Владислав Князев - Русская комедия (сборник)
– Москва? – с горькой усмешкой подивился бравый командир заволжских рыцарей. – При чем тут Москва? Столица истинного духа – Самарская Лука, ПОП номер тринадцать «Утес». Здесь и сейчас зарождается новая слава эпохи.
– Вот ее бескорыстные благодетели, – могильщик торжественно ткнул в нашу сторону своей лопатой, то бишь багром. – Своими геройскими подвигами они взялись спасти наше время от бесславия и забвения.
Очковые немного смутились и даже протерли очки. Может быть, даже с желанием узреть вокруг себя что-нибудь героическое.
– Своими подвигами? Хм! – пожала плечами бывалая современница тире нео-Золушка, тире шесть раз замужем. – Не представляю. Ну, министры – те еще на что-то способны. На коррупцию то есть. Рэкетиры – на ограбления. Аксакалы всегда молчат, когда их жены пилят. Тоже подвиг. Даже артисты эстрады, на что уж люди никчемные, и то… ну хотя бы бабники. Но какой подвиг могут совершить современники-колдыбанцы?
Убийственная логика. Она заставила бы умолкнуть любого Гомера и Гюго. Даже столичного. Но нашего выступальщика она лишь вдохновила.
Взгляд его уплыл в облака, то есть в потолок. Надо полагать, там немедленно вспыхнул чудесный киноэкран.
– Есть на Волге утес, – нездешним голосом былинника-сказителя зачал врио. – Старинные волжские предания гласят…
Ну, дальше вы знаете: утес… диким мохом оброс… цветы необычайной красоты… близок локоть, да не укусишь… дедам и прадедам неймется… мы – наследники своих славных предков…
– На штурм неприступного утеса пошлю я ваших мужей, – объявил докладчик змейсовету. – Очень знаменательно, что свой первый подвиг они посвятят вам. Ликуйте, жены бесстрашных удальцов!
Мы безмолвствовали. Чего уж тут выступать? Вырыл нам могилу супер-пупер, штаны на бечевке. Спихнул нас в нее. Могила – не трибуна. Чего ни скажи – все равно закопают.
– Сейчас возликуем, – с большой готовностью взялась за лопату гюрза и аж Растрелли. – Сейчас, обязательно, всенепременно. Вот только пусть мои подруги выяснят у своих удалых мужей, ка-ка-каким образом они собираются штурмовать неприступный утес. Где их расписные челны? Умеют ли они работать веслами, то есть грести? И не в тазу ли они, как в известной детской песенке, собрались плыть по морю в грозу? Ха.
Первой начала допрос Самосудова.
– Ха, – засвиристела она. – Где ваши расписные челны, удальцы? Под диваном или под барной стойкой?
– Ха-ха, – продолжила Безмочалкина. – Зачем им челны? Они же не умеют грести, то есть работать веслами.
– Ха-ха-ха, – встряла Молекулова. – Они поплывут в грозу в старом тазу. Как в известной детской песенке.
– Ха-ха, ха-ха, – подытожила Профанова. – Всем скопом – в одном тазу. Чтобы и утонуть всем разом.
– Куда им и дорога! – не выдержала Рогнеда и залилась: ха-ха-ха-ха-ха…
Мы с упреком смотрели на человека в плащ-избушке и болотных сапогах. Ну что, гибрид орла с гусаком, помесь кита с килькой? Ведь просили тебя: не копай слишком глубоко и слишком широко. Могила получится.
Разошлись бы сейчас тихо-мирно по домам, и там каждый со своей медузой горгоной разобрался бы. Ну пришлось бы посуду помыть. Ну веником немного помахали бы. Ну гвоздь куда-нибудь вбили бы. В крайнем случае пообещали бы на рынок за картошкой сходить и свет в туалете за собой выключать. Глядишь, уже и растаяли медузы горгоны. Никаких горгон, сплошные медузы. На целую неделю. А то и на две.
Завтра бы снова собрались без потерь в «Утесе». И наверстали бы упущенное.
Так нет, развел ахинею. Будто в кинолектории. Нашел кому мозги пудрить своими байками. Вот и закопали нас. Урыли наглухо. Без лопаты, без оркестра, без поминального обеда.
– Герои, – зашелестела Самосудова. – Этого следовало ожидать.
– Герои. К тому же спасатели эпохи! – зашуршала Безмочалкина. – Вот к чему приводят систематические оргии и вакханалии.
– Герои. Да еще отважные рыцари! – зашипела Молекулова. – Это ж надо до такого докатиться!
– Герои. И еще бескорыстные благодетели! – захлебнулась ядом Профанова. – Допились до чертиков.
– Герои. Мало того, легендарные! – зашлась в гневе и Рогнеда. – А я-то отказала рэкетиру.
Иванова-Шевченко и прочая игриво подтанцевала к горе-атаману, он же монумент в болотных сапогах.
