Маша Трауб - Счастливая семья (сборник)
Хворь навалилась не только на папу, но и на дядю Борю, который подвергался яростной атаке пчел. Стоило ему выйти из дому, как его жалила пчела. Мы с интересом смотрели, как у дяди Бори раздувается то нога, то рука, то шея. В аптеке, куда мама ездила регулярно за таблетками и мазями, считали число укусов и удивлялись, как дядя Боря еще не умер от анафилактического шока. Дядя Боря же удивлялся, почему вдруг все подняли такую панику.
Но ни папино ухо, ни дяди-Борины укусы не вызывали у мамы такой реакции, как вдруг появившийся храп тети Наташи. На папино счастье, он не слышал, как храпит тетя Наташа. А дядя Боря, видимо, привык. Мы с Симой спали крепко. Но для мамы тети-Наташины рулады стали кошмаром.
Первую ночь мама еще держалась в рамках приличий – она подошла к тете Наташе и достаточно ласково потрогала за плечо. Тетя Наташа перевернулась на другой бок и вроде бы перестала храпеть. Мама решила, что все дело в неудобной позе, и успокоилась. Но когда она стала уже засыпать, тетя Наташа вновь разразилась громкой, оглушительной руладой. Мама подошла и подергала тетю Наташу уже настойчиво. Тетя Наташа вновь перевернулась, но прошло минут десять, и она снова захрапела. Такого храпа мама не слышала никогда в жизни и до утра смотрела в потолок, гадая, почему раньше не замечала такого недостатка за тетей Наташей. Ведь, если бы заметила, ни за что не согласилась бы жить с ней под одной крышей.
– Теть Наташ, вы же раньше не храпели! – Мама встала раньше всех, даже раньше папы, поскольку практически не спала.
– Прости, пожалуйста, больше не буду, – пообещала тетя Наташа.
Но на следующую ночь все повторилось – мама вставала, дергала тетю Наташу, та покорно переворачивалась и продолжала храпеть. По выражению мамы, даже не как пьяный грузчик, а как целый отряд пьяных грузчиков. Еще маму возмущало то, что никому, кроме нее, тети-Наташин, так сказать, недостаток не мешал высыпаться. Дядя Боря, снимая аллергический приступ, пил таблетки, у которых был побочный снотворный эффект. Папа уже привык к своей глухоте. Нас с Симой, видимо, в силу возраста, и пушкой нельзя было добудиться. Так что мама оставалась один на один со своей проблемой. Точнее, одна с тетей Наташей, которая каждое утро говорила:
– Прости, пожалуйста, больше не буду.
– Но ведь вы же не храпели! Что вдруг случилось? – Мама чувствовала, что тетя Наташа от нее что-то скрывает.
– Видимо, здесь звукоизоляция другая, – отвечала серьезно тетя Наташа, – дверь по-другому расположена.
– При чем тут дверь? – не понимала мама, измученная бессонницей.
Она пыталась поспать днем, но стоило ей прилечь, как тетя Наташа развивала бурную деятельность – готовила, мыла посуду, расставляла кастрюли, гладила, плюясь на белье так шумно, что мама стонала и молила о покое. Она пыталась спать на улице. Впихивала себе в уши вату. Накрывала голову подушкой. Менялась с папой местами в надежде, что будет дальше от источника звука. Но все было бесполезно – тетя Наташа залихватски храпела, мама не спала. На четвертый день, точнее ночь, тетя Наташа проснулась и увидела перед собой маму, которая сидела на краю кровати с подушкой в руках. Тут тетя Наташа испугалась уже не на шутку, поскольку мамино выражение лица не предвещало ничего хорошего. Утром тетя Наташа жаловалась папе, что мама могла ее и задушить, с нее станется. И тем же утром призналась маме, что до этого использовала специальный спрей от храпа, но он у нее закончился.
– Срочно едем в город! – заявила мама. – Вместе.
Тетя Наташа сначала обрадовалась – наконец к святому Спиридону попадет, а потом испугалась – что еще мама придумала?
Подготовка к отъезду заняла целый день. Мама на пару с тетей Наташей наготовила еды на неделю вперед. Заодно договорилась с Василием, что если мы с папой, Симой и дядей Борей не найдем еду в холодильнике или не сможем ее разогреть, то он их непременно накормит. То есть Симу. Мужчин может не кормить – главное, накормить Симу. Только не мороженым. И не тирамису. А дать ей хоть какую-нибудь еду.
– Вы надолго уезжаете? На неделю? Вам нужно вернуться на родину? – тактично поинтересовался Василий.
Мама очень удивилась и сообщила, что они уезжают на рейсовом автобусе на день, чтобы купить лекарство от храпа для тети Наташи, которая скрывала свой недостаток. И заодно зайти к Спиридону. Василий не мог взять в толк, отчего мама так нервничает, и пообещал дать Симе еще и арбуз – единственный фрукт, точнее ягоду, которую моя сестра могла есть, пока не закончится.
