Валерий Еремеев - Тремориада (сборник)
– Милости прошу, блин.
Пока Славный раздевался, Саныч кликнул в комнату:
– Душа моя, Олюшка, у нас гости.
– Меня вообще-то Светой звать, – отозвался из дальней комнаты равнодушный голос.
– Как скажешь, Танюша, главное – стол расчисти. Приличный гость в приличном доме. И такой, я извиняюсь, бардак.
Друзья прошли в порядком захламлённый зал. А из маленькой комнаты вышла Света, одетая лишь в большую для неё Саныча рубаху. Она кивнула Славному и начала неспешно застёгиваться.
– Да ладно тебе, все свои, – сказал Саныч, глянув на неё. – Ты б лучше салат спрятала. А то приличный человек ещё подумает, что мы так и кушаем: сдобрив помидоры окурками, а огурцы – колбасными шкурками.
Саныч уселся на диван напротив журнального столика с остатками скромного застолья. Закинув ногу на ногу, демонстрируя дырку на потёртой коленке треников, сказал:
– Зато никогда взяток не брал. Присаживайся, Славный. Душа моя, Света, будь добра принеси бокалы и пару ершей.
– Какие ерши? – спросила Света, усаживаясь на табуретку у столика. – Мы ж вчера мышь поминали, что в твоём холодильнике сдохла.
– А ну! – гаркнул Саныч, хлопнув в ладоши. – Я сказал: пива и ерша! И живее, словно ты, мать его, мир спасаешь. Как хренов Брюс, – прости меня Господи, Уиллис с похмелья.
– Псих, – буркнула Света и, собрав со столика в тарелку с мусорным салатом рюмки и зачерствевший хлеб, отправилась на кухню.
– Ну, и как твоё ничего? – спросил Саныч Славного.
– Твоими молитвами.
– Если б всё моими молитвами шло, то уже лет десять была бы ядерная зима.
Света вернулась с влажной губкой и протёрла столик. Затем принесла три бокала и, присев на табуретку, целомудренно натянула рубашку на бёдра.
– Ай, умничка! Ай, хозяюшка, – похвалил её Саныч. – Вот, люблю беззаветно! Не, ей-богу – выучусь на скульптора и посвящу жизнь увековечиванию твоей красоты в мраморе.
– Уж извиняйте, ерша только нет, – сказала Света.
Славный встал и сходил за двумя большими баклажками пива, что оставались в коридоре. Вернувшись, разлил по бокалам.
– Давно пьёшь-то? – спросил он, когда Саныч потянулся за бокалом.
– Всю жизнь, – ответил тот.
– Выглядишь ничего, только колбасит малость.
– Блин, не говори под руку, – буркнул Саныч, бокал в его руке дёрнулся, и он поспешил выпить пиво залпом. Глаза Саныча тут же заслезились. Он блаженно протянул: – О-о-о, холодные пузырьки… Теперь я добреть буду.
А Свете то ли пиво не пошло, толь так мгновенно приспичило – она, отпив половину, поставила бокал и удалилась в туалет.
Славный достал сигарету и спросил:
– А куда пепел? Салат-то специальный унесли.
– Сейчас, – сказал Сергеич и позвал: – Танюша, душа моя, будь любезна, принеси пепельницу!
– Я не Танюша, я Оля, – послышался голос из спальни.
– Оля? – посмотрел на Славного Саныч. – Тогда тем более.
Дверь из спальни открылась, и на пороге возникла вторая девица, в большой для неё Саныча рубашке. Барышни были слишком свежи, и Славный понял, что они тут не из-за бухла. У дикого металлиста девицы искали приключений.
– Ты пепельницу вчера в мусорное ведро выкинул, – сказала она, застёгивая пуговицы. – Заявил, что так вы, гусары, всегда вытряхиваете.
– Мы такие! – кивнул Саныч. – А после, с бодунища, в помойке роемся.
Он встал и пошёл на кухню. Вернулся с помытой и протёртой пепельницей. Увидев, что Славный с Олей пьют пиво, вздохнул:
– Пока хоть кто-то празднует жизнь, бедолаги, роющиеся в помойке, не переведутся. – Саныч уселся на диван и спросил Славного: – Так каким тебя сюда занесло?
– Сто пятым?
– А-а! – оживился Саныч. – Автобус! Видел по телевизору. Ездит на колёсиках. Иль ты думал – мы тут совсем дикие, коль окромя гастронома под окном никуда не ходим?
– А у тебя как складывается? – спросил Славный.
– Да…собственно… – Саныч развёл руками, обводя взглядом бардак комнаты. – Вот, как-то так. Нигде не работаю, везде пью. Мало ем и много курю.
– Так а на что?
Саныч опять развёл руками:
– Вот, как-то так… Наливай.
Славный разлил пиво по бокалам и спросил:
– Так а чего работу не найдёшь? Уж водилы с полным-то алфавитом в правах всегда нужны.
– А вот водителям с полным алфавитом не всегда надо, – заявил Саныч и отпил полбокала.
Из туалета вышла Света, прошла на кухню, вернулась с табуреткой и чашкой. Бокалы, видать, закончились. Она присела за столик, и Славный налил ей пива.
