Таньчо Иванса - Маленький роман из жизни «психов» и другие невероятные истории (сборник)
– И что, вы больше не вернулись?
– А зачем? Мне и здесь неплохо. Я даже прапрапраправнуков своих вижу иногда – они приходят ко мне играть всякими безделушками и называют меня дедушка Ли. Конечно, они не догадываются, насколько близки к истине… в свое время мне пришлось инсценировать собственную смерть и лет на двадцать уехать из города, а потом вернуться, как ни в чем не бывало. Но я не сетую, мало кому выпадает возможность видеть праправнуков своих детей!
– Это да, – философски вздыхаю я. – А что мне делать теперь, вы случайно не знаете? И что будет с Веней и Виллисой? Они смогут?..
– Что? – устало переспрашивает Ли.
Я ему наверное уже порядком надоел своими вопросами, но с другой стороны, кому же еще их задавать?..
– Смогут они перебраться в мой Мир или они обречены жить только здесь?
– Ты знаешь, – смеется Ли, – думаю они УЖЕ там и ждут не дождутся когда ты к ним присоединишься!
– Как ТАМ? – опешил я.
– Ну, во-первых, пока мы с тобой болтаем, в реальности – двух дней как не бывало (не забывай – ты же спишь!). Во-вторых, когда я выпроваживал твоих друзей я подсказал Вениамину метод, при помощи которого они могут перенестись в твой Мир… Но для тебя он не подходит, – предвосхитил Ли мои будущие триста пятьдесят вопросов, – тебе придется начинать заново… Все-таки инсулиновый шок – очень гадостная вещь!
– Гадостная, – тупо повторяю за собеседником. Чувствую себя разбитым, выжитым как лимон, опустошенным и так далее по списку слов и выражений, которые, тем не менее, не слишком проясняют, что именно ты чувствуешь в таком состоянии на самом деле.
Ли смотрит на меня своим желтым глазом и сочувственно улыбается:
– Тебе, внучок, необходимо проснуться, попить водички, поесть – твой организм не железный, поди – ему уход требуется!
– Ага, – вяло соглашаюсь, – а что значит заново?..
– Заново – значит заново, что ж тут непонятного? – улыбается Ли. А секунд десять спустя, решив видимо сжалится над моей, выпотрошенной путешествиями во сне, тушкой добавляет: – Ты потерял самое главное – связующую ниточку с Миром… Готов поспорить, он тебе даже не снился с тех пор ни разу. Можешь не кивать, итак знаю. Попробуй для начала создать миниатюрную копию Мира, а там…будет видно, в общем. Не уверен, что это точно поможет, но… для тебя это единственный шанс. Только учти, тебе придется воспроизвести каждую травинку, каждое насекомое, каждую птаху – во всех подробностях, понимаешь?– Можно сказать да, – выдавливаю, ибо чувствую себя страшно, просто нечеловечески, усталым.
– Вот и хорошо, – отвечает Ли. – А теперь просыпайся! – выкрикивает он, и мощным (совсем не старческим) движением сталкивает меня со стула.
Перед тем как познакомится лично с темно-зеленой половой плиткой магазинчика Ли, я – таки успеваю выкрикнуть на лету волшебное слово «спасибо». Мир вокруг темнеет, затем снова светлеет, и, очнувшись, я обнаруживаю себя на полу, рядом с диваном, на котором засыпал.
Глава 5
Тру ушибленный локоть, щурюсь от солнечного света, слишком яркого для того, чтобы в данный момент я мог оценить такой щедрый подарок, сладко потягиваюсь и встаю. Открываю шторы, высовываю в форточку нос – на улице реально сентябрь: золотая осень, теплое солнечное утро, лениво парящие редкие желтые листья и все такое.
Значит Ли не обманывал – я действительно спал. Вот только… сколько не напрягаюсь, не могу вспомнить: в какой именно день моей затянувшейся начиная с первого сентября депрессии, я уснул и увидел во сне Веню на фоне обветшавших декораций ноябрьской ночи с мокрым снегом и пронизывающим ветром.
Перестав надеяться на свою собственную память, вспоминаю, что есть такая классная вещь как память мобильного телефона. Экран любезно отвечает на невысказанный, но очень навязчивый вопрос: сегодняшнее утро – 26 утро первого осеннего месяца. Жаль, что телефон не может ответить на другие мои вопросы – впрочем, я не слишком прихотлив, хорошо хоть время и даты в моем непосредственном распоряжении!
