Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том первый
Впрочем, вот один из призраков шевельнулся, беззвучно отделился от обледенелого памятника и устремился к огням далекого города.
В лучах Луны ясно был виден полупрозрачный облик призрака. Печаль так и пронизывала всю его фигуру, прочно сидела в глубине его глаз невысказанной мыслью, неосуществленным желанием.
Передвигался призрак быстро, в считанные секунды преодолел большое расстояние отделявшее кладбище от города, через заснеженные поля, неподвижные рощи и замерзшую речку. Холодный ночной воздух не причинял призраку никакого вреда. Хотя, по привычке, он кутался плотнее в строгий костюм и подтыкал воротник под самый подбородок. Никто не видел его, однако, он все-таки пригладил взъерошенные от быстрого передвижения волосы, провел испытующе ладонями по гладким щекам, проверяя наличие щетины. Даже заглянул в зеркало автомобиля припаркованного во дворе дома, но увидел там лишь призрачное сияние, не больше. С досадой заглянул в зеркало другого автомобиля, но по-прежнему своего отражения не обнаружил.
Ощупью призрак поднялся по ступеням лестницы и замер. На него, не мигая, круглыми глазами глядела кошка. Глаза ее так и светились в темноте.
Призрак отступил. Кошка, приняв боевую позу, угрожающе, на низких тонах, запела ему про свою ненависть к нему, более не живому человеку, но привидению. Интонация ее голоса была отнюдь не вежливой и заставила призрака отступить, он прошел сквозь закрытую дверь обратно, на улицу. А кошка еще долго не могла успокоиться и сидела на лестничной площадке, словно взбесившийся сторож, оскалив зубы, таращась в темноту и распушив хвост, готовая в любую минуту кинуться, чтобы гнать его, мертвяка, подальше от живых.
А призрак постоял, постоял, подумал, широко распахнул руки, подпрыгнул и устремился вверх по воздуху, к верхнему этажу, где встал на знакомом балконе, перевести дух.
Сквозь стекло окна, к которому прижал свой призрачный нос призрак, он различил в слабом свете светильника детскую кроватку. В кроватке сопело прикрытое белым одеяльцем необходимое ему создание – девочка с льняными волосами, бледными щечками, тонкими белыми ручками.
Призрак судорожно вздохнул, вспоминая мягкие ладошки и нежные щечки дитя, с тоскою глядя на нее, шагнул в комнату.
Достигнув, наконец, желаемого, призрак поспешно прошелся по тихой квартире. Под его ногами не скрипнула ни одна половица. Но девочка в кроватке все же шевельнулась и проснулась. На вид ей было не более трех лет. Сразу уселась, подтянула к себе мягкую игрушку, рядом с ней лежал плюшевый мишка с бантом на шее. Девочка смотрела прямо на призрака и улыбалась ему.
Он изменился в лице, светло улыбнулся, наклонился к ребенку.
Девочка тихо засмеялась, потянулась, отпуская плюшевого мишку, нежно обняла призрака за шею и прошептала ему в ухо:
– Папа, люблю!
– А я-то тебя как люблю, доченька моя! – кивнул ей призрак в ответ. – Ты моя красавица!
Девочка посмотрела ему прямо в глаза. Во взгляде ее он прочитал преданную любовь и полное непонимание ситуации. Дочь явно не знала, что он умер.
– Папа, ты светишься! – она восторженно ткнула кулачком ему в серебристую грудь.
Его фигура замерцала, словно серебристый туман. Сверху донизу пронизывали его подвижные серебристые звездочки, перемещавшиеся с места на место, очень упорядоченно и ритмично. Они, по всей вероятности, подчинялись его настроению. И, если он был счастлив, они двигались, как бы в вальсе, вихрясь и кружась. На груди у него при этом распускались целые бутоны серебристых роз. А, кроме того он сдувал с ладони серебристых бабочек и они под восторженный смех дочери, принимались летать по всей комнате.
Дочь забывшись, громко расхохоталась.
Сразу послышался испуганный вскрик, и из другой комнаты примчалась женщина. Призрак обернулся к ней, отступая от дочери. Неукротимая ненависть и желание мстить отразились на его лице. Серебристые звезды сжались в точки и принялись бешено склоняться то в одну, то в другую сторону. Точки обратились, вдруг, в маленькие стрелы и, отделившись от тела призрака, готовы были уже полететь к женщине, чтобы безжалостно впиться в ее тело. Но она ничего не замечала, а тянулась к девочке.
Он отвернулся, не хотел, чтобы дочь, не сводившая с него взгляда, увидела, как он относится к ее матери. Стрелы упали на пол, он опустил голову, скрывая злые слезы бессилия, ну не мог он навредить матери и оставить, таким образом, дочь круглой сиротой.
