Марина Болдова - Память (Братья)
– Похоже, у меня нет другого выхода.
– Так будет лучше. Для нас обоих, – Лилечка взяла свою сумку и кинула Стрельцову связку ключей. – Заприте дверь, – спокойно добавила она.
Глава 33
Он выл до тех пор, пока в палату не вбежал перепуганный насмерть медбрат. Сильными руками он надавил на плечи Дубенко, пытаясь успокоить того. Дверь распахнулась шире, и Дубенко увидел ненавистное лицо. «Это она виновата, грымза старая. Я ей платил такие деньги, а она ничего не сделала», – он дернулся последний раз и обмяк. По лицу текли злые слезы. Он ненавидел ее, себя, молодого солдатика, который растерянно переводил взгляд с Дубенко на врача.
– Идите, Коля, все в порядке, я дальше сама справлюсь.
«Справишься ты, как же. Лицемерка! Тебя бы на мое место», – бешенство туманило ему мозг, не давая успокоиться.
– Только не говорите, что я вас не предупреждала!
Дубенко продолжал сверлить ее взглядом.
– Теперь вы будете лежать в госпитале до полного выздоровления.
– Опять врешь, старая ворона! – Дубенко растерял остатки вежливости, – До полного конца, это ты хотела сказать!
– Это будет зависеть от вас, – голос у капитана медицинской службы Антонины Ворониной был усталым. За двадцать пять лет службы она навидалась всякого. Но этому типу уже не однажды удалось довести ее до слез. Самое плохое было то, что ей его было безумно жалко. Вот так просто, по – бабьи жалко. Она нутром чувствовала, что он одинок, обманут и поэтому хамит всем, в особенности женщинам. Болезнь у него была не смертельной, но коварной. Но он упорно отказывался лечиться, однажды решив, что из этого ничего не получится. Вбил себе в голову, что неизлечим, и четко гробил себя, назло не выполняя ее предписания. Она устала объяснять ему, что он не безнадежен. Он ей не верил, как не верил, видимо, ни одной женщине в мире.
– Кстати, я не старая, по крайней мере, по сравнению с вами. Я моложе вас на два года, – спокойно сказала Антонина.
– Мне без разницы. Я приказываю не лечить меня. И отключите эти проклятые приборы, – заорал он, показав глазами на стойку с электронными блоками, на которых мигали лампочки.
Антонина усмехнулась.
– Знаете что, орите, хоть оборитесь! Теперь я буду делать все, что сочту нужным. И не таких вытаскивали, тоже мне, умирающий, – тихо добавила она.
– Что ты там бурчишь себе под нос?
– Ну вот, со слухом у вас все в порядке, голосовые связки в норме, уже хорошо, – почти весело сказала она, – Тело восстановим, и уйдешь отсюда своими ногами, а я вздохну свободно, достал уже своими капризами! – вдруг резко перешла она на «ты».
Дубенко ошалело уставился на Антонину. Она не смеет с ним так разговаривать! Он умирает, а она издевается над ним. Какая – то баба, давно перешагнувшая порог третьей молодости, страшная, как сама смерть! Скорее бы ушла! Он истратил на ненависть к ней свои последние силы. Хотелось только одного – спать. Дубенко закрыл глаза.
«Ну, слава Богу, успокоился», – она вышла из палаты, плотно закрыв за собой дверь.
Глава 34
Он так и не смог заснуть. Впервые он почти ей поверил. Может быть, он не так уж смертельно болен, как думает? Слабый огонек надежды затеплился где – то в глубине сознания. «Черт бы ее побрал, если врет! А вдруг нет? Слишком уж спокойна. А может потому и спокойна, что врет мне, почти покойнику?» – злость на Антонину улетучилась. «Поставит на ноги – озолочу», – как всегда он подумал, что деньги ему помогут. Вспомнились первые оплаченные «услуги». Весьма потрепанная девица провела с ним урок сексуальной жизни. Три рубля, перекочевавшие из его залатанных штанов в карман ее вязаной кофты, он украл. Он воровал часто. Иначе бы не выжил. Впрочем, воровали все, кто жил в этом детском доме.