Варю кофе, напевая себе под нос четверостишье, самовольно выскочившее из самого дальнего угла памяти – запыленное, но совершенное и радостное:
Как это странно, друзья,
Вроде бы взрослые люди,
А в голове ерунда —
Мечтаем как дети о чуде…
Хорошо, хоть «Под небом голубым есть город золотой» не затянул и не испортил такую прекрасную песню своим проникновенным, но совершенно лишенным способности правильно воспроизводить ноты, голосом. А ведь мог бы – эта старинная песенка, возвращенная к жизни Борисом Гребенщиковым, часто ни с того ни с сего начинала вертеться у меня в голове (в такие дни никакого спасу от нее не было), но я никогда не пел ее вслух. Вот и сейчас не запел – умница – а песню Трофима петь гораздо легче, и главное для здоровья душевного более полезно!..
После примерно третьей чашки кофе и триста восемнадцатого повторения тех самых четырех строчек песни, мысли мои принимают совершенно конкретное направление. Как же, собственно, я собираюсь делать макет (дурацкое слово, но другого пока в моем арсенале не находится) Мира?.. Можно попробовать воссоздать Мир в воображении, но так и с ума сойти недолго. При помощи слов? Возможно, но Веня сделал это вместо меня. Что-то вроде плоскостного рисунка, похожего на карту мира? Не то! Вернее не совсем то, что требуется.
И тут меня осеняет – вспоминаю, что когда-то давно, еще в школе, я делал при помощи техники папье-маше Луну и разрисовывал миниатюрными материками и океанами. Получилось неплохо – поделку выставили на межшкольное соревнование, которое она успешно выиграла, и меня потом наградили коробкой шоколадных конфет и игрушечным плюшевым зайцем жуткого розового цвета.
Идея так себе – ничего выдающегося, но у меня сразу буквально «руки зачесались». Наспех перекусив, отправляюсь в супермаркет. Решаю, чтобы долго не мучится купить глобус – какое-никакое, но практически готовое подспорье, а там уже… Словом купил все необходимое для исполнения задумки – начиная от клея, заканчивая порошком, который если развести водой, получится то, что заменяет детям глину.
Возвращаюсь в квартиру – прибежище для одинокого странника – на бегу беря с себя честное слово не высовываться пока Мир не будет окончен, да и потом, я надеялся, повода уже не будет. Поэтому длительное сладкое как карамель возвращение очень смахивает на прощание.
Милостиво разрешаю себе, раз уж так получилось, что я вышел из дому, гулять до тех пор, пока ноги держат – в моем случае это все равно, что сказать последнее прости городу, приютившему меня в свое время.
Разгоняю заснувшие листья полами своего плаща; рисую шагами узоры на влажном асфальте; сцеживаю в рукав немного ветра и дождевых капель, добавляя концентрат запахов кофеен и ресторанов. Избегаю шумных проспектов, но прощаюсь с узкими улочками и всеми силами прописываю этот день в свою память – ни крупицы бы не утерять!.. Легко любить город, когда знаешь, что каждый день, прожитый в нем, может стать последним. Очень легко, смею вас уверить – с некоторых пор я знаю толк в таких делах.
В конце концов, нагулявшись вдоволь, делаю оборот туловища на сто восемьдесят градусов (ибо именно в этом направлении находится моя норка) и начинаю обратный путь. Даже опавшие листья возвращаются к своим деревьям рано или поздно – не по-настоящему, конечно, а к их отражениям в лужах, а чем я, спрашивается хуже? То-то же.
Дорога, по которой я уже не иду, а почти лечу при помощи невидимых крыльев (вот уж воистину) пролегает через парк. Издалека вижу одинокий женский силуэт, сгорбившийся в три погибели на мокрой скамейке. Уже вечер и под светом только что выплывшего из-за облаков полного месяца, это зрелище не то, что впечатляющее, а просто невыразимое.
По мере приближения замечаю, что девушка, ко всему прочему еще и плачет, прикрыв лицо руками. Словно почувствовав постороннее (еще пока не оформившееся, но все-таки) присутствие, она подбирается, принимая позу не-то принцессы, не то первой леди государства на приеме. Но ей не удается меня обмануть – невооруженным глазом видно, что у девушки какое-то несчастье, даром что сейчас, когда я уже стою рядом, она сидит, гордо приподняв подбородок и выпрямив спину, но ее глаза, цвета летней травы блестят от пролитых слез и кудряшки, оттенка сухих колосьев развиваются на ветру как-то уж слишком невесело (и такое бывает, как оказалось!).
– Вам письмо, – говорит она и, не удержав напускное безразличие и бесстрастность, шмыгает носом.
– Мне? – удивляюсь – ничего себе новости!
– Я как вас увидела, сразу поняла, что именно вам.
Беру из ее тоненькой руки смятый клочок бумаги. Разворачиваю, отмечая краем глаза, что девушка как-то очень внимательно и одновременно обиженно на меня смотрит. И вот здесь Бездна, о которой так много болтают физики, мистики, астрономы и прочие люди правильных взрослых профессий, на полном серьезе решила разверзнуться у меня под ногами.
