Александр Ахматов - Хроника времени Гая Мария, или Беглянка из Рима. Исторический роман
Против Катона выступил с не менее убедительной, но более прочувственной речью народный трибун Луций Валерий, считавший Оппиев закон слишком суровым и несправедливым.
Живыми красками обрисовал он то безрадостное и унизительное положение, в каком оказались женщины Рима по сравнению с женщинами других италийских городов.
– Сколько же, клянусь богами, рождается в их сердцах боли и негодования, – восклицал Валерий, обращаясь к собранию, – когда они видят, что женам наших союзников оставлено право носить украшения, а им это запрещено; когда видят, как те, блистая золотом и пурпуром, разъезжают по улицам в пышных повозках, а наши жены за ними идут пешком, будто не Рим владыка державы, а города-союзники! Такое зрелище может ранить и мужское сердце!
Речь Валерия была выслушана благосклонно значительным большинством собрания, но, чтобы приступить к голосованию, требовалось согласие всех народных трибунов, а двое из них (это были братья Марк и Публий Бруты) заявили, что никогда не допустят отмены закона, и воспользовались своим правом «вето». Собрание было распущено. Порций Катон торжествовал.
Однако на следующий день еще больше женщин, чем прежде, высыпало на улицы. Громадной толпой окружили они дом Брутов и не расходились до тех пор, пока не уговорили их отказаться от своего «вето».
После этого на Форуме состоялось голосование, и все без исключения трибы высказались за отмену Оппиева закона вопреки предостережениям мудрого Катона о губительных последствиях роскоши, за которой должны были прийти ее неразлучные спутники – сребролюбие, стяжательство и связанные с ними преступления и гражданские распри.
На арене продолжалась жаркая схватка между «лузориями» и «пегниариями». Но зрителям уже наскучила эта показная театрализованная борьба. Нетерпение их нарастало – все ждали настоящего боя.
Зрители поглядывали на Ростры, но там по-прежнему никого не было. Видимо, что-то задерживало высших должностных лиц государства. В толпе уже слышались тревожные разговоры: уж не случилось ли чего? не получили ли консулы какие-нибудь недобрые сообщения из Галлии?
Как раз в это время Минуций и его друзья обсуждали последнюю новость: восстание тектосагов во главе с их вождем Копиллом, изменившим договору с римлянами и заключившим союз с кимврами.
Ювентина поначалу не без интереса прислушивалась к этому разговору, но вскоре внимание ее привлекли веселый шум и смех собравшихся внизу под помостом молодых плебеев, которые, окружив седоволосого старика, упрашивали его растолковать значение сновидений, так или иначе связанных с гладиаторами.
– Скажи, почтенный Куртизий, бывают ведь сны, когда и самому приходится выступать гладиатором? – спрашивал старика молоденький юноша в тоге-претексте с пурпурной каймой, какие носили несовершеннолетние.
– В таких случаях, мой милый, – добродушно отвечал старый плебей, – нужно ожидать либо судебного разбирательства, либо другого какого преследования. Скажем, если на тебе оружие гладиатора убегающего, например, «ретиария»268, то ты будешь ответчиком, а оружие гладиатора нападающего, «мирмиллона»269 или «секутора»270, означает жалобщика… Ну, а если подобный сон приснится вот такому молоденькому, как ты, Клувий, еще неженатому, так это непременно к скорой свадьбе…
В толпе молодых людей грянул дружный хохот.
– Поздравляем, Клувий!.. Поздравляем! – послышались со всех сторон насмешливые голоса, а юный Клувий, покраснев от смущения и досады, нахмурился и крепко стиснул зубы, чтобы лишним словом не вызвать еще большего веселья.
– Притом очень важно, – продолжил Куртизий после того, как все угомонились, – очень важно, с кем дерешься… Вот, например, кто бьется с «фракийцем»271, тот возьмет жену богатую, коварную и любительницу во всем быть первой. Почему богатую, спросите вы? Потому, что «фракиец» весь в латах. А коварную потому, что меч у него кривой, а первенствующую, потому что он чаще всего наступает…
– А если бьешься с «самнитом»272? – поинтересовался кто-то.
– Кто бьется с «самнитом» при серебряном оружии, тот возьмет жену красивую, не очень богатую, зато верную, хозяйственную и уступчивую, потому что такой боец чаще отступает перед «фракийцем» или «галлом»273, а доспехи и оружие у него более красивые… А вот если кому приснится, что он схватился с «секутором», то получит в жены богатую красотку, но капризную и заносчивую. От такой жди хлопот… «Ретиарий» и того хуже, потому что тот, кто увидит его во сне, женится на бедной, страстной и распутной, то есть такой, что будет отдаваться всем желающим, настоящая волчица… «Андабат»274? Этот означает, что жена будет богатая и знатная, но умом недалекая. Богатая и знатная потому, что боец на коне, а глупая, потому что «андабат» ничего не видит в своем шлеме без отверстий для глаз… А вот «провокатор» означает жену красивую и милую, но уж больно жадную до любовных утех. Такая, как сказал один греческий мудрец, и самого сильного мужа высушит пуще огня и до времени в старость загонит…
В это время Минуций, тронув Ювентину за плечо, протянул ей табличку с именами гладиаторов.
