Елена Кузьмичёва - Мёртвое море памяти
Но теперь мне, кажется, нечего тебе сказать. Зачем ты вечно звонишь и задаешь вопросы? Я всегда отвечаю одно и то же. Зачем ты спрашиваешь о моём здоровье? Ведь с тех пор, как я выбросил в урну мешок лекарств, я совершенно здоров. Я не могу не отвечать на твои звонки. Ты всё ещё живешь во мне какой-то навязчивой тенью, и у меня нет сил, чтобы избавиться от этого призрака. Но я не могу говорить с тобой долго и откровенно. Я не могу открывать тебе себя, как делал это нашими длинными вечерами. Потому что я уже шагнул за черту невозврата, и теперь запираю все мысли на ключ перед разговором с тобой.
Я успел добежать до конца, прежде чем сказать тебе «давай начнем сначала». Я готов был ждать двух слов тысячи дней и ночей. Я готов был рыскать глазами по улицам долгими осенними вечерами по воскресеньям, зная, что место встречи неизменно. Я готов был выслушать всё. «Ради ретроспективной правды». Я обесцветил фотографии, выкрасил черным потолок, перевернул все вещи вверх ногами. Твою открытку. Твой подарок. Наш фикус. Мою недопитую чашку кофе. Я перевернул вещи вверх ногами, и сделал потолок полом. Ходить было неудобно, под ногами путалась люстра, но я был готов на всё в своей монументальной попытке забыть твоё предательство. Всё вверх ногами, и я готов был начать сначала. Но начало не наступило. Оставалось всего несколько секунд, и я их упустил. Просто смотрел в потолок. А ты просто не посмотрела на часы.
Я выбросил твою заколку. Я разбил чашку из-под кофе. Я перестал поливать фикус. Я выслушал всё ради ретроспективной правды, и теперь мне больше незачем переворачивать вещи вверх ногами. Я нарисовал нас двумя перечеркнутыми линиями и выбросил в мусоропровод разорванные клочки бумаги. Я выбросил декабрь, затем ноябрь, а после – все остальные месяцы. Октябрь. Сентябрь. Август. Я начал стирать фразы с конца. Каждую главу – построчно и безвозвратно.
Я никогда не вернусь. Ты ведь так и не поняла меня за все эти годы. Ты была прекрасным слушателем, но понимала только логику моих слов, а вовсе не их смысл. Раньше я думал, что понимание приходит со временем. Я ошибался. Со временем приходит лишь привычка к непониманию, и оно перестает терзать. Я бы не хотел приобрести такую привычку.
Я уже не люблю тебя, но всё ещё боюсь потерять окончательно. Поэтому я никогда не признаюсь тебе в том, что обманывал тебя. Что обманывал всех. Всех, кроме Аллы. Я никогда не расскажу тебе ничего. Твои тонкие пальцы никогда не коснутся этой бумаги. Ты никогда не прочитаешь это письмо, которое я так долго писал для тебя. Писал лишь для того, чтобы не позвонить и не задать тебе этот самый бессмысленный вопрос в мире. Как дела?
Страница 44
Письмо Тимуру
Сложно писать письмо своему единственному другу, которого давно потерял из вида. Сложно писать письма тому, кого я, возможно, никогда больше не увижу, сколько бы ни стучал в твои двери и сколько бы ни бродил по городу, который мы когда-то избороздили своими шагами вдоль и поперек. Сложно писать эти запоздалые строки.
Я слишком мало знал тебя, я не знал ни твоих мыслей, ни твоей жизни с тех пор, как уехал из города, словно между нами выросла стена из километров, через которую мы не могли докричаться друг до друга.
В голове моей одни вопросы. Вопросы, на которые я никогда не услышу от тебя ответов. Как ты пришел к своему добровольному одиночеству? Почему ты перестал понимать людей? Что ты успел сделать перед тем, как исчезнуть? Ты до сих пор любишь овсяное печенье? О чём ты говорил со своей мамой? Кто приходил в твои сны? Почему ты так легко выбросил меня из своей жизни? Почему ты так легко покинул всех? О чём ты мечтаешь? С кем ты говоришь? О чём молчишь? Что приносит тебе радость? Ведешь ли ты свой философский дневник? Чувствовал ли ты счастье без привкуса горечи? Вспоминаешь ли обо мне? Остались ли у тебя несказанные слова или ты ничего не хотел говорить людям? Предчувствовал ли ты всё случившееся, как всегда предчувствовал болезни и неприятности в нашей жизни? Чье лицо возникло перед твоим мысленным взором, прежде чем ты покинул город? Кто мне ответит на все эти вопросы? Кто, если не ты?
