Дмитрий Вощинин - Время иллюзий. Третий глаз (сборник)
Часа через два Всеволод со Светой решили покинуть собрание. Они пошли через вокзал в метро. Ребята еще остались.
– Как тебе демонстрация? – спросила Света.
– Интересно. Я многое узнал.
– Ну, вот, значит не зря пошли?
– Конечно, – улыбнулся Всеволод, – Зайдем к тебе?
– Да, – согласилась она.
Они знали, что Игорь с ребятами еще долго будет около трибун.
7
Римма Леонидовна своими активными действиями не сразу, но добилась внесения необходимых изменений в условия того злосчастного договора, минимизировала потери фирмы и даже добилась небольшой компенсации за предыдущие некачественные поставки. Через три месяца поставки в части качества стали безупречными.
Всеволод, понимая, что от положительного решения этого вопроса зависит его дальнейшая судьба, и активно ей помогал, ездил в Красноярск и, как говориться, «рыл землю» под контрагентом. Он же и выяснил причины неприятного инцидента: у поставщика скопилось определенное количество некачественной продукции, которую он хотел незаметно реализовать, зная о непредвиденных потребностях заказчика. Под давлением возможности разрыва договора Римма Леонидовна нашла способ исправления своего промаха и компромиссное решение для всех.
Сначала она пыталась найти контакт с приложившим немало усилий к подписанию договора Арсением Львовичем. И каково было ее изумление, когда она узнала, что он, этот холеный холостяк, только казался провинциальным ловеласом, а на самом деле был обычным мошенником, сполна востребованным нашим временем. Его биография и формирование характера были результатом постоянного поиска продажи себя в нашем потерянном мире.
Римма Леонидовна сейчас с презрением вспоминала о встрече с ним, как о странном и неприятном сне.
Она даже не знала, что он не имел настоящей специальности. Начинал наш герой с того, что увлекся театральной жизнью, даже проучился полтора года в театральной школе, не брезгующим дешевыми пьесками и водевилями, но в связи с перестроечными переменами быстро охладел к этому занятию и проникся желанием срубить в легкую побольше денег. Потом заразился этим желанием настолько, что свернуть с этого пути не представлялось возможным из-за полного отсутствия моральных и профессиональных навыков. Тогда он прирабатывал в редакции небольшими статейками или стишками на угодные власти темы. В период рассвета горбачевских соплей его нашла и сделала своим представителем малоизвестная бельгийская фирма, которая собирала информацию о состоянии бизнеса в России и приторговывала дешевым ширпотребом. Арсений Львович стал красиво одеваться, следить за своими ногтями. Он стал приметен на людях. Быстро входил в доверие, так как артистические навыки всегда были сродни изобретательному предательству и шпионажу.
Примечательно, что умение врать и лукавить всегда было редким для русского, но последнее время подобные качества распространяются подобно непобедимому вирусу. Когда фирма развалилась, Арсений Львович, искушенный в мошенничестве, немного пообтрепался, но приобретенные навыки время от времени оказывались востребованы.
В нужный момент он предлагал свои услуги, и «срывов» было не так уж много. Случайно оказавшись на сырьевой фирме, он смело за небольшое вознаграждение предложил свои услуги по снижению цены.
Как это странно ни звучит, но непотопляемые способности Арсения Львовича давали ему достаточно обеспеченную жизнь, респектабельность и положительное отношение окружающих.
Римма Леонидовна при всей своей женственности была продуктом своего времени и человеком далеко не посредственным, смелым и даже жестким в отношениях с людьми. По большому счету она доверяла людям, но при потере доверия резко начинала презирать и старалась ограничить себя в общении с ними.
Отношения Риммы Леонидовны с Всеволодом развивались доброжелательно, и она постепенно привыкала к нему. Она ему доверяла, ездила вместе с ним на переговоры, но реальный бизнес он перенимал слабо, не был еще внимательным к мелочам, которые очень важны в стратегии и, к сожалению, большой поддержки в делах от его участия она пока не ощущала, но продолжала надеяться на лучшее. Она часто давала ему свою машину в рабочее время для мелких поручений, как по работе, так и по личной надобности.
Она поощряла его инициативные предложения, старалась откликаться на просьбы, прощала его личные слабости, хотя порой и чувствовала возможность мелкого злоупотребления. Она нисколько не удивилась его просьбам и помнила, что они появились, когда она сама первая предложила ему свою машину.