– А ну-ка, посмотри, кого ты знаешь в этом списке? – сказал он.
Девушка взяла табличку и быстро пробежала ее глазами.
Табличка была испещрена именами всех семидесяти четырех гладиаторов, участников предстоящего боя. Напротив каждого из имен была сделана пометка, в каком качестве будет выступать тот или иной боец.
– Вот Амикл, «секутор», – найдя знакомое имя в табличке, заговорила Ювентина. – О нем я только знаю, что он выдержал несколько боев и один раз был помилован зрителями за проявленную храбрость… А вот Гиацинт, храбрый и ловкий юноша. Сегодня он будет выступать «большим щитом»… Сатир! О, этого я хорошо знаю! Он один из лучших бойцов Аврелия… Странно, здесь он помечен «ретиарием», хотя обычно выступает в тяжелом вооружении…
– Постой-ка! Знакомое имя! – Минуций наморщил лоб, припоминая. – Сатир! Ну, как же! Помню этого храбреца. Он сражался на прошлогодних Мегалисийских играх и в праздник Злого Юпитера. Обязательно поставлю на него. Клянусь дубиной Геркулеса, уже одно то, что он до сих пор жив, кое-что значит… Ну-ка, кто там еще?
– Эвгемел, «самнит», – продолжала Ювентина, водя пальцем по табличке. – Этого привезли из Капуи, где он отличился во многих поединках, но в Риме был ранен и помилован… Алкей… нет, такого не помню… Лидиад, Триптолем… нет, этих я тоже не знаю. Мемнон… О, боги! Не может быть! – взволнованно ахнула Ювентина, и лицо ее покрылось внезапной бледностью.
– Что такое? Кто он, этот Мемнон? – спросил Минуций.
Ювентина подняла на него свои огромные глаза с застывшим в них изумлением.
– Этого не может быть, – дрогнувшим голосом сказала она. – Ведь он… все говорили, что его нет в живых, что он умер от ран в Капуе…
– Возможно, это кто-то другой, носящий то же имя… Прости, – увидев, что девушка погрустнела и задумалась, мягко произнес Минуций. – Кажется, он был дорог тебе…
– Ты прав, – печально вздохнула девушка. – Я о нем очень жалела, хотя… хотя мы с ним были едва знакомы. Он был такой необыкновенный… сильный, храбрый и хорошо владел оружием, но, как видно, на каждого сильного всегда найдется сильнейший. Три месяца назад Аврелий увез его на игры в Капую. Потом пришло известие, что он погиб…
Ювентина снова тяжело вздохнула.
Минуций хотел у нее о чем-то спросить, но в это время площадь загудела, раздались аплодисменты и радостные крики.
Все взоры обратились на Ростры, куда поднимались магистраты: оба консула, оба претора, курульные и плебейские эдилы, а вместе с ними должностные лица низшего ранга – квесторы, эрарные трибуны и триумвиры по уголовным делам.
Первым на Ростры взошел Гай Марий.
Он выделялся среди прочих не только своим внушительным ростом, но и одеждой. На нем была новая, расшитая пальмовыми узорами тога, которая называлась триумфальной. Право на ношение такой тоги сохранялось за триумфаторами на всю жизнь. В ней нельзя было появляться только на заседаниях сената.
Второй консул, Гай Флавий Фимбрия, выглядел по сравнению со своим коллегой намного бледнее. Вид он имел почти что невзрачный. Он был среднего роста и худосочен. Тонким чертам его недоставало мужественности. Фимбрия не отличался ни большой физической силой, ни крепким здоровьем и, как уже отмечалось в начале нашего повествования, не обладал достаточным военным опытом. Но во время предвыборной кампании, выступая перед народной сходкой, он резко высказывался против продажной знати, хвалил Мария, говорил, что сейчас важно как никогда сохранить единоначалие в опаснейшей войне с кимврами, а посему товарищем прославленного полководца должен быть человек, настроенный к нему благожелательно и безусловно признающий его превосходство в делах военных. Он напомнил согражданам, к каким печальным последствиям привели разногласия и соперничество двух военачальников под Араузионом. Другими словами, он намекал, что в данной ситуации его кандидатура является наилучшей. Эта предвыборная тактика принесла Фимбрии успех на выборах. Он был избран вторым консулом после Мария, обойдя более заслуженных и именитых соперников.
