Эдвард Радзинский - Женившись — не забудьте развестись (сборник)
ОН. Я предупреждал, я невезучий. Если что-нибудь из окна бросить – точно в меня попадешь. Спасибо – по плечу садануло. Всего сантиметр от головы.
ОНА (хватая герань). Милая… Милая… Как я могла! Родная, жива?
ОН. Жива… Только горшок новый прикупить надо…
ОНА (прижимает цветок к сердцу). Дорогая моя… Прости меня… Прости, если сможешь. (Феде.) А вы… как?
ОН. Тоже живой… Хотя не худо прикупить новое плечо. Но как сказал вчера один клиент: «Бог создал нас, но не создал к нам запасных частей». Говорят, новозеландцы… нация есть такая… поговорку придумали.
ОНА. Где ж вас носило – пять часов подряд?
ОН. В милиции, Аэлита, уважаемая… Я предупреждал: невезучий! Вы что думали, я шучу? Пришел я в «Культтовары». Спрашиваю телевизор. Они говорят: у нас сроду телевизоры не продавались. Но вы же сказали! И я давай права качать! А я хоть неказистый, но грозный! Тут они позвали милиционера. (Тихо.) Аэлита Ивановна, зачем вы это все сделали?
ОНА (нежно). Что, Феденька?
ОН. Вы же знали, что там нет телевизоров?
ОНА. Знала, Федя…
ОН. Вы думали, что я убегу с вашими деньгами, да?
ОНА. Просто, Федя, меня много обманывали. И я подумала: если вы пришли меня… ну как бы сказать…
ОН. Обчистить.
ОНА. Так лучше я вам сама все отдам… Потому что если меня еще раз обмануть – я просто не выдержу… Ну давайте я вам пиджак почищу. (Глядит на него, нежно.) Плохонький-то какой…
Ресторан. Играет музыка, за столиком – АЭЛИТА и ФЕДЯ.
ОНА… А герань теперь, с тех пор как упала, – все болеет. И как я могла… Просто, знаете, когда я подумала, что вы… ну…
ОН. Убег с деньгами.
ОНА. Вся комната вдруг почернела. Она одна, пятном красным… И тут… Лучше не вспоминать… Как хорошо певица поет…
Пожилая женщина, а песни современные… Я эту песню очень люблю – у меня в тетрадке все слова записаны. (Подпевает.) А может, надо было ее в ресторан взять…
ОН. Кого?
ОНА. Герань. Может, отвлеклась бы от болезни. Я даже думаю в кино с ней сходить… Смотрите, все места заняты и на улице еще очередь. Это где ж люди берут столько денег?
ОН. Просто есть разные люди. Одни – с достатком, другие – нет. Вот мой сменщик, красильщик – его, кстати, тоже Федя зовут… Да, я ж вам не сказал: я теперь на покрасе машин работаю…
ОНА. Что вы говорите.
ОН. Это самое выгодное дело… «Жигули», сами понимаете, кто покупает: ученые разные, официанты, артисты, директора магазинов – одним словом, интеллигенция. А руки у них, извиняюсь, как крюки. И бьют они свои тачки нещадно! Как бабочки на свет летят – раз в год непременно стукнется. А где удар – там покрас. И вот мой сменщик – тоже Федя – рассказывает такую историю. Было их два брата – один университет закончил, кандидат наук… А Федя…
ОНА. Сменщик ваш…
ОН. Да, непутевый, неказистый – как я. Пил да гулял, пока за ум не взялся. Куда идтить? Делать он ничего не умел – пошел на станцию в красильщики, учеником… И вот теперь у него (загибает палец) жена-красавица, из ВГИКа, говорят, взял – раз. Где какой театр или концерт – Федя, сменщик, на первом ряду – артисты ведь тоже бьются – два. Где в магазине какой дефицит – все у Феди. Директора магазинов сами знаете, как бьются – в голове-то ревизия… О медицинском обслуживании и говорить нечего – едет хирург, взволнованный после операции, чего ему не удариться – это уже четыре. (Загибает пальцы.) Короче, все давай покрас, Федя, – пальцев на руке не хватит! На майские Федя в Сочах, а брат его удачливый, ученый-разученый, только глазами хлопает, завидует да дубленку достать просит, да начальству своему покрас вне очереди организовать. Мысль ясна, Аэлита, уважаемая?
ОНА. Федя, вы целый месяц говорите, что полюбили меня. Я правильно вас поняла?
ОН. Обижаете!
ОНА. Значит, вы сможете ради меня… (Остановилась.)
ОН (неуверенно). Ну!
ОНА. Легкие деньги, Федя, легко тратятся и людей развращают. Вы должны с покраса обратно в техники уйти. Это моя просьба. Ведь вы – феномен были. А иначе… иначе…
ОН. Договаривайте, Аэлита, уважаемая.
ОНА. Видеть мне вас неприятно будет.
ОН. А так – приятно?
ОНА молчит.
Это что ж за счастье мне, дураку!
ОНА. Больше не надо об этом, Федя. Потанцуем.
ОН. Ну конечно, Аэлита, уважаемая, потанцуем… Я когда «там» был, все представлял: музыка, я с вами танцую.
Танцуют.
Все хочу спросить: какие новости у вас на работе?
