Даниил Любимов - Экипаж
Алексей направился туда же. Внутри не было привычной оживленной и радостной суеты, присущей аэропорту. Хотя некое сдержанное движение все же происходило – в основном там сновали сотрудники различных служб аэропорта, серьезные и сосредоточенные. Алексей пошел наверх, пытаясь разыскать кого-нибудь из местного руководства. Пока что ему удалось обнаружить лишь стойку информации, где стояла молодая яркая рыжеволосая женщина, очень самоуверенная, и, брызгая эмоциями, пыталась втолковать что-то аэропортовскому служащему. Тот устал от бесполезного спора и отвечал односложно, а то и вовсе ограничивался кивками. А женщина со всей мощью убеждения втолковывала:
– Вы просто обязаны мне помочь. Я представитель проверяющей компании. Моя фамилия Балашова. Я приехала на комбинат, а тут такое. Мне надо вернуться на Большую землю. Ближайшим, – подчеркнула она, – рейсом. У вас есть билеты в бизнес-класс?
Алексей поднялся выше. Издалека до него донесся низкий, угрюмый гул, похожий на рев запускаемых двигателей самолета. Гущин остановился и прислушался. Это не был шум двигателя, это было что-то гораздо более мощное и опасное. Начали раскачиваться под потолком огромные светильники, заискрили, после чего, мигнув последний раз, свет погас. Послышался оглушительный грохот. В темноте Алексей с трудом различил, как рушится сверху тяжеленная балка, падают с потолка гипсовые облицовочные панели и хлопаются об пол первого этажа, поднимая столбы пыли. Здание заходило ходуном, стены и полы завибрировали, люди, не удерживаясь на ногах, падали и распластывались на полу. За окном на перроне аэропорта раздался взрыв, после которого сразу померкли мощные аэропортовские прожектора. Отчаянно зазвенело стекло, и в помещение ворвался резкий порыв холодного ветра.
Рыжая Балашова истошно закричала, рухнув на четвереньки, и неуклюже заползла под стойку информации. Закрыв голову руками, она скрючилась там, продолжая кричать, не умолкая ни на секунду. А сверху на стойку валились крупные неровные обломки.
Позади Алексея раздался треск – глухая торцевая стена лопнула, по ней поползла трещина, а следом она стала оседать, будто снежная глыба под пригревшим солнцем. Открылось пространство вокруг – перрон, автомобильная стоянка с сигналящими машинами и топливохранилище. Провода высоковольтной линии искрили, из обнажившихся водопроводных труб фонтанами била вода, и все это создавало смертоносное сочетание.
На открытой территории тоже было не лучше – обломки стены долетали до полевого госпиталя, и издали было видно, как Александра с медицинскими работниками пытались своими телами укрыть раненых.
Железные конструкции здания протяжно зазвенели. Ощутив как накренилась под ним опора, Алексей посмотрел под ноги и в ужасе увидел, как лопается пол, распадаясь на две половины. Одна из них, будто створка двери, распахнулась, и по наклонной плоскости словно горошины заскользили вниз человеческие фигуры. Сзади рухнул пролет лестницы, по которой только что прошел Гущин. Несколько человек, вцепившись в решетку перил, с обезумевшими от страха глазами, летели вниз. Алексей успел лишь в падении подхватить какую-то женщину, замершую в его руке и уже мало что соображавшую. Одна за другой повалились вниз гигантские буквы, стирая надпись CANWOO.
Асфальтированный перрон вспучивался трещинами, в которые проваливались стоявшие на нем автокары и бензозаправщики. Один из них, уходя вниз, огласил перрон взрывом. Стремительно увеличиваясь и разрастаясь, трещина ухватила за собой взлетную полосу. Казавшиеся незыблемыми толстенные колонны, на которых прочно держались монолитные бетонные плиты полосы разъехались в стороны, будто ватные ноги, и безвольно попадали в океан. В образовавшийся гигантский провал не удержавшись на покосившемся бетоне, рухнула и тут же взорвалась машина, пытавшаяся просушить ВПП.
Вокруг царила неистовая фантасмагория. Она металась, бесновалась, оглашая пространство дикими звуками. С воем и стоном взрывались постройки, и ослепительные вспышки, освещавшие окрестности, были ярче, чем утраченное электрическое освещение. Над топливохранилищем взлетели вверх охваченные огнем бочки с бензином. Топливо хлынуло из хранилища и огненной рекой потекло на рулежную полосу. В мокром бетоне отражалось пламя.