Между тем, мать, прижимая ребенка к груди, поспешно прошла в свою комнату, прикрыла двери, присела на край кровати. Лицо ее было искажено страхом. Она с ужасом прислушивалась и оглядывалась, беспрестанно вздрагивая.
Девочка, в виду позднего времени, опять уснула.
Но женщина не торопилась уложить дочь на постель. Руки у нее затекли, пальцы онемели, ребенок был уже тяжелее, чем, скажем, грудничок, но все равно, она держала дочь у груди, как гарантию собственной безопасности.
Призрак прошел к ним в комнату прямо сквозь стену. Огляделся, разглядывая предметы мебели. Внимание его привлекло семейное фото, где он, жизнерадостный и толстый, полный задора был сфотографирован вместе с женой и маленькой дочкой. Призрак задумчиво бросил взгляд на затравленную жену. Слабое воспоминание об отдыхе на природе, где он перепил и пьяным полез купаться в речку, шевельнулось в нем, как напоминание о смерти. Он внимательнее вгляделся в снимок, потряс головой и уже растерянно глянул на свою жену. Все это время он обвинял ее в своей смерти. Ему казалось, не будь ее и он не умер бы, а так, раз она есть, значит, она – причина его гибели. Он снова потряс головой, пытаясь утрясти все мысли хоть в какое-то подобие логики.
Машинально потянулся к рамке с фото, взял его и застыл, услыхав вой. Выла жена. Она с ужасом глядела на парящую в воздухе фотку.
Крупные слезы катились у нее по щекам и капали на спящего ребенка.
– Перестань, дура! – прикрикнул он. – Ребенка разбудишь!
Она напряглась и прислушалась. До сих пор его слышала только дочь.
Он поставил рамку с фото на место, на прикроватную тумбочку.
– Ну? – вопросил он ее устало. – Слышишь ты меня или нет?
Она перестала плакать и прошептала:
– Слышу! Толенька, родной мой, это ты?
– А кто еще? – огрызнулся он и хлопнул себя по лбу, ну конечно, его зовут Анатолием, а он-то все вспоминал, вспоминал и не мог вспомнить, хотя, наверное, мог бы прочитать на памятнике свое имя. Но в том-то и дело, что забыл, как читать…
Он и при жизни не страдал особым развитием ума, был неучем. Читал мало, разве что анекдоты в журналах, любил рассматривать картинки в детских журналах, написать письмо было для него сущим наказанием, писал с ошибками. А после смерти вообще что-то случилось со слухом, прямо как иностранец не мог понять быстро говорящих людей, часто не мог понять того, о чем жена в слезах иногда кричала ему, и разбирал хорошо только лепет своей дочери, когда спрашивал у нее, о чем говорит ее мать. Дочь нарочито медленно повторяла ему ее слова, глядя на мать со страхом и сожалением:
Мать всегда орала одно:
«Уходи, оставь нас в покое!»
Толя считая, что в его смерти повинна жена и расправлялся с нею по-своему. Он изрезал все платья в шкафу и бросил тут же посреди лоскутков валяться большие ножницы. Шкаф был заперт на ключ от маленькой дочери, но не от него. После, он выкинул с балкона вниз, на землю всю ее обувь. Правда, она сбегала вместе с дочкой и собрала, даже домашние тапки не оставила валяться на асфальте. Он с трудом изобретал, как можно ей отомстить, не причиняя зла дочери. Тем более, жена стала прятать свои вещи посреди вещей маленькой дочки, и он безнадежно путался в них, не мог разобрать, отличить одни от других…
Последним его подвигом была стрижка, которую он устроил жене. Пока она спала, он подкрался и выстриг аккуратное полукружие у нее на макушке. Она нашла парик и носила теперь искусственные волосы, которые ей очень шли, лишая его ликования.
Да, она пыталась с ним бороться.
Как-то днем она привела на кладбище мужика, в черном одеянии, с серебряным крестом на груди. И Толя с недоумением разглядывал мужика и кисточку, которую монах окунал в маленькую чашку и прыскал водой на могилу, монах опрыскал водой не только могилу, но и квартиру, Толя сразу узнал это, потому что последовал за мужиком в свой дом…
Потом, она привела колдуна, колдун долго шептал по углам квартиры и Толя никак не мог понять, что он шепчет. Ему все хотелось шепнуть в ответ. Колдун описывал огромным ножом с черной ручкой замысловатые фигуры в воздухе. Этот нож с заклинаниями он воткнул с силой, по самую рукоятку в могилу и клятвенно заверил жену Толи, что призрак таскаться более не станет. Она поверила и улыбнулась сквозь слезы, а он в ту же ночь опять пришел.