С кем говорил ты, когда не мог больше молчать? Какие сигареты ты любил? И было ли так, чтобы ты зажег сигарету на своем балконе в тот момент, когда я зажег свою в тысяче километров от тебя? Любишь ли ты поезда так, как я? Какой твой любимый фильм? Часто ли ты смотрел на звёзды в свою подзорную трубу, которую мы не выпускали из рук в детстве? Веришь ли ты в судьбу? Что бы ты сказал, если бы я поведал тебе о своем бегстве от времени? О чём бы ты рассказал мне в первую очередь, если бы я пришел к тебе в гости? Я люблю тебя всем сердцем, мой единственный друг.
ПОЧЕМУ
ТЕБЯ
ЗДЕСЬ
НЕТ?
Страница 45
Письмо Алле
Я не буду писать тебе «привет», зачем здороваться или прощаться, если я постоянно говорю с тобой в мыслях. Твои тёмные, глубоко зеленые глаза преследуют меня всюду, как навязчивый и обаятельный образ витает над каждым стихотворением поэта… Поэта, готового выпасть из окна.
Всё это время в моих темных зрачках не отражалось ничье лицо. Я как будто сидел на полу в тесной комнате, в комнате своей памяти. Мимо проходили секунды, минуты, иногда часы, реже – дни и месяцы. Я замечал только годы, которые отдавались в ушах глухим боем курантов и хлопками фейерверков. Внутри себя я говорил с тобой, но в моих зрачках никто не отражался. Моя самая отчаянная надежда на то, что ты тоже говоришь со мной в мыслях, умерла, не успев родиться.
Пол был покрыт разным хламом, которому давно место на свалке, разным хламом, который покрывался пылью год от года и теперь я уже не мог различить каждую вещь в отдельности. Среди этого хлама сидел я. Хлопья пыли липли к одежде, таяли под прикосновениями, рассыпались от каждого выдоха. Я взращивал в себе новые надежды, питая их пылью, и все они рождались мертвыми. Пол был холоден, как мои руки, или как снег, а может быть, как пыль, которая падала вниз и кружилась, словно серая метель. Этот снегопад никогда не заканчивался, я ловил пыль пальцами, подставлял ей лицо, я разрешал пыли коснуться моей кожи, покрыть мои волосы, склеить ресницы, чтобы в моих зрачках уже ничто не могло отразиться. Мои мысли утекают прочь с быстротой падающей пыли. Превратившись в пустой бесполезный предмет, я сошел на нет, и уже не мог подниматься с пола, чтобы выбрасывать мёртвые надежды. Может быть, поэтому надежды вскоре исчезли вовсе, из моей головы исчезло даже само это дурацкое слово «надежда» я забыл, что раньше имел в виду, когда его произносил. От меня осталась только пыль на полу. И если однажды ты всё-таки вспомнишь меня и вновь без стука зайдешь в мою комнату, то ни за что не отличишь, где здесь я, а где тот хлам, что лежит на полу.
Слишком много пыли выпало в этот пасмурный год, чтобы её можно было смахнуть одним движением руки. Но я до сих пор жду тебя в своих мыслях.
Мои глаза видят только то, что хотят увидеть. Я всё про нас придумал, Алла. Но тебя саму я придумать не мог. Прошу, только не говори мне, что тебя не существует.
Я так мало говорил с тобой, поэтому на берег моих мыслей порой набегает невыносимая жажда слов между нами. Я так много с тобой молчал. Так много не сказал, что, кажется, однажды всё несказанное польется через край молчания, как кипящее море, которое я взрастил в себе, без которого бы не было тебя. Но я до сих пор молчу, и мне хочется закончить это письмо прямо сейчас, чтобы оставить непроизнесенными все слова, что накопились внутри меня за несколько лет, что я знаю тебя. Словно прочитав мои мысли, в моей ручке заканчиваются чернила. Я не стану искать новую ручку. Я знаю, что всё, что можно описать словами, между нами давно сказано молчанием.
Иногда я боюсь, что твоя внезапная смерть, а может быть и моя, избавит меня от желания обратить в звук всё несказанное. Иногда я надеюсь на это. Напрасно я дышал лишь выдуманными рельсами и километрами, обращаясь к тебе почти на вы, но угадывая тебя в каждом крике пролетающих над головой птиц. Ты была похожа на птицу, ты была похожа на воздух, которого никогда не замечаешь, но которым всё-таки неизбежно и неизменно дышишь.
Я не поставлю в конце точку, потому что точка – это почти что смерть. Я обращаю в смерть все мысли, что возникали, когда я смотрел в твои глаза. Я обращаю в смерть всё.
Раскрытые тайны полупьяного одиночества пробежались щекоткой по замерзшим плечам и упали шелковым платком, как ненужный груз.
Почему я не там, где ты?
Поездами и рельсами отдавались в глубине мыслей звуки твоего голоса. Парусами и соленой морской водой веяло от беззвучия в моей голове. Белые чайки с пропахшими солью перьями проносились над моими безмятежно пьяными глазами и улетали к горизонту. Тяжелее свинца казались секунды, а стрелки часов – легче лебединого пуха. Но я сам выбрал эту легкость и эту тяжесть.
