Жанна Абуева - Дагестанская сага. Книга I
Малика и в самом деле не замечала Марата. То есть она его, конечно, знала, но смотрела на него только как на сокурсника.
Девушке было не до любви. Тоска, поселившаяся в её сердце после ареста отца, не отпускала её, и отвлечь от этой тоски могла лишь учёба. И потому Малика с головой ушла в эту учёбу и ночами просиживала над сложными книгами, постигая неведомый, но страшно интересный мир медицинской науки.
После занятий студенты весёлой гурьбой отправлялись на прогулку в Вейнеровский парк либо на любимую горожанами улицу Буйнакского, ели мороженое и болтали ни о чём или смотрели фильмы в кинотеатрах «Темп» и «Комсомолец», после чего расходились по домам и вновь усаживались за учебники.
Махачкала, несмотря на военное время, была заполнена людьми. Один за другим шли сюда эшелоны и суда с эвакуированными и ранеными людьми, и кого тут только не было – евреи и русские, азербайджанцы и армяне, грузины и цыгане… Такое большое количество эвакуированных, втрое увеличившее население города, главным образом состояло из стариков да женщин с детьми, а также раненых солдат и артистов, театральных и цирковых, которых судьба забросила в этот южный край. Жители города, пережившие все тяготы последних десятилетий, жили здесь так, словно были одной большой коммуной, в которой ни вероисповедание, ни национальность и ни партийность ровным счётом ничего не значили и где люди привыкли делить пополам и хлеб, и соль.
Махачкала была провинциальной и одноэтажной, всего с двумя асфальтированными улицами, носившими имена Ленина и Буйнакского. Центр также составляли улицы Ермошкина, Котрова и Батырая, а ещё 26 Бакинских комиссаров, вымощенные булыжником и поделенные на множество общих дворов, в каждом из которых проживало до десятка семейств. Такие районы носили смешные названия «Шанхай» и «Гур-Гур-аул», и всё здесь было на виду у всех.
Жизнь дагестанского народа шла параллельно с жизнью его же интеллигенции. Народ жил, работал на заводах и фабриках, общался с таким же, как и он сам, народом. Интеллигенция творила, лечила, изобретала и делала всё, чтобы партия была ею довольна. Довольство партии, в свою очередь, выражалось в выделении лучшего жилья, а также званий, наград и государственных премий.
Медицинскую науку Дагестана представляли маститые профессора Хаджи-Омар Булач и Михаил Нагорный, Байрашевский и Водонос, Ризваш и Маклецов, Курдюмов, Мордвинкин и Пикуль, готовившие профессиональные кадры для республики и щедро делившиеся с ними своими знаниями. Но уже нарождалась в республике и плеяда молодых дагестанцев, которой предстояло стать цветом дагестанской интеллигенции. В среде молодых медиков уже начали поблескивать гранями своего хирургического таланта Рашид Аскерханов и Магомед Максудов, не так давно демобилизовавшийся из армии и работавший нынче ассистентом на кафедре челюстно-лицевой хирургии.
А молодёжь на самом деле хотела учиться и сидела сейчас за студенческими партами, усердно впитывая в себя всевозможные знания из области медицины и педагогики, инженерии и агрономии, филологии и истории.
И Малика, оказавшись среди них, столь же усердно внимала своим преподавателям, мечтая о том времени, когда станет врачом и будет лечить людей и чтобы отец, находившийся сейчас далеко, мог бы гордиться ею.
* * *– Ох, Малика, чует моё сердце, что неспроста этот аспирантик всё вертится-крутится возле тебя! – сказала Лариса, едва Мажид Пашаевич, подающий надежды молодой хирург, отошёл от подруг, в очередной раз перед этим обратившись к Малике с предложением привлечь её к написанию научного доклада.
– Да ладно тебе! – смеясь, ответила Малика. – Твоё сердце вечно чует не то и не так!
– Ну, не скажи! – парировала её подруга. – Ты просто не хочешь замечать очевидное! А скорее всего лукавишь, всё отлично понимая!
– Да он просто хорошо ко мне относится! – воскликнула Малика.
– Ага, хорошо относится! С чего бы это, интересно? Так хорошо, что чуть ли не на каждой переменке поджидает и пристаёт со своим дурацким докладом! Видно, для него очень важен этот доклад именно в твоём исполнении! – Лариса скорчила гримаску.
– Ну, прекрати, хватит уже!
– У-у-у, скрытница! И злюка! И кокетка бессердечная, и…
Подошедшая в этот момент Шурочка, их третья подружка, подхватила обеих под руки и воскликнула возбужденно:
– Угадайте, куда мы сейчас идём?
– Куда? – в один голос спросили девушки.
– В «Темп», на «Сестру его дворецкого», вот куда! – торжествующе объявила Шурочка.
