Наталия Терентьева - Маримба!
Катька стала собирать траву на нашем луговом участке, Шура показывала ей, какую именно лучше искать. Катька кормила кроликов, взахлеб рассказывала мне о большом черном «папе», о смешных крольчатах, об их ревнивой маме, которая чуть не укусила Катьку. Шура угощала Катьку невкусными печеньями, которые та не ела, но приносила мне, прося не выбрасывать, а «сохранить на завтрак». Они говорили о чем-то интересном для Катьки – о том, как Шура раньше жила в поселке («не в деревне, мама!»), как работала на ферме, ухаживала за животными, какие свиньи и боровы, оказывается, умные, умнее коров и быков.
Как-то я пригласила Шуру на чай. Она пришла принаряженная, с букетом из укропа, петрушки, базилика, других огородных трав, с баночкой варенья… И пошло-поехало.
«Я дружу на даче со сторожами!» – слегка кокетничая, говорила я городским знакомым. Это экзотично. Это благородно. Это удобно – всегда есть люди, которые помогут со всем – Саша починит, Шура польет или уберет. Забыли выключить рубильник – придет Шура. Траву покосить – оба Саши в четыре руки покосят. Косилка у нас есть, но сломанная, поработают доисторической косой… Но за «удобно» я бы просто платила деньги. А я платила деньги и дружила.
Шура мне нравилась искренне. Да и муж ее, Саня, со временем стал все более и более симпатичен. Здоровый, почти лысый, стесняется своей блестящей лысины, ходит в клетчатой тирольской шляпке, которая делает его похожим на бедно одетого немца. Глаза голубые, сам рыжеватый – остатками волос, тоже смешливый, как Шура, голос высокий, ломкий, от этого все, что он говорит, звучит забавно и незло. Да он злых вещей и не говорит. Меня то на «ты», то на «вы» называет, получается то по-дружески, то уважительно.
Дальше – больше. Я стала подвозить Шуру до Москвы – у нее где-то в другом Подмосковье, с другой стороны необъятной столицы живет в каком-то старом общежитии дочь с семьей. Нездоровый внук, с задержкой развития, которого Шурочка трогательно называет «мальчик».
– Мальчику пойду горошка наберу, собираюсь завтра… Ты не едешь на станцию?
– Еду, конечно, Шура, мне как раз в магазин надо!
– Ты ж ездила вчера вроде? Или что забыла?
– Забыла, не важно. Отвезу тебя с удовольствием!
Наконец я пригласила ее к себе в гости, в городскую квартиру. Сильно не раздумывая. Не вспомнив о том, что Шурина дочка живет в плохих условиях. Что сама Шура все жалуется на то, что в их избе – в одной комнате с маленькой верандой – им с Саньком тесновато, особенно зимой, когда не разбежишься в разные стороны на участке.
Я хотела ее угостить. Показать, как все красиво я сделала у себя дома. Вообще – пригласить к себе. Ведь в этом что-то есть? «Приходи ко мне в гости». Я пускаю тебя на запретную территорию своего дома. Запретную для чужих. Я тебе доверяю. Ты ведь будешь не только сидеть на кухне. Ты пройдешь по квартире. Посмотришь на портреты дорогих мне людей. Их уже нет. Но они есть внутри меня. Только никто этого не знает и не должен знать. Ты увидишь, как я рисую. Да, я рисую, как рисую. Никогда не училась. Это тоже моя тайна – я не бегу к чужим людям показывать свои рисунки. Вот моя спальня, вот ванная… Здесь не так уж много людей стояли и осматривались – думая, одна ли я сплю на этой огромной постели, разглядывая мою затейливо придуманную ванную, с ползущими по стенам еле видными бледно-розовыми огромными цветами… Она так много говорит о хозяйке, эта ванная, – тому, кто любопытен. Сколько щеток в стаканчике, какое белье сушится – какое у тебя, оказывается, белье, кружевное, дорогое… А зачем оно тебе? Просто любишь хорошее белье? Любишь все хорошее? Или не просто?
Прошли те времена, когда «гости» было обычным делом. Кто сейчас ходит в гости? Встретились в кафе, посидели, поделились новостями, заплатили каждый за свой пирожок и разошлись.
Московские посиделки на кухне до утра остались в другой Москве, той, в которой были парки, росли деревья, в которой можно было с коляской гулять по улицам, не рискуя отравиться, национальный состав которой почти не менялся последние пять-шесть веков – русские, еще русские, а также евреи, татары, украинцы, немного армян и загадочные курды – чистильщики сапог.
Но я пригласила Шуру в гости, посидеть со мной на моей современной кухне. Посмотреть, как я живу. Заглянуть в тайное пространство моей настоящей, домашней жизни. Дружить так дружить.
