Наталья Горская - Корова (сборник)
– По нашему… то есть вашему району наблюдается растрата воды и электроэнергии. К тому же вы неисправно платите за эти дары, что вам государство так милостиво предоставило, а у государства денег нет на то, чтобы за вас платить. Мы… то есть вы и так государство разорили своими непомерными требованиями. Мы… мы войну выиграли, а вы… вы слишком хорошо жрать хотите!
И это говорит такой мордоворот, которые слушающим его оборванным старикам во внуки годится. И вот он этим пережившим не понаслышке все войны XX века и грабительскую политику новых хозяев жизни – и поди разберись, что страшней, – говорит, что он там какую-то войну выиграл. Но никто не спорит, потому что его клика в самом деле выиграла. Победила всех прочих своих соотечественников в борьбе за биологическое выживание в условиях дикого рынка, который в современной России почему-то зовут «демократией».
Говорит он это на фоне огромной кучи зерна, которое гниёт под дождями, так как нет нового хранилища. В старом ещё пять лет тому назад сгнила крыша. За пять лет в «отсталые» советские времен целые города выстраивали, а теперь досок настелить и самым дешёвым рубероидом их покрыть никто не может. Скажи где такое, и сразу какой-нибудь мрачный и обиженный на весь свет мужской голос пробубнит: «А вот сама бы попробовала, раз умная такая». Да я и пробовала в один из субботников с другими бабами, но та крыша тоже давно сгнила. А теперь зерно гниёт. И сколько эта огромная, как пирамида египетская, куча зерна может стоить? Сколько за пять лет таких куч тут сгнило? Неужели это такие копейки? Так чего же теперь гундеть на каждом шагу про какие-то растраты и недостачи? За что ни схватись, а всюду нет денег в бюджете. Нужны новые дома – нет денег, нужен ремонт вокзала – нет денег, детям нужен стадион – нет денег. А зерно гниёт. Зерно, которое когда-то заменяло людям деньги, пока их не изобрели. А рядом гниёт такая же куча картофеля, который вырастили специально для Крайнего Севера, но он уже почти весь сгнил, потому что между какими-то серьёзными ведомствами не могут договориться насчёт транспорта. Он и в прошлом году так же гнил, пока не превратился в полугнилую кашу, которую погрузили-таки и увезли туда, где этот картофель ждали уже полгода.
А всё из-за тех же соревнований. Точнее, из-за несостыковки между соревнующимися. Одни соревнуются по первенству на самый большой в мире урожай, а другие соревнуются за первое место по экономии топлива при перевозках, и этого самого большого урожая в том числе. Даже помойку месяц специально не вывозили для экономии бензина. В итоге все заняли первые места по своим соревнованиям, получили какие-то грамоты, а город завален мусором и ударный урожай ударно же и сгнил.
Эта болезненная тяга к соревнованиям никак не переживёт пик моды на себя. Соревнуются, лишь бы стать первыми хоть в чём-то, а ради чего – не всё ли равно. Напоминает безнадёжно разлаженный механизм, в котором каждое его звено продолжает тупо выполнять свою функцию, но на общей работе это никак не сказывается. Так в фильмах о войне раньше показывали подбитые и перевёрнутые танки, которые уже никуда не едут, а только их колёса продолжают бешено вращаться, иногда даже в разных направлениях. Так и мы вращаемся до сих пор, как пустая бобина, с которой смоталась плёнка. И такое яростное вращение достойно награды просто потому, что так принято. В результате кругом победители и чемпионы, передовики и ударники, а никто не может придумать, как из пункта А в пункт Б перевезти остатки сгнившего картофеля. Возможно, кто-то поморщится: «Да что ты тут развела со своим картофелем! Да кому он нужен? Разве можно сравнивать экономию бензина, нефти и какой-то там картофель?!». Зачем же его тогда сажают и растят в таком количестве, затрачивают столько сил и средств на его уборку? Может, его вовсе не сажать и не объявлять соревнований по рекордной уборке, чтобы потом нечему было гнить под осенними дождями под россказни холёного господина про то, что кто-то у нас профукал всё государство, а они какую-то войну против своих же выиграли?
Все эти соревнования по сбору абы чего во имя победы абы кого в абы чём в годы моей пионерской юности всегда приурочивались к 22-му апреля, ко дню рождения товарища Ленина. Смотри, мол, Владимир Ильич, как мы доблестно выполняем твои заветы, которых ты нам и давать не собирался. Этакая советская Пасха, замена отнятого христианского праздника, как язычникам когда-то праздник начала роста солнечного дня заменили Рождеством Христовым. Тогда же начинались славные субботники, когда окончательно сходил снег, под которым проступали горы грязи за лето, осень и зиму вместе взятые. Всё начинают мыть, чистить, а мы вот металлолом собираем. Были такие «критические» дни у пионеров: то сборы макулатуры, то сборы металлолома. Но если на макулатуру можно было подписаться в дни соревнований по подписке на периодику, чтобы потом это всё вернуть государству, то с металлоломом было сложнее: подписки на него не было. Собрали бы то, что под ногами валяется, чтобы никто себе сапоги об гвозди не распорол, так ведь нет – носом будем рыть, но найдём лом даже там, где его нет и быть не может.