– Еда! – закричала мама и отправилась на кухню к Антонио, чтобы переложить ответственность за ребенка на него. Василий был только рад.
Из кухни доносился только мамин голос и вскрики Антонио, то ли трагические, то ли восторженные. Когда мама наконец вышла из кухни, вытирая руки фартуком, выглядела она очень довольной. Зато Антонио был очень грустным, уставшим и даже не улыбался.
– Ну все, теперь я спокойна, – заявила мама.
По дороге домой она сообщила, что учила Антонио готовить. Для начала напекла «нормальных» блинов. Антонио пек блины традиционные – пресные, склизкие, упругие, тонкие, как бумага, суховатые, здоровенные и отчего-то всегда холодные. Впрочем, такими они и должны были быть, учитывая многообразие начинки. А мама напекла наших блинов – пупырчатых, щедро политых сливочным маслом, сладковатых, толстоватых, на два-три куса, лежавших стройной горкой на тарелке. Антонио съел сразу четыре (мама по привычке считала, кто сколько съел), остальные блины доели дети, хватая чуть ли не со сковороды – обжигая пальцы, измазываясь маслом.
Антонио пытался возмущаться, объясняя маме, что сахар в блины класть категорически нельзя, что сковородка не та (с этим мама согласилась, пообещав повару прислать с оказией настоящую русскую блинную сковороду), и ахал, когда мама растопила сливочное масло и поливала им блины как из лейки. Но когда мама дошла до гречки, которую принесла в мешочке, отсыпав из домашних запасов, Антонио сдался окончательно.
Мама не признает крупы в пакетиках – забросил, и готово. Нет, она готовит только из натуральных круп, желательно грубого помола. Антонио оставалось лишь открыть рот, когда мама высыпала гречку на сковороду, прокалила, залила водой, накрыла крышкой, выключила плиту, оставила томиться, опять залила все сливочным маслом по самое не могу.
– Кашу маслом не испортишь, – сказала она повару, – пословица такая русская.
Антонио не понимал, как можно жарить кашу. Он не знал, что такое гречка. Не понимал, как можно потом ее выложить, посыпать сахаром, и с ужасом смотрел, как его дети и дети Василия уплетают неведомое лакомство. Но мама решила довести повара до катарсиса. Она сварила кашу, чтобы объяснить Антонио, чем каша отличается от гарнира. Кашу мама варит такую – гречка с овсянкой. Гречки меньше, овсянки больше. Плюс ваниль и сахар. Потом все перемалывает в блендере и получается некая субстанция, похожая по вкусу на крем-брюле, на десерт, на что угодно, кроме каши. Хозяйские дети, которые уже не могли проглотить ни куска, сбежались на кашу и слопали всю кастрюлю. Мама оставила Антонио остатки драгоценной крупы, обещая прислать еще вместе со сковородой. И сказала, что придет еще – научить печь сырники, варить манную кашу, делать запеканку и остальные блюда из стандартного меню еще советского детского сада. Когда мама начала рассказывать про ежики – мясные тефтельки с рисом, запеченные в духовке, Антонио замахал руками и заявил, что прожил жизнь зря. И тот рецепт, который он изобретал, та мечта, которую он лелеял, – создать идеальные завтраки для детей, сделать детское меню не такое, как во всех ресторанах, оказывается, уже существует. И изобретено не им. И все настолько просто, что он даже вообразить не мог.
– Вась, присматривай тут за ними, – подошла ко мне мама.
– Почему я?
– Ты самый здравомыслящий из всех. – Мама с жалостью и любовью посмотрела на дядю Борю, который переключился на канал для подростков. На папу, который никак не мог сделать самолетик для Симы и очень злился на саму Симу, которая с жалостью и любовью смотрела на папу, подсказывая, как складывать бумажные крылья.
Потом перевела взгляд на тетю Наташу, которая никак не могла определиться с платком, который понравился бы святому Спиридону.
– Теть Наташ, в греческих церквях можно и без платка. А Спиридону уж точно все равно, – сказала мама, и тетя Наташа ахнула. – Мы идем в аптеку. Пока не купим вам спрей от храпа, даже не думайте попасть к Спиридону.
На следующее утро они уехали. Мама перецеловала нас так, как будто и вправду собиралась вернуться через неделю, а то и через две.
Обратно они вернулись в тот момент, когда мы чинно ели сосиски, которые купил папа. Мама немедленно осела в прихожей.
– Сосиски? А в холодильнике? Я же все оставила!
– Понимаешь, Марусечка, я не разобрался, что кому давать, и не рискнул. Вдруг ошибусь, – объяснил папа.