Только она отпила глоток, как вдруг Саныч, закатив глаза, стал крениться на бок. Нога его с силой дёрнулась, перевернув столик с бокалами. Один выплеснулся на грудь Оле. Славному пиво тоже намочило рукав. Сотрясаясь всем телом, вытянутый судорогами в стальной, дёргающийся рельс, Саныч повалился на пол. Через сжатые зубы, с выступившей розовой пеной, вырывался сдавленный хрип. Света, вскочив на ноги, завизжала.
– Заткнись! – рявкнул Славный. – Ложку тащи!
А сам, кинувшись к Санычу, перевернул его со спины на бок. Света перестала визжать, но стояла столбом. Славный ощущал неожиданную мощь в трясущемся, словно одержимом, теле.
– Ложку сюда!! – потребовал Славный.
Её принесла мокрая от пива Оля. Славному-таки удалось вставить ложку меж зубов Саныча. Чёрт знает, сколько это продолжалось. Время в подобных ситуациях ощущается как-то иначе. Но, должно быть, всё длилось каких-то пару минут.
Саныч, обмякнув, затих без сознания. Его спортивки потемнели в промежности.
«Хорошо, колотнуло, пока на диване сидел, – подумал Славный. – А то б виском на угол какой, и писем не пишите».
Он поднял столик возле Саныча, поставил свою табубокал. Оля забрала из рук Светы чашку, с которой та так и стояла. Славный налил и ей.
– Надо «скорую», наверно? – сказала Оля, присаживаясь за столик.
– А чё уж теперь, жить будет, – ответил Славный.
– Он жив? – спросила Света.
– Конечно, – ответил Славный.
И Света ушла в спальню.
– А ты молодец, – сказал Славный Оле.
– Умничка, – поправила она.
– Да будет так, – проговорил Славный и отпил пива.
Саныч издал стон. Шевельнулся. И, приподнявшись на локте, спросил, явно ещё не придя в себя:
– А в школу сегодня не пойдём?
Он смотрел вокруг, пытаясь вспомнить этот мир, это время. В голове происходила перезагрузка. В подсознании всплыла школа. Пьяный парень старше на два класса. Удар в лицо, и тринадцатилетний Саныч, ударившись затылком о стену, теряет сознание. Вспомнить какое число, день недели – по телепрограмме. Одноклассник, говорящий со смехом: ты так дёргался когда упал и закатил глаза…
Саныч уселся на диван.
– Чего случилось-то? – спросил он.
– Коллапс, – ответил Славный.
– Коллапс, это моя жизнь. Я спрашиваю: чего случилось-то? – ощупывая себя, проговорил Саныч.
– Эпилепсия, кондрашка, – ответил Славный.
– У кого? – удивился Саныч и, похлопав по мокрым треникам спросил: – Я что, пивом облился?
И, заглянув Славному в глаза, проговорил удивлённо:
– Иди ты… Не помню. Пиво пили… и всё. Надеюсь, дамы и господа простят меня за не комильфо. Понимаете ли: стресс, многолетняя усталость, долги по квартплате…
– Видишь, как умереть легко, – сказал Славный.
Из спальни вышла одетая Света и, проходя в коридор, сказала:
– Я домой. Пока.
По-быстрому обувшись и накинув куртку, поспешила выйти, захлопнув дверь. Оля опомнилась:
– Я ж вся в пиве! – и пошла в ванную.
– Такие дела, брат, – сказал Саныч. – Пойду подгузники менять.
Он зашёл в спальню и вышел голым, держа в руке джинсы.
– Какая популярная ванна… – Обойдя битые бокалы, Саныч уселся на табуретку. Налил пиво в чашку и напомнил: – Коллапс – моя жизнь.
– А тебе можно?
– Сейчас проверим. – И Саныч отпил из чашки.
Оля вышла из ванны, подвязав доходящее до коленок банное полотенце подмышками. Теперь отправился мыться Саныч. Оля, откинувшись на спинку дивана, вытянула ножку и провела стопой по бедру Славного.
– Только после свадьбы, – сказал Славный, отмечая про себя, насколько он всё-таки трезв.
Он налил себе и ёй пива, а через пару минут вышел Саныч.
– Славно погуляли – всё переломали, – напел Саныч свою песню, и присел на табуретку. – Наливай.
– Смотрю, тебе всё пофигу, – сказал Славный, наливая остатки пива.
– Живому всё хорошо! – вспомнил Саныч кино «Формула любви».
Пиво допили, и Славный, одевшись, попрощался. Промокший рукав толстовки неприятно лип и холодил руку. Снег, из-за пасмурной погоды, таять ещё не начал. Он надел наушники, тихо включив музыку, и направился к остановке. По сравнению с другими двор Саныча выглядел не ахти. Пошарканные «хрущёвки» выстроились в каре, обступив мусорные контейнеры. Одна нежилая пятиэтажка стояла с заколоченными окнами и с заваренными стальными листами дверными проёмами. На земле лежало пару двухметровых железобетонных блоков. «Оля играла в психолога» – прочитал Славный надпись краской, подходя к ним.
