Артур Клинов - Шалом
К пограничникам по эту сторону Буга он относился более снисходительно. Здесь его скорее раздражало их тупое солдафонство, да дурацкая, оставшаяся еще от совка привычка искать в каждом кармане маленького, скрывающегося там китайского диверсанта. Всякий раз, когда ночным поездом он пересекал границу, его поднимали с постели и заглядывали под матрас, полагая, наверное, что китайский диверсант прячется именно там.
Очередь потихоньку продвигалась, и вскоре Андрэ предстал перед будкой с молодым парнем в окошке, одетым в болотного цвета мундир. Полистав паспорт, он пристально посмотрел на Шелом и сухо сказал:
– Снимите головной убор!
– Зачем головной убор? – Андрэ опешил от неожиданного предложения.
Пограничник, в свою очередь, тоже споткнулся о его вопрос, удивленно поднял глаза и строго произнес:
– Гражданин! Это граница! Я имею право идентифицировать вас без головного убора!
– Но послушайте, вы же видите, это я на фотографии в паспорте!
– Да, вижу!
– Так зачем же снимать?
– Гражданин Воробей! Еще раз повторяю! Снимите головной убор!
Андрэ придвинулся вплотную к окошку и тихо, вкрадчивым голосом, произнес:
– Понимаете, я не могу его снять. Это не головной убор. Это… – он замолк на секунду, подбирая нужное слово, – это член, в смысле рука, вернее, палец. Снять его то же самое, что оторвать палец. Вы представляете, что тогда случится? Я вас очень прошу! Не надо снимать!
Парень в будке удивленно посмотрел на Андрэ.
– Какой еще палец?
– Средний. Вот этот. – Андрэ сжал кулак, демонстрируя, какой именно палец он имеет в виду.
Глаза пограничника вдруг прояснились. Недоумение в них сменилось пониманием, что перед ним человек не совсем адекватный. Несколько мгновений он еще что-то обдумывал, а затем снисходительно, словно психиатр душевнобольному, произнес:
– А, палец… Понятно! Тогда сдвиньте его на затылок.
Он еще раз измерил Андрэ взглядом, шлепнул в паспорт печать и повеселевшим голосом добавил:
– Проходите!
«Черт! Я был на грани провала! – Андрэ, выдохнув напряжение, отошел от окошка. – Как неожиданно, как нелепо все могло закончиться! Идиот! Надо было все-таки ехать прямым поездом из Варшавы до Минска. Там бы такая ситуация не случилась. Они бы просто, как обычно, порылись в матрасе, поискали противного китайца, а на Шелом бы даже не взглянули! Кретин! А если б взглянули? А вдруг китаец прячется у тебя в голове? То есть под Шеломом? Да-да-да! Черт возьми! Как это я не подумал! Для этих солдафонов он мог залезть и туда, этот вредный маленький китаец со своей дешевой одноразовой китайской бомбой! Да, это был риск – ехать поездом! А как по-другому? Автобус? Самолет? А металлоискатель? Единственный вариант без риска – вплавь через Буг! Нелегально! Ха-ха! А если б поймали? Вот бы обрадовались! Не абы какого мелкого китаезу, а настоящего увесистого прусского диверсанта! Вот это да! Хороший случился б скандал! Обвинили бы Европу, что она по-прежнему закидывает из-за забора, то бишь из-за кордона, на нашу территорию шпионов! По телевизору бы показали крупным планом в Шеломе, да еще и прокомментировали. Поглядите, мол, вот она – Европа! А каких высот достигло искусство шпионажа! Паспорт как настоящий! Не отличишь. Разговаривает на чистейшей белорусской мове без всякого акцента! Да в придачу так сумели загримировать, что родная жена не может отличить от пропавшего без вести в Германии больше месяца назад Андрея Николаевича Воробья».
Андрэ прошел в следующий зал, куда после паспортного контроля плавно перетекали люди с полосатыми сумками. За несколькими столами деловито работали любознательные мужчины в бледно-голубых мундирах. Они заглядывали в поклажи, что-то там щупали, перекидывались с досматриваемым гражданином двумя-тремя фразами и приглашали очередного. Немного расслабившись после первого шока, Андрэ пристроился в хвост очереди к одному из столиков и стал дожидаться.
«Шайзе! – неожиданно резанула мысль. – Так ничего ж еще не закончилось! А если они теперь потребуют снять Шелом? Вдруг я спрятал под ним килограмм героина! Ну, нет! Бред! Ерунда! Такая идея им в голову не придет! Какой придурок будет так нагло перевозить героин на своей голове, пряча его в настолько заметном предмете! Ну, гуд. Не героин, так лишний килограмм колбасы. Сколько сейчас можно ввозить – пять? А если я шестой под Шелом положил! Ну нет, все-таки ты идиот! Нормальный человек лишний килограмм засунул бы в трусы. Какая к черту разница куда! Если им просто захочется посмотреть, что у тебя в голове!»