Шура очень растерялась, зайдя в наш подъезд, построенный в стиле, навеянном линией духов «Живанши», их классическим оформлением. Черный потолок, белые стены, много стекла, огромные хромированные ручки в виде символа «Живанши» – квадратный лабиринт, такая же символика – белая на черном сверкающем полу. В довершении всего на каждой двери вертикально, огромными прописными буквами на четырех европейских языках написан номер этой квартиры. И сумерки, свет льется откуда-то – непонятно откуда. В полутьме светятся цифры… Впечатление на неподготовленного гостя производит обычно ошеломляющее. Военизированной охраны у нас в подъезде нет, есть обычная веселая баба Маня в качестве бессменного вахтера. Фонтанов и золоченых перил тоже нет. Но есть большой аквариум, цветы, разросшиеся, как деревья, чистота и, главное – стиль.
Шурочка постаралась держаться достойно, по сторонам сильно не озиралась, не удивлялась, не пугалась, не восхищалась. Я внутренне порадовалась ее сдержанности. В моей же квартире она, сняв обувь и оставшись в толстых носках, стала обходить все наши достопримечательности, с нескрываемым любопытством разглядывая и мебель – вполне обычную, и мои оригинальные находки в оформлении квартиры, и светильники, и полки с книгами, сувенирами, старыми, дорогими моему сердцу вещами. Мои первые ботиночки и Катькины. Старая бабушкина вазочка. Трофейные немецкие балеринки. Канадская куколка из моего далекого детства, куколка старше Катьки почти в четыре раза. Шура смотрела внимательно, как в музее, задавала вопросы, переспрашивала.
На фотографии моих родных она тоже взглянула, без особых комментариев. Только сказала: «Мать у тебя такая… На тебя не похожа». Я не стала уточнять.
Вообще держалась Шура просто и доброжелательно. Я еще раз порадовалась, что умею выбирать друзей. Какая разница, кто сколько получает в месяц. Главное – душа. Близкая душа или нет. Этому меня научила русская литература. В это я верю и по сей день. Поставив точку в истории с Шурочкой. И во многих других историях. Несмотря на и вопреки. Пытаюсь верить, как и в прочее идеалистическое, эфемерное, придуманное людьми и живущее своей, идеальной жизнью, по мало понятным нам законам. Идея Бога, идея равенства, идея бессмертия души, спасения, идея перерождения, воскрешения (у кого как), воздаяния, единственного пути. Мы их меняем, бросаем, топчем, снова принимаем близко к сердцу, снова отбрасываем, а они живут, живут, изменяя мир, изменяя нас, входя в противоречие друг с другом, определяя наше бытие…
Близкая душа Шура стала поздравлять нас со всеми праздниками. Дарить немудреные, трогательные подарки. Рамочка для фото с розовым ангелом, банка протертой малины – дикой, Шура собирала ее в соседнем лесу, – диковинная заправка для супа – чеснок с петрушкой и еще чем-то, можно также намазывать на хлеб. Вышитые ее, Шурочкиными, руками, картинки. Долгими зимними вечерами Шура смотрит телевизор и, несмотря на проблемы с глазами, вышивает в огромных плюсовых очках, терпеливо, старательно – пейзажи, иконы, котят…
Я в долгу не оставалась. Тоже поздравляла с праздниками, привозила из заграницы подарки, старалась не отделываться обычной сувенирной ерундой. И вообще – я знала, что у меня есть надежный, верный друг. Дача моя, которую мне так трудно содержать в порядке, всегда присмотрена. Есть человек, который выслушает любые мои проблемы. Помочь не поможет, даже советом, но мне и не надо. Мне иногда надо высказаться. Рассказать, как не понимает мама, как ленится Катька, как быстро отвыкает от нас бывший муж, как опять сломалась машина, как болит горло и не лечится, как мало платят за работу, как доводят соседи по подъезду. Шура все запоминала, редко путалась, спрашивала – как с тем, как с этим.
Маленькая черная кошка однажды пробежала – даже не кошка, так, черный незлобивый котенок, когда Шура вдруг спросила:
– Можно мы у тебя косилку возьмем, наша полетела? Поедем купим, в воскресенье, но надо покосить в одном месте.
– Косу? Бери, конечно, но она тупая такая, я точилку где-то в траве, что ли, потеряла… в прошлом году еще…
– Да зачем мне коса? – засмеялась Шура. – Косилку дашь нам свою, электрическую, на пару часиков?
– Косилку? – удивилась я. – Да она сломана уже четыре года! Я ею только одно лето косила. А потом там леска кончилась. И штука эта, где леска, никак не открывается. Она припаяна, кажется. Я поэтому вас все время и прошу косить, когда уезжаю! Не от лени же! Я кошу сама, да косой низко не скосишь, ты же знаешь…
– Работает твоя косилка, – сдержанно ответила Шура. – Ну, я пошлю Саню?
