Жанна Тевлина - Жизнь бабочки
– У тебя нехорошая работа?
Он усмехнулся.
– У меня работа хорошая, только люди нехорошие. Скоты одни.
Он тут же пожалел о скотах, и стало тоскливо от того, что она чужая, что все надо объяснять, и от этого теряется весь смысл и прелесть беседы. Да и все вокруг чужое. Суррогат. Суррогатное существование.
– Я помню. Скоты.
– Памятливая…
– Ты продаешь квартиры?
– Дома…
– Много денег…
– Да, уж немало.
– Кто же купит?
– Находятся папики.
– Папики?
– Такие жирные вонючие дядьки из Москвы. Вернее, они из всяких Урюпинсков вначале понаехали в Москву. Там все разворовали. Теперь принялись осваивать другие территории.
Он специально говорил сложно, с мучительным злорадством ожидая вопросов, но она кивнула.
– Здесь море. Тепло.
– Во-во. Они любят, где тепло.
Он неожиданно разволновался. Захотелось выплеснуть все, что копилось столько времени, обличить, уничтожить.
– Понимаешь, они вроде хитрые, но глупые. Им эти миллионы на голову свалились нежданно-негаданно, а считать они не научились. Их обуть ничего не стоит. И языка не знают, и в банках ничего не понимают. Наши их за ручку водят, все объясняют, типа, шаг за шагом. Проценты там разные, а сами себе в карман часть денежек отсыпают. Бизнес, называется.
– А ты?
– А что я?
– Почему не отсыпаешь?
– А меня, понимаешь, не взяли в тусовку. Я, так, приди, подай и выйди вон. Да еще спасибо скажи, что жалкую зарплатку платят.
Она вздохнула.
– Что делать хочешь?
– Вот жду.
– Чего?
– Когда возьмут.
– А если не возьмут?
– А если не возьмут…. Я их сдам со всеми потрохами, к чертовой матери!
Он прекрасно понимал, что говорит ерунду, что никого не сдаст, потому что он здравомыслящий человек, но так хотелось выпустить пар, хотя бы на словах.
Потом он уснул, и ему приснилась дача. Они идут по поселку, и все там так же, как было в детстве: некоторые участки заросли бурьяном, а за бурьяном мелькают облезлые щитовые домики неопределенного цвета. Есть пара участков с ровными грядками, где под листьями краснеют клубничные ягоды, но даже на этих участках людей не видно. Ну, какое же это убожество. Сева с трудом скрывает злорадную улыбку. Разве все это можно сравнить с испанскими домиками? Он будто бы попал в прошлый век, где люди даже не нюхали заграницы. Однако где же люди? Впрочем, это неважно, они его не волнуют. Теперь он смотрит на них с высоты своего опыта. Они заходят в какой-то домик, с виду нежилой, и Сева никак не может вспомнить, кто здесь жил раньше. Посреди застекленной террасы с выцветшими занавесками стоит прямоугольный стол, покрытый зеленым сукном. Все рассаживаются, и Чижик достает из потертого портфеля большой мешок. В нем фишки. На них номера участков. Сева ищет глазами свой, 24-й, но их быстро смешивают, а потом складывают ровными кучками и начинают раздавать. Сева жадно следит за рукой раздающего, но до него никак не доходит очередь. И вот уже все фишки розданы. Всем досталось: и Носу, и Полю, и даже Доктору. Всем, кроме него.
Севу охватывает такая обида, что даже голос пропадает. Он напрягается изо всех сил и шепчет:
– А как же я?! Мне ни одной не дали.
Чижик поворачивает голову и смотрит на него с брезгливым непониманием, потом прокашливается и произносит громко и торжественно, глядя в пространство:
– Деньги сделаны, господа. Денег больше нет!
* * *Градов уже пятнадцать минут смотрел передачу, тщетно пытаясь вникнуть в происходящее, однако суть постоянно ускользала. По вечерам он обычно вел прием и почти никогда не попадал на это ток-шоу с одним из самых популярных светских ведущих, хотя много о нем слышал. Да и сейчас просмотр был вынужденным. Родители уехали на дачу, и мама взяла с него торжественное обещание, что он придет пораньше и встретит сантехника. Градов для приличия поотнекивался, хотя с самого начала понимал, что сидеть придется. Передача считалась желтой и изобиловала душераздирающими сюжетами. Сам ведущий проявлял сильную нетерпимость к уродливым жизненным проявлениям и каждый раз кого-то очень гневно разоблачал. В сегодняшнем сюжете обсуждался некрасивый поступок школьницы, которая убила своего родного дедушку. У данного события была предыстория. Девочка, брошенная собственными родителями и воспитанная дедушкой, переезжает в другой город. Почему их туда понесло, Градов как-то упустил и теперь волновался, что это была важная деталь. В дальнейшем выяснилось, что папы у девочки в принципе не существовало, а вот мама имелась, что явилось сюрпризом, как для девочки, так и для самой мамы. Дотошный ведущий не поленился и разыскал ее в каком-то богом забытом селении, и под общее ликование зала двое работников канала ввели ее в студию и усадили рядом с девочкой. Пару минут они молча разглядывали друг друга, и мама, взятая крупным планом, явно испытывала огромное напряжение, пытаясь сфокусировать взгляд на дочери. Девочка слегка отодвинулась в сторону. Ведущий потребовал тишину в зале и, указав пальцем на девочку, гневно спросил:
– Татьяна, вы ничего не хотите сказать дочери? Второго такого шанса может и не быть.