Вы представьте себе ситуацию: человеку нужно принести что-нибудь металлическое в общую кучу лома, которую собирает его класс. Говорят, что в странах Европы есть пункты приёма, куда человек может сдать, например, сервиз. Зачем он ему, если у него и так уже два есть, а вот этот третий подарили? Пусть даже старый и наполовину разбитый. Там даже можно сдать флакончик из-под духов или просто куски битого стекла. Там никто не стоит в замызганном халате и не орёт зычным голосом: «Тары нет! Уйди на… отседа, падла!». Там всё есть. Почему-то. Платят там за эти стекляшки какую-то символическую плату, но люди сдают туда битое стекло не для того, чтобы «срубить бабки», а чтобы окружающая их среда была уютной и чистой. Чтобы стекольная промышленность не тратила лишние ресурсы на производство нового стекла, не загрязняла бы лишний раз такую хрупкую экологию. Таково там вековое воспитание. Ведь окружающая среда очень важна для человека. В среде, где есть чистые улицы, опрятные дома, у человека и мысли соответствующие. Там же, где под ногами валяются осколки, бутылки, клочки газет, просто куски дерьма, у человека в голове формируется такое же дерьмо вместо мыслей. Он может только пинать эти помои ногами, постепенно переходя на окружающих. Сделали бы и у нас пункты приёма по сбору всякого хлама, а не чистой меди и алюминия, так и почище стало бы, и люди бы поменьше лягались. Но у нас в этих «пунктах приёма лома» сидят человеки не с выражением лиц «сделаем нашу страну уютной и красивой», а с несмываемой миной «как бы побыстрее сколотить бабло и свалить из этой дыры за бугор, где уютно и красиво». Они не понимают, что уютная и красивая жизнь где-то не сама по себе возникла, а создаётся людьми. Они сами могли бы сделать вокруг себя уютно и красиво, а не скакать за тридевять земель в тридесятое царство на готовое. И они там не станут разрушать это уютно и красиво, потому что оно чужое. У многих наших граждан сидит в голове мысль, что только в своём доме можно и нужно гадить, а в чужом – восхищаться его чужими уютом и красотой и ставить его своим покинутым соотечественникам в пример. Если бы металл в самом деле валялся у нас под ногами, как листья в пору листопада, то вопросов бы не возникало: бери его охапками и сдавай. Но вот нет его. А надо что-то сдать.
Мы металлолом первый раз сдавали в пятом классе. Я тогда пошарила глазами окрест себя и ничего подходящего для сдачи не нашла. А вы сами поищите вокруг себя и скажите, что можно было бы сдать в лом? Ну, нет металла, хоть ты тресни, а надо что-то найти. Мама мне тогда дала старую кастрюлю с ржавым дном – всё, что в доме нашлось для соревнований пионеров по сбору и сдаче металлолома. И у вас бы больше не нашлось. Если в дом запустить мародёров и дать им задание найти в этом доме лом, то они, конечно же, обдерут там и ручки на дверях, и батареи центрального отопления, и газовую плиту с холодильником. Но это мародёры, а мы-то в этом доме живём.
Короче говоря, понесла я эту кастрюлю. Иду со своей однокашницей Надькой Карпинской и гордо несу свою кастрюлю – вот мой вклад в торжество нашей отечественной металлургии. Надька несёт старый утюг, какие ещё на углях работали. Прабабушка отдала, раз такое дело, раз правнучке надо хоть что-то сдать в общую кучу металлолома.
А общие кучи классов традиционно располагались на пустыре за школьным стадионом. Сначала туда тащили кто старое ведро, кто какие-то обручи с бочек, кто обломок лопаты, кто свой эмалированный ночной горшок. Всё поначалу было мелко. Потом группа наших учеников притаранила целую батарею отопления. Такую, какую герой Алексея Смирнова в «Операции Ы» растягивал перед Шуриком на манер гармони. Они её тоже на такие вот рёбра разобрали по штуке в руки, а ведёрники-кастрюльники вроде меня на них с завистью глядят: вот это настоящий металлолом! И хоть бы кто поинтересовался, откуда они эту батарею взяли? Украли, конечно! Но всем не до этого. Какое там: такой азарт, что у всех только глаза блестят. Я чувствую, что моя кастрюля как-то теряется на фоне такого металлоизобилия.
