Ника Соболева - Право на одиночество
– Для всех, кроме тебя. Ты всегда – была и будешь – исключением. Ты не такая, как остальные, Наташ. И я, наверное, никогда не смогу постичь всей глубины твоей души.
– Послушай, – я вздохнула, – перестань. Ты так говоришь, будто произошла какая-то трагедия и я спасла чью-то жизнь. Пойми же – у всех есть недостатки, и их наличие совершенно не значит, что ты не заслуживаешь любви и уважения. Я люблю тебя, ты мой лучший друг, я всегда радуюсь, когда ты приезжаешь – разве этого мало?
Антон смотрел на меня с какой-то непонятной горечью. Я никогда не видела такого выражения в его глазах.
– Это очень много, пчелка. Но я хочу большего.
– Не поняла? – я нахмурилась.
– Я объясню. За прошедшие годы, Наташ, я начал считать тебя своей. Ты права, я эгоист и собственник, я всегда только беру… а ты отдаешь. Ты для меня – неиссякаемый источник сил. И в этот раз я… переступил некую черту. Я вдруг увидел тебя в другом свете. Увидел силу твоей души и твоих убеждений, понял, что ты не хочешь меня. А я ведь считал, что это невозможно, Наташ. Я заранее называл тебя своей – во всех отношениях, для меня это был просто вопрос времени… И вдруг – ты отказываешь. А потом этот твой Громов… подожди, не перебивай меня. Я знаю, что у вас ничего нет, ты для этого слишком… порядочная. Но я заревновал! Ты говорила о нем с таким уважением и восхищением… Пчелка, у меня от ревности даже в глазах помутилось.
Я засмеялась.
– Не смейся, Наташ, это плохо. И после того, как ты на меня накричала, я понял… Я отношусь к тебе, как к своей собственности, к своей вещи. И это неправильно, так не должно быть… Ты… не презираешь меня после всего сказанного?
– Нет, – я покачала головой и улыбнулась. – Я люблю тебя, в который раз повторяю.
К моему удивлению, Антон закрыл лицо ладонями и застонал.
– Пчелка, ты невозможна… Любая другая женщина оскорбилась бы после всего этого, а ты… говоришь, что любишь!
– Почему я должна оскорбляться, Антош? «Каждый ошибается в меру своих способностей», как говорила моя мама. Ты считаешь меня своей собственностью – ничего, это со временем пройдет. Кстати, в каком-то смысле я действительно твоя. Люди ведь принадлежат друг другу, особенно близкие люди.
Улыбаясь, я смотрела, как Антон поднял глаза. Он изучал мое лицо и улыбку несколько секунд, а затем выдохнул:
– Как же я соскучился.
– Я тоже соскучилась. Слушай, прекращай пить и заниматься самобичеванием, хорошо? Ничего страшного не случилось, я по-прежнему жду тебя в гости любой день в году.
Антон вздохнул. Кажется, ему стало легче.
– Ты уже в Италии?
– Да, в гостинице. Хочешь, я буду тебе каждый день писать, как у меня здесь дела?
– Конечно, хочу.
Мы распрощались. Антон пообещал, что прекратит свой запой и будет больше спать. Я же, выключив скайп, вздохнула с облегчением. Этот разговор был трудным… Я всегда чувствую состояние близких людей, особенно их боль, и в этот раз боль Антона чуть было не выбила меня из колеи…
Он хочет большего… Может быть, стоило объяснить, что я бы дала ему больше, если бы у меня было что дать?
Ведь когда ничего нет – нечего и давать…
Приняв душ и разобрав вещи, я постучалась в номер к Громову. Он открыл мне, одетый в белый гостиничный халат. Я смутилась.
– Извините, Максим Петрович, я просто хотела отдать планшет…
– А-а, вы уже поговорили? Я тогда тоже сейчас своим позвоню… – сказал он, забирая планшет.
– Максим Петрович, а вы не хотите пообедать и погулять по городу? Я немного проголодалась, да и Болонью хотела бы посмотреть…
– Конечно, – Громов кивнул. – Я буду готов через пятнадцать минут. Одну я вас не отпущу, мало ли что.
– Здесь вроде нет агентов Марины Ивановны, – я рассмеялась.
– Ну, придурков везде хватает. Идите пока к себе, я зайду за вами, хорошо?
Я согласно кивнула и вернулась в свой номер.
Ровно через пятнадцать минут мы с Максимом Петровичем выходили из гостиницы, вооруженные картой города и достаточным чувством голода.
– Куда пойдем? – спросила я, рассматривая карту.
– Я бы сначала поел. На той стороне улицы я вижу симпатичный ресторан… или можем вернуться в гостиницу, там тоже можно покушать.
Мы решили, что в гостинице поесть всегда успеем, перешли дорогу и зашли в ресторан. Цены там были не маленькие, но чувство голода пересилило желание сэкономить. Тем более что весь этот банкет все равно оплачивает издательство.