Директорствовала там Матрена Павловна Хотенко. Дом был одним из самых небольших по количеству находящихся в нем воспитанников. Беспрекословное подчинение младших старшим – основной, если не единственный воспитательный принцип. Существовала строгая иерархия. На каждой ступеньке иерархической лестницы были свои правила. Непослушание строго каралось. Матрешка, как ее называли все без исключения, и дети и воспитатели, была в общем – то доброй и жалостливой. Называя всех сынками и дочками, она гладила младших по стриженым головам, а старшим прощала многое. Последние, пользуясь ее попустительством, вовсю показывали свою власть. Маленькому Ване, впервые попавшему «под раздачу», показалось, что он попал в ад. Его пустили «на круг». Более старшие пацаны окружили его плотным кольцом. Их было человек пятнадцать, многих он даже не успел узнать в лицо, так как приехал в детдом только неделю назад. Толкая его друг к дружке, словно мячик, они молча и зло смотрели на него. У него закружилась голова уже после нескольких толчков. То ли от страха, то ли от слабого вестибулярного аппарата, его вырвало прямо на ботинки одному из мучителей. Рассвирепев от такой наглости, тот пнул упавшего на колени Ваню ногой. Словно подчинившись бессловесной команде, остальные принялись бить его жесткими подошвами ботинок, все так же молча. В тишине туалетной комнаты слышалось только сопение и звук падающих на эмалированную поверхность раковины капель воды. До сих пор его доводят до бешенства неисправные водопроводные краны. Ваня не мог даже плакать, в какой – то момент он просто отключился. Очнулся он на кровати, в лазарете. Матрена Павловна, сидя перед ним на шатком стуле, пыталась выспросить его, кто его бил. Он не назвал ни одного имени. Просто не знал. Никого так и не наказали. Матрешке, как он понял позже, сам выставляя «на круг» мелкоту, было просто по барабану, что делается у нее в доме, лишь бы ее не трогали. По сути дела, управление детдомом находилось в руках самих воспитанников. Надо сказать, у них весьма неплохо получалось поддерживать порядок: страх был хорошим учителем. Кумиром всей малышни и даже ребят постарше был Кол. Дубенко, будучи уже курсантом школы милиции, часто вспоминал «уроки» этого бритого наголо переростка. С трудом одолев науку начальной школы, он переползал из класса в класс исключительно только благодаря природной наглости. Учитель, поставивший ему «неуд», сильно рисковал. Любимым занятием Кола было воровство ради самого воровства. Он мог стащить кошелек с жалкими учительскими рублями прямо из под носа бедняги, подложить его в другое место и потом прилюдно пристыдить педагога: мол, сами забыли, а я виноват. Учителя действительно чувствовали свою вину перед ним и, скрепя сердцем, ставили ему в журнал незаслуженные тройки. В Доме про Кола рассказывали байки шепотом, перед сном, восхищаясь и одновременно млея от страха. Рассказы про окаменевшую девушку и про черный – черный лес на черной – черной горе воспринимались, как сказка.
Маленький Ваня боялся его не меньше остальных. Кроме того, из – за своей позорной слабости при испытании «на круге», он был презираем даже ровесниками. Только в десять лет Иван начал понимать: чтобы изменить расстановку сил, он должен стать сильнее других. Кол просто достал его своими мелкими поручениями, особенно когда ему не хватало на папиросы или водку. Мелкота воровала для него эти деньги у учителей, у воспитателей и просто прохожих.
Однажды в детдом пришли люди в форме. Они о чем – то долго разговаривали с Матрешкой в ее кабинете. Любопытные мальчишки пытались подслушивать у замочной скважины, но их прогнал Веник – дворник и по совместительству плотник. Вечером, за ужином Матрешка сама рассказала всем об этом визите. В их детском доме решено открыть подготовительный класс для школы милиции. Записывать туда будут ребят с десяти лет. Так Ваня Дубенко определил свою будущую профессию. Иван часто думал, что, если бы не пришла кому – то там, в милицейских верхах, идея дать детдомовским мальчишкам этот шанс в жизни, он бы стал преступником. Жестким и безжалостным.
Дубенко вернулся мыслями в настоящее. По большому счету сейчас нет твердой грани между преступниками и теми, кто их ловит. Просто задачи разные. А вот люди одинаковые. Заявления вроде «платите нам больше, и мы будем честными» – от жадности. Человек так устроен – чем больше дашь, тем больше хочет. Дубенко вспомнил Стрельцова и усмехнулся. Когда он предложил ему эту работу, тот попытался отказаться. Но – о жадность! Стоило намекнуть о вознаграждении, и все стало на свои места. «Черт!» – Дубенко аж бросило в пот, – «Этот щенок может добраться до сейфа! Хотя шифра не знает», – успокоился он. Но мысль была настолько неприятной, что осадок остался. «Как не вовремя я тут разлегся, выйду – уволю его к чертовой матери. И его и эту девчонку», – сам того не замечая, он впервые за последние несколько часов подумал о будущем.
Глава 35
Ляля и Маринка подходили к кабинету Борина. Из – за дверей слышались громкие голоса. Время приближалось к обеду, и Лялька подумала, что они сейчас заберут Борина и спокойно посидят где – нибудь в кафешке по соседству с прокуратурой. Вопросительно посмотрев на Ляльку, Маринка в нерешительности притормозила около кабинета. Тут дверь распахнулась и в коридор, смеясь и подталкивая друг друга, вышли Артем Кораблев и Сергей Безрядин.