– О-ой! – вскричали обе, а потом Малика сказала с сожалением в голосе:
– Я не могу, мне надо готовиться к семинару по философии! Меня завтра точно спросят!
– Я и говорю, что она зануда! – воскликнула возмущённо Лариса, ущипнув Малику шутливо за руку. – Тебе надо готовиться, а нам, конечно, не надо, так?
– Ну, а что ты предлагаешь? – нерешительно сказала Малика.
– Предлагаю пойти в кино, а потом заниматься, вот что! Подумаешь, ночку не поспим!
– И правда, успеем всё выучить, пойдемте, девчонки, а то потом билеты не достанем! – сказала Шурочка, и, увлекши за собой Малику, девушки весело направились через площадь вниз, к улице Буйнакского, где расположился любимый и посещаемый всеми горожанами кинотеатр «Темп».
Жизнь продолжалась, молодость брала своё, и Малика, оказавшись в круговороте студенческих будней и праздников, постепенно свыклась с мыслью, что отец не с ними, и с удивлением однажды поймала себя на том, что, кажется, начинает примиряться с этим фактом.
Глава 2
Писем от Ансара не было, лишь изредка приходили от него с оказией устные весточки, сообщавшие, что он жив и здоров, беспокоится о них и терпеливо ждёт того дня, когда они вновь соединятся. В эти моменты лицо Айши озарялось внутренним светом, глаза увлажнялись и вот-вот готовы были выпустить наружу слёзы, если бы она усилием воли не принуждала себя успокоиться. Тем более что рядом была верная Шахри, в отличие от неё навсегда лишённая надежды когда-нибудь увидеть своего мужа.
После ареста отца Имран как-то сразу повзрослел и, окончив школу, в один из дней заявил, что хочет помогать матери, а потому пойдёт работать. Имран и раньше проявлял живейший интерес к фотографии, а теперь, успешно овладев навыками этого мастерства, живо принялся за работу. Совсем скоро его фотомастерская стала привлекать к себе самых разных клиентов. Со временем он приобрел в Буйнакске известность не меньшую, чем знаменитый Абуладзе, чей дом находился неподалёку от них и был известен тем, что сюда приезжали фотографироваться люди со всех уголков Кавказа.
Далгат, заявив, что тоже хочет работать, устроился учеником мастера в городской типографии, некогда бывшей собственностью капиталиста Мавраева. Мавраев, поработав некоторое время по приглашению Алибека Тахо-Годи управляющим махачкалинской типографией, после ряда опубликованных в местных газетах анонимок уехал тайно из Дагестана и, как говорили, жил теперь в Средней Азии, то ли в Узбекистане, то ли в Казахстане, то ли ещё где-то.
Конечно, Айша мечтала совсем о другом, но ребята заявили, что у них всё впереди и что на этих работах они не долго задержатся.
– Когда папу освободят, тогда и продолжу учиться! – сказал Имран и беспечно поглядел на мать. Не найдя что ответить, Айша прижала к себе голову сына.
Семью Ансара здорово выручило то обстоятельство, что Айша предусмотрительно сумела припрятать кое-что из драгоценностей, которые выменивала теперь на продукты, одежду или деньги, что позволяло им жить относительно безбедно и даже помогать менее обеспеченным родственникам и соседям.
Раз в неделю приезжала из Махачкалы Малика, и тогда вся семья дружно рассаживалась в гостиной и слушала её рассказы о столице, о людях и о студенческой жизни.
Айша гордилась дочерью, обещавшей стать хорошим врачом. Она думала о том, как гордился бы своей любимицей Ансар, и незаметно утирала слёзы, не желая, чтобы дети их увидели. Постоянно думая о муже, она приучила себя скрывать свои переживания, но имя Ансара упоминала в семье часто, словно он вышел ненадолго и должен вот-вот вернуться.
– Наша Малика стала настоящей красавицей! – сказала Шахри, перехватив взгляд, которым Айша смотрела на дочь.
– Тьфу-тьфу, машаалла! – тихо произнесла Айша. – Лишь бы была счастливой! Ты ведь знаешь, что от красоты счастье не зависит!
– Это правда, сестра! – ответила задумчиво Шахри. – В Дагестане много по-настоящему красивых девушек, но все ли они счастливы? Пусть Аллах будет милостив к нашим детям!
– Знаешь, о чём я думаю? – сказала Айша. – Мои родители, наверное, желали того же самого, но я сделала свой собственный выбор, и хотя ни один день не пожалела об этом, но ведь отца-то с мамой сильно расстроила…
– Успокойся, сестра! Только представь, что за жизнь была бы у тебя с Султаном! Не жизнь, а каторга! Я ведь тоже не сожалею о своём выборе. Пусть мы прожили с Манапом не так долго, как хотелось бы, но я была с ним счастлива, и я благодарна Всевышнему, пославшему мне такого человека!
