Мария Воронова - Клиника жертвы
– Она сама тебе сказала?
– Если бы! К сожалению, всегда находятся люди, которые тебе доложат то, о чем ты, может быть, и не хочешь знать. Питер – город маленький, а она особо не скрывалась.
Нейман сочувственно покачал головой. Жена Артура была так красива, что отпускать ее от себя было чистейшим безумием. Что ж… Бедняга не первый наступает на эти грабли. Почему-то веришь жене, почему-то считаешь, что она твоя навсегда, а потом выясняется, что она просто жила рядом с тобой…
– Короче, я взял отпуск и приехал. Думал, врут, наговаривают, сам знаешь, как это бывает.
– И?..
– Вот тебе и «и»! Можно сказать, в постели их застукал. Ну, мужик, конечно, роскошный. Фантастически красив! И как человек вроде бы не гнида, интеллигентный такой. Не трус, меня не испугался.
– Это о многом говорит. – Владимир Валентинович подумал, что человеку, готовому лицом к лицу встретиться с Артуром сразу после того, как переспал с его женой, можно смело давать Героя России.
– Короче, я встал в позу – давай разводиться! А она… понимаешь, вроде бы плачет и не хочет, но, чувствую, не сильно убивается. Видно, ей и меня терять жалко, но с этим хмырем тоже неплохо. Прощения просит, давай, мол, забудем, начнем сначала, я с тобой на Камчатку вернусь, а я чувствую – ей по фигу! Прямо вижу, как она думает – не простит, ну и ладно, буду с любовником жить! Я обиделся и сказал, что никогда не прощу измены и жить с ней не буду. А он гарцует под дверями: люблю больше жизни, ах, Артур, вы должны нас понять…
– Отчаянный мужик! – присвистнул Нейман. – Мне бы не пришло в голову, стащив у льва кусок мяса, объяснять ему, что я тоже хотел кушать.
– Братик, ты не забывай, что мы говорим о моей жене!
– Прости… Скажи главное – он жив?
– Ты меня за кого принимаешь? Нет, Володя, если бы он просто подкатил, на пару раз перепихнуться, я бы его убил. Это точно тебе отвечаю. А так… Песню знаешь – не стой на пути у высоких чувств? Вот я и не встал. У нас, братик, дети не получались, я думаю, может, она из-за этого еще… Ну, не важно. Короче, благословил. Сели, пораскинули. У меня демобилизация на носу, нас же посокращали черт знает как. Самое боеспособное звено выбили, подонки!
Нейман предостерегающе поднял руку:
– О реформе армии мы после поговорим. Без алкогольной анестезии эту болезненную тему трогать нельзя.
– Согласен. Короче, я говорю: Ира, ты шесть лет честно со мной служила и заработала жилье. Давай сейчас не будем официально разводиться, подождем, пока квартиру дадут. Тогда честно ее пополам поделим и разбежимся. Этот ее хмырь орет: ничего нам не надо, хочу немедленно жениться! Мне Ирочка нужна, а не полквартиры, я сам хорошо зарабатываю!
За время ожидания жилья Нейман стал настоящим докой в жилищном вопросе, поэтому мгновенно просчитал ситуацию:
– Артур, ты же колоссально проиграешь от этого! Что ты один получишь однокомнатную, что вдвоем с женой. Разница метров пять – десять. Только в первом случае тебе не надо ничего пилить.
– Володя, разве в метрах дело? Я был с ней очень счастлив, и она хорошей женой была. Кто ж знал, что ее такая любовь подкосит? Короче, я хотел, чтобы ей что-то от меня навсегда осталось, а то взял – отдал, словно и не было меня.
– Так вы теперь квартиру поделить не можете? – догадался Нейман.
– Слушай дальше. Я тебе говорил, что у нее тетка умерла. Старушка завещала ей свою квартиру, а ты законы знаешь: если у жены есть собственное жилье, то муж фиг что получает. Поэтому мы наследство оформили, а собственность регистрировать не стали.
– Понятное дело.
– То есть официально мы женаты, я гол как сокол, у нее тоже ничего за душой. Все прекрасно, ждем квартиру. Меня сократили, жилье вот-вот дадут…
– У меня это «вот-вот» длилось два года, – вставил Владимир Валентинович.
– И тут какая-то зараза стукнула Ире, что я спал с женой комбрига!
– Как? Ты тоже? – непроизвольно вырвалось у Неймана.
Повисла неловкая пауза. Потом мужчины улыбнулись друг другу. Артур проворчал:
– Ладно, замнем этот момент.
– Но раз вы решили разойтись, твоя личная жизнь Иры не касается…
– В том-то и беда, что я делал это до, а не после!
– Господи, зачем?
– А ты зачем? Братик, такие вопросы задаешь! Это ее подружки решили утешить, змеи проклятущие! Она же обставлялась: мол, да, спалилась, муж в обидках, бросил одну, а сам сидит на Камчатке и думает – простить или не простить. А она, убитая горем, смиренно ждет его решения. Мы же не могли заявить, что сохраняем брак только ради квартиры. Ну, девчонки ей и сказали: ты сильно-то не казнись, он тебя мучает, а у самого рыльце в о-го-го каком пушку! Получается, ему можно, а тебе нельзя? Она получила вводную, подумала – а действительно!