От самолета, набирая скорость, стал отъезжать трап, и Валерка, стоявший в дверях, едва успел перепрыгнуть на верхнюю площадку. Зинченко, оказавшись рядом с представителем авиакомпании, с трудом удерживал равновесие, одновременно помогая и своему спутнику. В последнюю секунду Андрей подхватил завизжавшую в страхе Вику. Студент Петр намертво вцепился в трап. Девушка-студентка со всех ног бросилась прочь от самолета, увлекая за собой вулканолога Максима Петровича. По пути она споткнулась, упала, и из ее рюкзачка посыпались образцы породы. Вулканолог тут же остановился и принялся судорожно собирать их, шаря ладонью скорее наугад.
– Я же говорил вам – осторожнее с образцами! – раздраженно выговаривал он девушке. – Эх, Маша!
Бледненькая перепуганная Маша виновато закивала и стала дрожащей тонкой рукой сгребать обломки. Петр бросил на нее презрительный взгляд и постучал себя кулаком по лбу. Девушка глотала слезы, но не спорила. Она и сама сердилась на себя – могла бы и поосторожнее, знает ведь, как дороги Максиму Петровичу эти образцы! Ради них они и прилетели сюда, ради них терпели эту свалившуюся на голову катастрофу, и спасение обломков вулканической породы было для Максима Петровича ценнее, чем спасение их жизней.
Маша боготворила своего научного руководителя, буквально жила его желаниями, сводившимися лишь к одному – науке. Вулканолог был влюблен в науку, а Маша – в него. Но соперничать с вулканологией ей было не под силу, она проигрывала эту борьбу, да и не пыталась бороться. Все, что Маша хотела, – это чтобы Максиму Петровичу было хорошо. Себя она воспринимала лишь как инструмент для этого. Маша была уверена, что на фоне научного руководителя выглядит бездарной и никчемной. Она была равнодушна к науке и занималась ею лишь потому, что так могла находиться рядом с объектом своей любви.
Поспешно распихав по сумкам и карманам собранные образцы, троица поспешила дальше – непонятно куда.
Паника и неразбериха набирала обороты. Мужчина с камерой, вздрагивая от взрывов, продолжал снимать беспрерывно. Как для вулканолога существовали лишь его образцы, так для этого человека – съемка. Невзирая ни на что происходящее вокруг.
А происходило нечто инфернальное: все горело, пылало, полыхало, обдавая землю жаром. Казалось, будто кипит, бурлит, переваривается вокруг потревоженное чрево земли.
Зашатался строительный кран. Его стрела, указующим перстом тычущая в сторону эпицентра вулкана, ослабла и самопроизвольно повернулась, меняя направление. Болтаясь в разные стороны с увеличением амплитуды, она нарушила равновесие, и гигантское сооружение медленно стало крениться набок. Видевшие это люди замерли в безудержном страхе – кран валился вниз, и остановить это падение было не под силу никому…
Стрела, словно огромный палец, уткнулась в стоявший на приколе самолет, подтолкнув его, точно игрушку. Самолет тронулся с места и покатился вперед, к зданию аэропорта.
Повинуясь скорее инстинкту, Алексей Гущин бросился в сторону – наугад, ибо четко определить, куда рухнет вышедшая из-под контроля махина, было невозможно.
Тяжеленная масса зловещей тенью надвигалась на здание. Прорезав, будто скальпелем, зеркальную стену, самолет тупой мордой врезался в стоявшее перпендикулярно здание аэропорта – почти в то самое место, где только что стоял Гущин. Не успевших сориентироваться людей расшвыряло в стороны, как комья грязи из-под колес грузовика. Охваченный пламенем самолет взорвался со страшным звуком, заглушившим вопли и стенания окровавленных людей.
Плач, крики, слезы, черный дым – Алексей пытался не растеряться посреди этого, сохранить самообладание и, главное, помочь, помочь этим потерявшим опору людям, оказавшимся один на один с надвигающейся бедой. Боковым зрением он заметил лежавшего возле колонны мужчину. Судя по всему, он был тяжело ранен: по лицу и одежде стекали струйки крови и он не подавал признаков жизни. Какая-то рыдающая женщина – то ли жена, то ли просто случайная спутница – пыталась сдвинуть мужчину с места. Алексей быстро подошел, и вдвоем они оттащили мужчину от колонны.
Алексей вытер пот, черный от копоти, и огляделся. Там, где была лестница, прохода больше не существовало – лишь зиял огромный провал. Гущин лихорадочно соображал. Ничего подходящего, за что можно было ухватиться. Алексей посмотрел в окно без стекла. Там свисала покалеченная строительная балка. Она была непрочной, нестойкой, но именно в ней сейчас видел Алексей единственную возможность выбраться. Не раздумывая, он вскарабкался на балку и пополз вниз, стараясь не сорваться раньше времени.
