Владислав Кетат - Дети иллюзий
– Хорошо, с писательским экстерьером худо-бедно разобрались, – говорю я, отдышавшись, – хотя это отнюдь не означает моё согласие с последним его штрихом. Ответь, что тогда не важно в писателе?
– То, что он пишет, разумеется! – отвечает Татьяна удивлённо. – С того момента, как на пишущего человека стараниями средств массовой информации приклеивается ярлык «писатель», обществу становится наплевать на то, что он написал и, тем более, на то, что напишет в будущем. Он переходит в категорию публичных фигур, и на передний план выступает его личная жизнь, внешний вид, привычки и фобии, а также прочая, не относящаяся к писательскому труду, шелуха. Поэтому, чтобы стать «писателем» тебе необходимо обзавестись соответствующими атрибутами заранее. Согласен?
– Согласен, – обречённо подтверждаю я, – так как ты всегда права.
– Вот и умница, – грудным голосом произносит Татьяна, – иди сюда, дурачок, я ещё не закончила.
Через десять минут, пять из которых заняло выкуривание ритуальной сигареты:
– Скажи, почему мужики так не любят пользоваться презервативами? – спрашивает Татьяна, которая лежит на боку, используя мою грудь в качестве подушки.
– У меня есть два варианта ответа, – говорю я, предварительно выпустив упругую струю дыма в потолок, – первый: им просто лень, и второй: они боятся, что пока будут натягивать презерватив, у них упадёт.
Татьяна откидывается на подушку:
– И какой из двух относится к тебе?
– Ни тот и ни другой. Мне просто не нравится вид моего органа любви, завёрнутого в плёнку. Поверь, с эстетической точки зрения это безобразно. Кроме того, рождает неправильные ассоциации.
Татьяна смотрит на меня с подозрением. Я прекрасно понимаю, что мой ответ её не удовлетворил, но другого у меня нет. Кроме того, я всегда следую правилу, которому меня научили на военной кафедре в институте: «Ближе к положительной оценке тот, кто озвучил неправильный ответ, чем тот, кто промолчал правильный».
– Теперь твоя очередь, – говорит Татьяна, – только давай быстрее, а то мне становится скучно.
Быстренько отыскиваю в памяти подходящий вопрос:
– Почему женщины в постели закрывают грудь простыней даже после того, как провели с мужчиной ночь?
Татьяна косится на свою прикрытую простыней грудь, при этом у неё образуется сразу три подбородка, но она это вовремя замечает и задирает голову как можно выше, отчего создаётся впечатление, что она неожиданно решила изучить те самые трещины на потолке.
Меня очень забавляют эти эволюции, но я не подаю вида.
– Так что там с грудями? – напоминаю я о вопросе.
– Здесь тоже два варианта, – отвечает Татьяна. – Первый: банальный стыд. Очень редко бывает, чтобы женщина была абсолютно уверена в безупречности своей груди. И второй: привычка слегка прикрываться с целью совращения. В этом случае над краем простыни обязательно будут видны соблазнительные округлости, вот так, – и Татьяна левой рукой чуть приподнимает снизу грудь, и над простыней появляются два полушария и край ареолы левого соска, – понял, дурачок?
Я киваю. Действительно, всё понятно: женщиной, как обычно, движет стыд и желание соблазнить мужчину. А чем движет мужчиной, то есть мной? Не то же ли самое? Стыд – тот же страх – и желание овладеть женщиной. Неужели у нас нет ничего другого? Если так, то всем родом человеческим руководит желание прикрыться и справить физиологические потребности. А как же тогда…
– Э-ге-й, – Татьяна теребит меня за плечо, – ну-ка выходим из посткоитальной прострации.
Медленно возвращаюсь в реальность.
– О чём задумались, молодой человек?
– О чём ещё может задуматься молодой человек? – вздыхаю я. – Разумеется, о женщинах.
Татьяна смеётся:
– Обычно мужики в постели думают о чём угодно, только не о женщинах.
Я поднимаюсь с кровати и начинаю слоняться по комнате в поисках трусов.
– Честно говоря, я думал о женщинах в контексте мужчин. Точнее, я думал, насколько же мы – мужчины и женщины – на самом деле друг на друга похожи.
– Уже начал себя морально готовить к приобретению гомосексуального опыта?
Швыряю в неё только что найденными трусами, но Татьяна ловко прячется под одеялом и мой снаряд с большим перелётом приземляется на кровать.
– Тебе, как писателю, такие мысли полезны, – вещает она из-под одеяла. – Я бы даже сказала, необходимы.
Залезаю обратно на кровать и хлопаю по тому месту, где предположительно находится Татьянина попа.
– Мимо, – слышится из-под одеяла.