– Вы будете декларировать?
– Что декларировать? – Андрэ стоял перед пустым столом. С другой его стороны находился таможенник, который теперь, в свою очередь, тоже с любопытством посматривал на Шелом.
– Предмет, который находится у вас на голове.
– Подождите, там нет никакого предмета! Вот взгляните, – Андрэ открыл рюкзак, – здесь нет ни одного килограмма колбасы! Так зачем же мне ее прятать там?
– Ну как же, а эта каска? Ведь, судя по всему, вещь дорогая.
– Ах, каска! А что, ее надо декларировать?
– Я точно не знаю. В моей практике еще не было такого прецедента. Но я бы советовал вам на всякий случай задекларировать. Все-таки вещь эксклюзивная. Хотя дайте-ка ее сюда. Пойду спрошу у начальника смены.
– Извините, я не могу ее дать, – Андрэ снова почувствовал, как липкий пот от сжавшихся в комок мыслей проступил на висках под Шеломом.
– Это почему же?
– Ну, понимаете, как это вам объяснить? Мне религия не позволяет сделать это. – Ответил Андрэ первой подвернувшейся под руку фразой, а затем, словно немного стушевавшись, оглянулся по сторонам и вполголоса, чтоб не слышали вьетнамцы вокруг, прошептал: – Сегодня понедельник, а мы имеем право снимать Шелом только в субботу, все ж остальные дни обязаны носить его на голове. Вы, наверно, слышали или читали в газетах про тоталитарные секты? В нашей секте очень строгие порядки. Пожалуйста, я вас прошу! Нельзя ли начальника смены пригласить сюда?
Парень в голубом с легким сочувствием взглянул на Андрэ и, пробормотав нечто про то, что каждый по-своему с ума сходит, отправился за начальником.
– Вот, Семен Иванович, посмотрите, – через минуту уже два джентльмена в мундирах таможенников стояли перед Андрэ и в четыре глаза изучали Шелом. – Гражданин из тоталитарной секты. А на нем предмет культа. Он имеет право снимать его только по субботам. Так товарищ интересуется, нужно ли его декларировать?
– Тише, тише! Что ж вы так кричите на весь вокзал! Это не тоталитарная секта, а церковь воскресения шестого дня. Тоталитарной ее только в телевизоре обзывают! Но это неправда. – Андрэ оглянулся по сторонам. Люди в мундирах за соседними столиками, приостановив досмотр полосатых тюков, с любопытством глазели на него. Челноки с вьетнамскими сумками, получив неожиданную передышку, растопырив уши пошире, тоже прислушивались к разговору.
– Мы веруем в единого бога в себе и молимся за спасение мира от пустоты, которая скоро грядет. Это случится на шестой день. Но праведники в субботу воскреснут! Если вы покаетесь, наденете такой же Шелом и придете к нам – то тоже будете спасены!
– Ладно, ладно, тут вам не богадельня, чтобы проповеди разводить, – прервал Андрэ Семен Иванович, – лучше скажите, давно ли вы вступили в эту тоталитарную или, как вас там, шестого дня секту?
– Нет, недавно. А что?
– На Западе, небось, завербовали?
– Ну, знаете! Я бы попросил ярлыки не навешивать!
– Гражданин, не нервничайте! Я просто пытаюсь вам помочь!
– Ну, предположим, на Западе! Кто ж вам в Беларуси такой Шелом выдаст!
– Конечно, так я и думал! Вся зараза к нам с Запада ползет!
– Ну, знаете! Я, в конце концов, гражданин…
– Подождите, гражданин, – перебил Семен Иванович, – лучше скажите, вы в первый раз въезжаете на территорию Республики Беларусь в этом шлеме?
– В общем-то да. А что?
– Я так и думал, только что завербовали. А то, что это был первый и последний раз! В этой каске вы больше не сможете покинуть территорию Республики Беларусь!
– Почему же это я не смогу покинуть территорию Республики Беларусь в этой каске? – Андрэ начинал приходить в негодование.
– Да потому, что согласно закону предметы старины и искусства происхождением до тысяча девятьсот сорок девятого года запрещены к вывозу за пределы Республики Беларусь! А этот предмет культа, как заметно невооруженным глазом, относится к периоду до сорок девятого года. Сразу видно – львы на нем антикварные. Поэтому хоть он и ваша личная собственность, но в то же время является достоянием государства. То есть вы можете выехать лично, но каску должны оставить дома. А если поедете в ней, то мы вас никуда не выпустим!
Наступила гробовая тишина. Андрэ лихорадочно пытался осмыслить то, что сейчас услышал.
– Постойте, уважаемый! Так что ж получается? Я сейчас въезжаю в страну и никогда больше не смогу покинуть ее?