ОНА. Да никаких. Премию профсоюзную в четверг получили – и на нее тортик купили, потом пили чай – всем коллективом.
ОН. Вот и про коллектив расскажите. Мне все, все про вас интересно…
ОНА. Ну на выдаче продукции у нас сидят три девочки…
ОН. А какие девочки? Мне все, все интересно!
Танцуют.
ОНА. Валя – ей двадцать два, Роза – ей сорок, и я. И так вышло, что все мы очень похожие. Блондинки… Только у Вали, я извиняюсь (показывает на грудь), тут побольше… А у Розы, я извиняюсь, ноги длиннее.
ОН. Ну а какие они?
ОНА. То есть как? Обыкновенные… Валя всегда всех зовет «Ландыш мой». Ее за это на работе Ландышем зовут… На язык она острая. Я ее спрашиваю: «Ты чего нашего начальника тараканом зовешь?» А она отвечает: «Что заслужил, так и зову».
ОН. А вторая девочка, которой сорок?
ОНА. Эту девочку зовут Роза. Она у нас ленивая. У нее даже поговорка есть: «Что-то я сегодня странная пришла – не покурила и сразу за работу». И еще у нее есть присказка: «Не спится юному ковбою»… Юный ковбой – это она… Она у нас в три часа всегда спит… Прямо сидит на работе и спит. Муж ее бросил. Но она к нему добро относится… Мы недавно сочиняли письмо ему на работу, что, дескать, хоть он развелся, – активно участвует в семейной жизни: помогает материально и детей воспитывает по телефону – задачки им решает. Такое письмо хорошее вышло, его у них даже на собрании зачитывали и оклад ему повысили.
ОН. А мужчины у вас на работе есть?
ОНА. Это наши грузчики. Веселые! В кино ходить не надо! Правда, шутки у них одни и те же, ну все про нашу продукцию – про спирт. Один стрижется часто. Я его спрашиваю: зачем? А он говорит: «Жену радую: прихожу домой пьяный, но подстриженный». А другой руки вытянет – они у него трясутся… Он их «Святослав Рихтер» называет. Ну это пианист такой, вы, конечно, знаете.
ОН. Знаю, а как же… Рихтера Святослава все знают.
ОНА (вздохнула). Со спиртом трудно работать. Текучесть большая… Но зато они ребята дружные. Помогают во всем. Вот у нас пятнадцатого субботник готовится…
ОН. Субботник? И что ж вы там делать будете, уважаемая?
ОНА. Ну что все на субботнике делают: бумажки лишние выбрасывать, помещение мыть да убирать…
ОН. Аэлита, уважаемая, как я хотел бы вам помочь вместо ваших пьяниц-грузчиков. Как я хотел бы с девочками вашими хорошими познакомиться.
ОНА (смеется). Ну кто ж вас на территорию пустит?
ОН. Ничего. Чтоб вам помочь – человеком-невидимкой стану. Вот увидите.
ОНА. А что? Я хотела бы вас Ландышу показать и Розе. Особенно Ландышу, такая она молодая и такая грустная. Я ей говорю: «Ты что? Ты – молодая, у тебя все должно быть хорошо. Вот стукнет тебе сколько мне – тогда и будет: то нехорошо и это нехорошо».
Они танцуют.
ОН (указывает на невидимых нам танцующих). Вы заметили, уважаемая, как нахально глазеет на вас вот тот парень?
ОНА. Да пусть глазеет, не убудет.
ОН. То есть, как это – пусть? Я ревнивый, уважаемая, как ваша герань.
ОНА. Да что вы, Федя!
ОН (распаляясь). Я, когда ревнивый, – значится, очень грозный. (Кричит.) А ну-ка, паренек, топай сюда. Подходи!
ПАРЕНЬ, огромный, рыжий, он очень похож на ОФИЦИАНТА-ИНСПЕКТОРА из поезда, только с усами. ПАРЕНЬ молча глядит на ФЕДЮ.
И тогда ФЕДЯ ему чуть подмигивает. В ответ ПАРЕНЬ тоже подмигивает.
ФЕДЯ (хватает его за рукав). Ты почему на мою даму уставился, змей вонючий?
ОНА. Федя, не надо!
ФЕДЯ опять заметно чуть подмигнул ПАРНЮ, и ПАРЕНЬ в ответ тоже чуть подмигнул.
ОН (повысил голос). Извиняться будешь? Учти, я ведь бью только один раз – второй раз бью по трупу.
ПАРЕНЬ молчит.
ОНА. Не надо, Федя!
ОН (парню). Все! Сейчас я тебя в бассейн опущу с золотыми рыбками! (Шепчет парню.) Наклонись, я ж не достану.
И, подпрыгнув, ФЕДЯ пытается ударить ПАРНЯ, но тот молча и коротко бьет ФЕДЮ. ФЕДЯ падает как подкошенный. А ОФИЦИАНТ-ИНСПЕКТОР молча уходит.
ОНА (бросается к Феде). Федя… Федор… Феденька… Живой?
ОН (скорбно стонет). Да… (Стонет.) Уважаемая…
ОНА. Ведь говорила – не хвастай… (Гладит его нежно-нежно.) Плохонький-то какой… А как подумаешь… Ну и что? Хоть плохонький – да свой.
