: все те же волосатые мужские ноги лежали на кровати, а по бокам от них – гладкие женские, согнутые под большим углом и разведенные в стороны. Мгновенно тело незваной гостьи превратилось в ватное, перед глазами пролетели белые мухи, и сознание покинуло Галочку.
Шум падения дамы быстро вернул Шнейдермана в координаты пространственных и временных измерений. Он несильно шлепнул секретаря костромского обкома по низу живота, схватил простыню и, произнеся лишь слово «засада», рванул в гостиную. Хвостогривова вскочила с кровати и метнулась к окну за занавеску. Жанетта Геральдовна, стоявшая совершенно голой, поняла, что случилось, услышав полуживой голос непредвиденной визитерши:
– Бибик, ты – сволочь!
– Успокойся, дорогая! – ласково попросил второй человек в партии.
– Бибик, ты последняя сволочь! – повторила Галочка.
К такой оценке Шнейдерман отнесся спокойно и, нависая обернутым простыней телом над лежавшей на полу женщиной, резонно спросил:
– Разве мы на сегодня договаривались?
Галочка приподняла голову и в третий раз произнесла:
– Бибик, ты конченая сволочь!
Боб Иванович, не сходя с места, дотянулся рукой до полки серванта и ловко выхватил небольшой пузырек. Но нашатырный спирт не понадобился: женщина почти полностью пришла в себя. Галочка встала, самостоятельно дошла до стула и попросила вызвать такси.
Шнейдерман и не пытался оправдываться. Да и не нужны были Галочке его оправдания. Она подобного не прощала. И мужчина в простыне это знал.
После того как дверь за ней закрылась, Боб Иванович вернулся в спальню. Хвостогривова продолжала стоять за занавеской.
– Выходи, отбой! – сообщил второй человек в партии. – И чего ты там стояла?
Шнейдерман оделся и прошел на кухню: хотелось есть. Через пару минут там же появилась Хвостогривова с вопросом:
– Кто эта женщина?
– Галочка.
– Давно ты с ней? – не без ревности спросила Жанетта Геральдовна.
– Давно, – равнодушно ответил сын восьми народов.
– Замужняя? – допрашивала Хвостогривова.
– Да.
– Муж нормальный?
Шнейдерману допрос не нравился, но он продолжал удовлетворять любопытство дамы, чувствуя свою вину за испорченный отдых:
– Не знаю. Не спрашивал. Доцент.
Следующий вопрос был явно не обдуман:
– И как он смотрит на ваши встречи?
– Положительно. Несколько лет делал вид, что ничего не замечает. А может, и вправду не замечал. Ученый, что с него возьмешь. Все они с мозгами набекрень, не от мира сего, – высказал свою точку зрения Боб Иванович.
– Неплохо бы немного прогуляться, – неожиданно предложила Жанетта Геральдовна.
Вернувшись на партийную квартиру, Шнейдерман зачем-то позвонил Острогову-Гондурасскому и спросил его мнение о перспективах всемирной коммунистической революции. Старик ответил уклончиво, напомнил о двух необходимых условиях: яркий вождь и местечковые евреи. «Старый хрен точно из ума выжил», – подумал Боб Иванович.
* * *Как и накануне, председатель партии пришел утром. Общение начали с чая, говорили на отвлеченные темы. Наконец перешли к главному вопросу.
– Во имя интересов партии я готова ответить согласием на ваше предложение, – обратилась Жанетта Геральдовна к Вараниеву. – Но и партия, считаю, должна пойти мне навстречу.
– В чем именно? – поинтересовался председатель.
– Я прошу предоставить мне трехкомнатную квартиру в Москве, причем в пределах Садового кольца, и должность заведующей отделом культурно-массовой работы, – уверенно заявила Хвостогривова.
Виктор Валентинович неодобрительно посмотрел на нее. Такого поворота он не ожидал. Ответ весьма обескуражил и расстроил его.
– Честно говоря, уважаемая Жанетта Геральдовна, я неприятно удивлен. Даже верить не хочу, что услышу от вас такое. Вы – идейный член нашей партии, уважаемый всеми товарищ, и на´ тебе… Да если бы Боб Иванович мне сказал подобное, я бы ни за что не поверил.
Хвостогривова засмеялась.
– Не вижу ничего смешного, Жанетта Геральдовна, – голосом явно раздраженным заметил Вараниев.
– И я бы ни за что не поверила, – давясь от смеха, солидарно ответила собеседница. – Даже если бы Боб Иванович пол сменил, все равно бы не поверила. Хирурги, конечно, научились делать баб из мужиков, но ведь только внешне. Может, его первым в мире сделали женщиной гинекологически? Товарищ Шнейдерман, неужели вам яичники с маткой вшили? Куда, если не секрет?
– Под мышку, – буркнул тот недовольно и вышел из кухни.
Жанетта Геральдовна продолжала смеяться, и уже сам председатель засмеялся вместе с ней. Наконец веселье пошло на убыль и Вараниев вернулся к основной теме:
– Я имел в виду, что если бы Бобу Ивановичу предложили подобное дело во имя светлых идеалов партии, уверен – он не стал бы выдвигать никаких условий.
– А я не уверен, – отреагировал, возвращаясь в помещение, Шнейдерман. – Чисто по-человечески Жанетту Геральдовну понять можно. Во-первых, вынашивая Вождя, женщина будет нуждаться в наилучшем медицинском наблюдении, каковое и можно получить в Москве. Во-вторых, беременность вне брака подорвет уважение и доверие к ней со стороны членов костромской парторганизации. Люди расценят сей факт как следствие ее аморального поведения, что может бросить тень на всю партию. В-третьих, женщина, решившаяся на такой подвиг, достойна запрашиваемой должности и квартиры в Москве. Я могу продолжать дальше, но, считаю, и сказанного достаточно.
– Думаю, Макрицын бы тебя не поддержал. Особенно в том, что касается прописки, – ехидно усмехнулся председатель. – Но вопрос на самом деле непростой. Надо хорошо подумать, поговорить с господином Гнездо… С другой стороны, времени у нас на это нет. Через месяц или два, точно не знаю, будущий Вождь должен уже будет находиться в утробе. Поэтому в случае отказа Жанетты Геральдовны нам придется подыскивать другую кандидатуру, а это дело не одного дня. Я могу твердо пообещать только прописку в Москве.
Хвостогривову его предложение не устроило:
– Мало! Где же мне жить, по-вашему? На вокзале, что ли?
Слова дамы обескуражили Вараниева. Однако тем и отличается начальник от подчиненных, что в сложных ситуациях умеет принять оптимальное решение.