Нейман пожал плечами:
– Печально, конечно, но какой смысл после драки кулаками махать? Ты дурак, что изменял ей, это не вопрос, только вы и без того расстались.
– Ах, Володя, не знаешь ты женщин. Если бы я хоть намекнул, что готов принять ее обратно! Но я же, блин, самолюбие тешил! Ты падшая женщина, и хоть я признаю твои прошлые заслуги, нет тебе пути назад в семью! Если бы сказал: выбирай сама, с кем из нас ты больше хочешь жить, сейчас все у меня было бы в порядке. Эти бабы, для них слова дороже денег.
Нейман вскипятил еще чайку. Подошел товарищ адмирал, покрутился возле них, а потом вдруг мягко, но решительно запрыгнул Артуру на колени. Старобинец рассеянно почесал кота за ухом, тот свернулся бубликом. Владимир Валентинович ревниво смотрел, как морда питомца расплывается в блаженной ухмылке.
– Короче, она решила мне отомстить.
– За что?
– За унижение! Одно дело, когда тебя отвергает примерный семьянин, а когда такой же изменник, как ты, – совсем другое! Может, она на самом деле скучала по мне, кто знает. И скажу по секрету, братик, я ревнивый муж был. Особенно ее никуда не отпускал, подружек гонял.
Нейман ухмыльнулся:
– Это была лишняя предосторожность. Зная тебя, никто с твоей женой связываться не стал бы.
– И естественно, Иру возмутило, – не слушая его, продолжал Артур, – что я держал ее в черном теле, а сам развлекался на стороне. Короче, звонит она мне в один прекрасный день и заявляет: я оформила собственность на квартиру.
– Ни черта себе! Она что, с ума сошла?
– Я тоже ее об этом спросил, – мрачно заметил Артур. – Сказала, что нет. Предательство за предательство. Ты, говорит, делал, что хотел, и я тоже сделала, что мне нужно. А тут как раз хата нарисовалась. Идите, товарищ майор, получайте. Прямо так совпало все, что хоть вешайся.
– Ну, отказался бы от этого варианта, а пока следующего ждал, развелся бы.
– Я сначала так и хотел, а потом подумал: все равно информация, что у жены своя квартира, всплывет. Скажут, Старобинец фиктивно развелся. Начнут разбирательства всякие, еще в суд потянут. А ты меня знаешь, мне лучше пусть четверо несут, чем трое судят. И чего-то мне так позориться не захотелось! Я, Володя, не последний человек на флоте был, а вспоминать обо мне будут только, что я хотел родину надуть и обманом квартиру получить! Нет уж! И я написал рапорт, что у меня изменились обстоятельства, поэтому я больше не нуждаюсь в жилье, и ушел.
– Нет слов! Красавец! Геройски служил, геройски демобилизовался. Ирину-то хоть не убил за такие подставы?
Артур весело покачал головой:
– Ты меня за кого принимаешь, братик? Доблесть солдата не только в том, чтобы победить, но и в том, чтобы с честью принять поражение. Нужно уважать противника, когда он этого достоин. Потом, Володя, я же на самом деле смухлевать хотел. А родину не обманешь. Потому, что родина – это мы. Таким образом, обманываешь родину – обманываешь себя.
Владимир Валентинович встал, потянулся, открыл форточку и достал сигареты. Окна его квартиры выходили в парк. Толстые от снега елки отбрасывали длинные тени в мягком свете редких фонарей, кустарник почти скрылся в высоких сугробах, на поверхности остались только верхушки, похожие на рожки. Поздний вечер, тишина. Так и в его душе долгие годы идет снегопад одиночества… Но за окном все будет меняться. Снег осядет и растает, убежит быстрыми говорливыми ручейками. На голых ветках появится легкая дымка листвы, травка начнет пробиваться сначала робко, а потом как станет расти! Цветы какие-нибудь распустятся, яблоня, может быть, или жасмин. А у него в душе так и будет падать снег. Тишина и холод.
– Единственное, что ты правильно сделал, – это приехал ко мне, – сказал Нейман, стараясь, чтобы голос звучал как можно более ворчливо. – Живи у меня сколько захочешь. Если надо, я тебя зарегистрирую.
– Братик, это уж слишком великодушно.
– Не могу же я допустить, чтобы морской офицер бомжевал. Будешь половину коммунальных платежей вносить, и считай, что мы в расчете.
Артур стал тепло благодарить Неймана.
– Послушай, – остановил его тот, – ты по Ирине сильно скучаешь?
Старобинец задумался.
– Нет, – протянул он после долгой паузы, – нет, не очень. Расстались и расстались. Сначала переживал, а потом как отрезало. Будто кусок жизни отвалился, знаешь, как от айсберга глыба льда. Бултых – и нет. И растаяла.