– Римма Леонидовна, я звонил в фирму, куда я отвозил документы, они просили заехать… там какие-то вопросы.
– Ну, и какие предложения?
– С вашего разрешения, я съезжу после обеда… возьму вашу машину.
– Хорошо… Если будут сложности, звоните… Но к шести машина должна быть у входа.
– Спасибо, Римма Леонидовна.
Однажды она обратила внимание на темный волос на сидении и небольшую пуговку явно от женской одежды. Она спросила об этом Всеволода, как бы случайно. Реакция ее насторожила:
– Да подвозил одну девушку.
– Извоз при вашем статусе не приемлем, – не очень жестко отреагировала она.
– Она очень спешила… стало жалко.
«А мальчик-то не простой… но лжет правдоподобно» – промолчала она.
Возвращаясь однажды вечером домой, Римма Леонидовна попала в пробку, взяла сумку, чтобы достать носовой платок, включила свет в салоне, и взгляд ее упал на недорогую сережку. Такую бижутерию не носили ее друзья, тем более она сама.
– А этот мальчик – не промах! А с виду кажется смирным ягненком, – вырвалось у Риммы Леонидовны.
«А нужно ли мне все это?» – подумала она про себя.
– Вот Всеволод Петрович, вы сами подписали себе приговор. И не случайно меня что-то все время сдерживало. Пожалуй, разбираться подробно я не буду, – раздумывала вслух Римма Леонидовна.
Она вдруг вспомнила прочитанную когда-то мысль, что серо-голубые глаза признак определенной скрытности и даже ущербности генетического однообразия.
Она, так же как Альберт Иосифович, никогда не опускалась до мелочей.
Придя домой в несколько расстроенных чувствах, она с особой лаской гладила своего любимого кота. Ему была отдана вся ее нерастраченная любовь.
Кот воспринимал внимание хозяйки как должное, был горд таким отношением, но мечтал только о вкусном вечернем ужине. И причиной его равнодушия к ласке была та же хозяйка, которая ради собственного спокойствия кастрировала его еще в раннем возрасте.
Утром Римма Леонидовна, чтобы лишний раз не напоминать руководству, позвонила Николаю Константиновичу и, напирая на отсутствие должной квалификации и нежелание ее повышать, попросила кадровика начать компанию по увольнению Всеволода.
– Хорошо, Римма Леонидовна. Я понял… Тем более Альберт Иосифович просил решить этот вопрос самостоятельно… И я его не буду ставить в известность.
– Вот и прекрасно, – была рада Римма Леонидовна.
Николай Константинович еще задолго до этого чувствовал и почти с полной уверенностью знал, что такой сигнал обязательно поступит.
Подготовить обоснование для увольнения не составляло для Николая Константиновича большого труда. Обычно такого рода информация собиралась достаточно быстро и выявлялась по четко отработанной схеме через постоянное видеонаблюдение и службу слежения. Для сбора компромата использовались опоздания, необоснованный уход с места работы, несоблюдение режима и даже косвенно высказывания против руководства. С учетом имеющегося предупреждения необходимо было еще одно замечание и максимум две недели чтобы «по собственному желанию» больше не видеть сотрудника в стенах фирмы.
Но неожиданное обстоятельство значительно ускорило этот процесс.
В службу безопасности пришла информация из полиции о том, что сотрудник фирмы посещает «Марши протеста» против власти. Там же была директива о проведении соответствующей профилактической работы среди персонала и требования исключить подобные случаи впредь.
Каково же было изумление Николая Константиновича, когда этим сотрудником оказался его «крестник» – Всеволод.
Это упрощало дело с увольнением, но по инструкции надо было доложить об этом Альберту Иосифовичу, что было очень неприятно, так как косвенно опасная тень падала и на него самого.
Николай Константинович был сильно обеспокоен этим обстоятельством, которое сильно дискредитировало его перед директором. Он был не в силах понять, как он мог совсем не заметить в характере Всеволода возможности протеста.
И он, этот протест, настораживал и даже вызывал страх.
«Чего-то я еще не понимаю в этой, казалось бы, незамысловатой жизни», – думал он.
Николай Константинович не мог отделаться телефонным звонком, так как это была строго закрытая информация.