Хлопаю ещё раз – в ответ доносится подтверждающий прямое попадание визг.
– Ладно, вылезай, – говорю я, приподнимая одеяло, – а то я тебя защекочу.
Татьяна аккуратно высовывается из укрытия.
– Щекотка запрещена Женевской конвенцией наряду с химическим оружием и кассетными бомбами. Тебя будут судить как военного преступника!
Обнимаю её через одеяло и сильно прижимаю к себе.
«Я люблю эту женщину, – говорю я себе, – люблю, люблю, люблю…»
– Задавишь, дурак! – пищит Татьяна. – Отпусти.
Разжимаю объятья и валюсь рядом.
– Мне хорошо с тобой, – говорю я и целую её в торчащую из-под одеяла макушку, – очень.
Татьяна покидает свой кокон и всем телом поворачивается ко мне. Её волосы взъерошены, а в глазах – знакомые искорки. Такой она была в «Жёлтой кофте», и совсем не похожа на ту серьёзную даму, которая полчаса назад читала «Вальсирующих».
– Как мне кажется, ты ждёшь от меня ответного признания, – говорит она, – так?
В знак согласия я ещё раз целую её, на этот раз в губы. Татьяна принимает поцелуй, но затем слегка отстраняется:
– А ты не боишься, что я тебе совру?
– А ты соврёшь?
На Татьянином лице образуется гримаса удивления:
– Конечно совру, я же женщина!
Эти её слова повергают меня к действиям. Запахнувшись в одеяло, словно в тогу, я поднимаюсь на одно колено, и делаю театральный жест рукой.
– Тогда не отвечай ничего! Пусть лучше я умру в незнании, чем буду ложью одурачен!
Татьяна громко хлопает в ладоши:
– Браво, Лерик! Всё или ничего, как это по-мужски!
Устало ложусь обратно:
– А как будет по-женски?
– По-женски? – переспрашивает Татьяна. – А женщину совершенно не смущает незнание чего-либо. Она спокойно может себе придумать то, чего не знает, проще говоря, «накрутить», а потом убедить в своей правоте мужчину, для чего ей, чаще всего, приходится устраивать скандал.
– И всё равно, мне хочется знать…
Татьяна прикладывает палец к моим губам, не давая договорить:
– Глупенький, если я лежу с тобой в постели, то, значит, мне с тобой тоже хорошо. Если бы мне было с тобой плохо – меня бы тут и близко не было.
«Где-то я это уже слышал, – думаю я, – или читал…»
– Положим, я тебе поверю, – говорю я вслух, – расскажи мне, для общего развития, о чём женщины врут мужчинам чаще всего?
Татьяна очаровательно морщит лоб:
– Основное женское вранье мужчинам старо, как мир. Разумеется, от возраста оно меняется по форме, оставаясь одинаковым по сути. Сначала женщина, смущаясь и краснея, говорит мужчине, что он у неё первый, потом, когда приходит определённый возраст, она говорит уже другому мужчине, что он первый, с кем она испытала оргазм, ещё через несколько лет, что он первый, с кем она испытала вагинальный оргазм…
– Это, извините, что за зверь?
Татьяна обвивает мою шею руками:
– Какой же ты у меня ещё дурачок…
Мы сливаемся в ещё одном «кинематографическом» поцелуе. Татьяна прижимается ко мне, и я чувствую на себе её всю – теперь мы нашедшие друг друга и скреплённые воедино половинки одного целого; обнимаю её, провожу ладонями по гладкой спине, спускаюсь к ягодицам и ниже, на сколько хватает рук, затем снова поднимаюсь вверх и запускаю руки в её мягкие пахнущие цветами волосы. Татьяна отвечает на ласку, ещё сильнее прижимаясь ко мне, я чувствую, как стучит её сердце – чаще и легче моего, с силой бьющего о грудину. Когда в лёгких кончается воздух, мы отрываемся друг от друга, но не размыкаем объятий.
– Мне хорошо с тобой, – шепчет мне Татьяна, тяжело дыша.
Молчу – слова тут ни к чему. По-кошачьи зарываюсь в её волосы носом, что есть силы, вдыхая сказочный аромат.
Не знаю, сколько мы лежим так – друг на друге, молча, слушая стук сердец. Может, минуту, а может и час – время в такие моменты перебирается в будильники к соседям. Наконец обоим становится жарко. Татьяна не спеша высвобождается из моих рук, и медленно, словно нехотя усаживается на меня верхом.
Смотрю на неё, красивую молодую женщину, которую я, совершенно точно, люблю, на её очаровательно растрёпанные волосы, будто бы изнутри освещённое лицо, небольшую, но очень красивую грудь, плоский живот с маленьким каплевидным пупком…