– Ну вот что, Самар Лукич! Или Лукович. Или Репович, Хренович, или как вас еще там, – без всякого почтения обратилась она к нашему суперу. – Хватит пороть чушь, нести околесицу, морочить нам голову несусветной ахинеей. Не спорю: еще ни одна современная женщина не имела особого удовольствия разводиться с легендарным героем-удальцом. Мои подруги, конечно же, готовы испытать такое особое удовольствие, но… Общеизвестная истина состоит в том, что…
Изящным, но решительным жестом она выхватила у нашего пузана багор:
– …нет больше на свете легендарных героев-удальцов. Не будет. И не может быть!
И колдыбанская медуза горгона грохнула багром об пол так, что позавидовал бы Зевс-громовержец.
Точка? Да, если бы дело происходило в древней Элладе или в нашей Первопрестольной. Но на Самарской Луке, где Волга-матушка ломает свою судьбу через колено, точку не ставят даже после кораблекрушения. Запятая, только запятая! И после нее наша быль получает удивительный поворот…
«Нет больше удальцов, – сказала медуза горгона от имени всех змей на свете. – И никогда не будет».
Но последнее слово осталось не за ней.
– Слушайте меня все и вся! – вскричал наш доморощенный Геракл так, что на Олимпе задрожали стекла. – Ложным и ничтожным истинам не торжествовать! На Самарской Луке легендарные герои-удальцы были, есть и будут! До тех пор, пока жив хоть один истинный колдыбанец.
Какие слова! Хорошо бы еще закрепить их ударом об пол царского жезла, то есть пудового прадедовского багра. Волжский Геракл так и хотел сделать и попытался изъять свое богатырское имущество из наманикюренных пальчиков крестной мамочки женсоветской мафии. Однако, как и следовало ожидать, силы оказались неравными, и наш грозный вожак остался безоружным. Тогда он гневно топнул болотным сапогом. Сначала левым, потом правым. Потом для усиления эффекта – еще раз в обратном порядке: правым и левым. А потом вскричал. По-президентски, по-маршальски, по-атамански и, может быть, даже еще хле-ще – по-бабьи:
– Как пить дать!
«Пить… дать! – понимающим и призывным эхом отозвались седые Жигули. – Да, да, да!»
Ты помнишь, читатель? На Самарской Луке всегда есть место диву. И диво случилось. Нет, не посреди Волги. В точке номер тринадцать. Посреди зала ПОПа «Утес».
Диво случилось внутри нас.
Нас разом проняло. С головы до ног. От кепки до шнурков ботинок. От кончика носа до самого копчика. Всем нутром мы почувствовали: вот он, настоящий, особый момент истины. Если мы сейчас уйдем из «Утеса» как заурядные завсегдатаи забегаловки, то после этого нам уже никогда не вернуться сюда истинными колдыбанцами. И не звучать больше над Волгой заветному колдыбанскому призыву: «Как пить дать!» И оборвется удивительная вахта дедов и прадедов. Но тогда нам действительно не о чем рассказывать внукам и правнукам. Значит, и правда канет в реку забвения наше родное время. Во всяком случае, здесь и сейчас. В родимом ПОПе «Утес». Конечно, это всего лишь точка, да еще под номером тринадцать. Но вдруг она на самом деле последний оплот эпохи? Неприступный для безвременья утес, где жаждут истину до дна.
«Волга-матушка! – возопили мы. – Не оставь в трудную минуту своих сынов!»
Нет, не легенда это, не легенда. Быль. Удивительная, особая колдыбанская быль. Мы действительно вспомнили тогда, что мы – вроде как бы сыны великой нашей реки. Вспомнили и мысленно обратились к ней:
«Волга-матушка! Научи, как нам быть».
«Ах вы, чадушки мои недосмышленные», – вздохнула Волга.
Нет, не легенда это. Быль. Мы действительно услышали голос нашей великой реки.
«Я же и дедов ваших, и прадедов, и вас учила-наставляла, – рекла она. – До последнего дна!»
«Помним, родная, ведаем. До последнего дна последней бутылки! И рвемся к этой благородной цели всей душой. Так ведь не пущает нас лютый вражина».
«Ишь, какие шустрые, – ворчит Волга. – Все бы им на дно бутылки. А вот теперь, коли вы удальцы-герои да еще рыцари Особой Истины, попробуйте нырнуть так же, как я, на дно Каспия. Дно глубокое, неведомое, такое, что просто страх».
«На испуг нас, Волга-матушка, не возьмешь, – отвечали мы. – Надо потонуть, так потонем. Амба – и все дела».
«Смотря как нырять, – возражала Волга. – Если по-московски, то, само собой, амба. А если по-колдыбански? Ну! Где ваша знаменитая колдыбанская смекалка? Пусть ухнет по-бурлацки да выкинет удалое коленце!»
Ну что ж: если Волга-матушка благословляет… Да будет балаган! Но не по-столичному, а по-колдыбански!
Итак, надо доказать заблудшим колдыбанкам, всем очным и заочным участницам «Мадамского клуба», а заодно уж и всем современницам, что на Самарской Луке легендарные герои есть и в двадцать первом веке. Вот они, то бишь мы, герои, – перед вами. Собственной персоной!