Громов настоял на бутылке красного итальянского вина и сырной тарелке. Мы оба заказали лазанью, а на десерт я соблазнила Максима Петровича своим любимым тирамису.
– Сравню его с московским, – улыбнулась я, отдавая меню официанту.
Откинувшись в кресле, я осознала, как устала. Дорога не была длинной, но почему-то очень утомила меня. Да и эта ссора с Антоном… такие вещи всегда выбивали меня из колеи.
– Наташа… могу я спросить?..
– Да, Максим Петрович, конечно. Вы так говорите, как будто собираетесь вызнать у меня страшный секрет.
Он рассмеялся.
– Нет, просто… Это касается последних событий. Я все забываю спросить… Когда вы набрали мой номер из кабинета начальника АХО… Почему именно мой? Почему вы не позвонили на охрану? Они же на два этажа ближе сидят.
Ого! Да, действительно…
– Максим Петрович… Я понимаю, это было бы логичнее, но… в такой ситуации сложно рассуждать здраво. Я набрала ваш номер, потому что он первым всплыл в моей голове. Ну и… я доверяю вам. И я искренне сомневаюсь, что наши охранники примчались бы быстрее вас. Вы были на месте минуты через полторы, а они бы пришли минут через десять, меня бы успели раза два изнасиловать.
– Тут вы правы. Охранники, конечно, не столь заинтересованы в вас как в сотруднике. В отличие от меня…
Я рассмеялась.
В этот момент принесли наш заказ. Я сделала глоток вина и неуверенно посмотрела на Громова.
– Максим Петрович, я хотела вас спросить… Почему вы ушли из «Ямба»? Если это, конечно, не тайна.
– Нет, это не тайна, – ответил он, пригубив вино. – Меня оттуда еле отпустили. Но, честно говоря, с тех пор, как там поменялся генеральный – как и у нас, в «Ямбе» генеральный не является владельцем издательства, он такой же наемный работник, как и все остальные, – так вот, с тех пор все изменилось. Юрий Павлович начал увольнять весь руководящий состав… заменяя его на своих родственников и друзей. Я против семейственности на работе, Наташа. И предпочел уйти сам. Предложение Сергея Борисовича было очень кстати.
– Вы давно знаете Королева? – уточнила я.
– Да, пятнадцать лет. Мы раньше работали вместе, в том же «Ямбе», но он ушел в «Радугу» раньше. Сами понимаете – обычно люди не отказываются от руководящих должностей, – Громов усмехнулся. – В «Ямбе» он был коммерческим директором, а здесь стал генеральным. Пару лет назад Сергею, кстати, предлагали вернуться, но уже на должность генерального директора. Он отказался.
– Почему?
– Знаете, каким бы террариумом вам ни казался коллектив «Радуги», поверьте мне, в «Ямбе» он намного хуже. И с каждым годом положение только усугубляется. Кроме того, Сергей не хотел бросать здесь Крутову, без него она бы не продержалась на должности и двух дней.
– Он ее так любит? – спросила я с удивлением.
– Любит не любит, но живет с ней уже больше десяти лет, с тех пор как умерла его жена. Сергей сказал мне, что раньше Марина не была такой, это у нее в последнее время слегка… снесло крышу.
– У нее не крышу, у нее весь дом снесло… вместе с фундаментом, – фыркнула я. Громов ухмыльнулся.
– Возможно. Во всяком случае, я сейчас звонил Королеву… И он просил передать вам, Наташа, искренние извинения от Марины Ивановны. Сказал, что она позже и лично извинится.
– Ничего себе, – протянула я. – Неужели совесть проснулась?
– Почему бы и нет, – Громов отодвинул от себя тарелку из-под лазаньи и пробормотал:
– Все-таки у них очень большие порции, я не уверен, что в меня еще и десерт влезет…
– Впихнем! – я салютовала ему бокалом и, отправив в рот очередную порцию лазаньи, вдруг услышала:
– Наташа, а вы замужем?
Да, неожиданно…
– Нет, – ответила я коротко.
– А не собираетесь?
Я подняла глаза на Громова. По его лицу было сложно что-либо понять… Просто вежливо-заинтересованная улыбка.
– Нет, – я покачала головой. – А почему вы спрашиваете?
– По двум причинам. Во-первых, если бы вы были замужем, то, скорее всего, ушли бы в ближайшее время в декрет, а мне очень не хочется вас терять. По крайней мере в ближайшие два года. А во-вторых… я не очень понимаю, как такая… замечательная во всех отношениях девушка может быть не замужем.
Ох. Если бы это сказал кто-нибудь другой, я бы рассердилась, но от Громова я была рада слышать подобные слова… Удивительно, вроде ничего особенного, да и нечто похожее он уже пару раз говорил, но почему-то стало тепло и радостно.
– Вы же меня совсем не знаете, Максим Петрович, – я смущенно улыбнулась.