Мать быстро заморгала и заозиралась. Зал молчал.
– А чего сказать…
Зал недружелюбно загудел. Героиня явно была нетрезва.
Ведущий спросил:
– Татьяна, вы употребляете алкоголь?
Женщина энергично замотала головой.
– Не-а…
Тогда ведущий обратился к одному из гостей, депутату Государственной Думы, который по совместительству являлся главным и почетным наркологом какой-то больницы.
– Как вы считаете, доктор, Татьяна страдает алкоголизмом?
Депутат приосанился.
– Понимаете, какое дело… Есть определенные признаки, но мы не можем огульно ставить диагнозы до того, как пациент не пройдет полное обследование в нашем центре…
В это время камера зафиксировала какое-то оживление в районе диванчика, где сидели Татьяна с дочерью. Видимо, мать попыталась обнять дочь, что вызвало у последней крайне негативную реакцию. Причем девочка отреагировала молниеносно и со всего размаха заехала маме локтем в живот. То, что удар был сильным, можно было судить по реакции пострадавшей, та резко согнулась и выдала громкую и витиеватую матерную тираду, которую тут же профессионально запикали. Зал неистовствовал, зрители требовали слова. Ведущий грациозно подскочил к какой-то старушке в ярко-рыжем парике и сунул ей микрофон.
– Не, ну вы поглядите, дрянь какая! К ней мать пришла, а она и тут дерется! Как ее с людями оставлять?! Порешит только так!
Зал одобрительно загудел.
Ведущий метнулся в другую сторону, приблизив микрофон к лицу еще одной старушки, с виду очень похожей на первую. Зрительница заголосила:
– А чего девке делать-то? Она, может, тоже хорошо жить хочет! И вкусно есть, и сладко спать!
По реакции зала можно было судить, что какая-то часть приглашенных разделяет и эту, не совсем понятную Градову, точку зрения.
Ведущий привычным жестом усмирил аудиторию. Обратился к девочке:
– Полина, сегодня тебя ждет еще один сюрприз. Поддержать тебя пришли твои подруги-одноклассницы: Галя и Валя.
Полина что-то пробормотала, и на ее лице отразился явный скепсис по поводу предстоящего сюрприза. Ведущий не счел нужным обратить на это внимание, тем более что под грохот аплодисментов в зал уже входили две девочки нестандартной внешности. На них был минимум одежды, волосы раскрашены в яркие цвета: у одной – в желтый, у другой – в фиолетовый. Также у желтенькой вся рука от предплечья до ладони была разрисована какой-то сложной, змеевидной татуировкой, без начала и конца. Внешне Полина явно выигрывала по сравнению с одноклассницами, и Градов на секунду представил себе, что бы стало с дедушками двух подружек, если бы те ненароком разозлили своих внучек. Одноклассницы, как выяснилось, пришли не просто так. Причиной столь нелицеприятного Полининого поступка явились непростые отношения в новой школе. Класс негостеприимно принял новенькую, и началась настоящая травля, хотя, по заявлению очевидцев, сама Полина была не из робкого десятка, что еще раз подтвердила фиолетовая Галя.
– А че она, типа, крутая самая?
Ведущий неопределенно пожал плечами.
Драма, имевшая столь трагические последствия, разгорелась в школьной раздевалке. Причем все это происходило на глазах у дедушки, который работал в школе охранником. Полина, обидевшись на какое-то Валино заявление в ее адрес, вцепилась в ее желтые волосы и резко повалила на пол. Оседлав ее, она начала остервенело бить Валю головой об пол, безнадежно портя недешевую прическу. Тут и вмешался дедушка, оттащив внучку и тем самым порвав ее любимую кофточку. Но не это возмутило девочку. Она не смогла простить «как он, падла, стал на чужую сторону». Рядом с местом событий, прислоненный к стеночке, стоял ломик, которым дедушка обычно подпирал дверь своей бытовки, когда обкуренные подростки «уж слишком озоровали». В порыве справедливого гнева Полина схватила ломик и изо всей силы ударила дедушку по голове. Дедушка упал на живот, и, несмотря на то что лежал тихо и не подавал признаков жизни, она размахнулась и еще три раза врезала ему по самому темечку.
