Валерий Петков - Оккупанты
– Расцелуемся при встрече-расставании. У неё такая ласка ко мне. И только – вот покушай это, вот покушай то. Я ей говорю – не лошадь же, столько съесть. И сидит рядом, как за ребёнком, следит за мной.
– Ты-то понимаешь, что есть искра между вами? Человеческая.
– Кане-е-е-шна! Как без искры! Тут ко мне одна лезла, вдова знакомого сапожника. И даже открыто об этом говорила. Я ей ответил – у меня есть квартира, у тебя есть квартира, но не в этом дело. Дело в человеке. В любви. Вот я лягу с тобой, и мураши по спине не побегут от радости, я же тебя не люблю, и как нам после этого сладость найти в таком существовании? А зачем это всё тогда? Женщина сильно может обидеться, если мужчина ей пренебрегает, а когда сделает своё мужское дело – она как шёлк!
– Никто ничего нового не придумал!
– Всё как прежде осталось – природа науку одолевает!
– Кто-то не чужой, тёплый, должен тебя погладить, сказать хорошее слово, которое никто не скажет больше, улыбнуться. Что за радость тискать силиконовые титьки? Ботокс сплошной на морде? Купи уж тогда куклу резиновую И кто от этой резины родится? Гуттаперчевые, бесполые дети?
– Нормальное уродится только лишь от нормального. Я с другими на эту тему и не говорю.
– Почему?
– Скажут – ты дурак! Старый дурак! С Астрисой заговорил, а она говорит – ты дурак! Ну? Педагог!
– Пророков не все понимают, а им ведомы вещи запредельные и простые в своей важности. Суетливые, пустые люди гонятся за какой-то мишурой второстепенной.
– Русский человек терпеливый до невозможности. Отдаст последнее, простит, если ты человек и по-человечески с ним. Зато потом не остановить! Ты вот это пойми, не заводи ситуацию в густой туман, в пургу. А я кое-что видел. И в тыл ходил за линию фронта, и эшелоны под откос пускал, которые в Сталинград шли. Мне же и медаль была дадена – «За оборону Сталинграда», партизану! И рядом со знаменем части сфотографирован. Старшина был из Башкирии, справедливый, душевный, старше нас. Шалимов! А друг – брянский, Иван Палыч. Орден «Красной звезды», медали «За отвагу», «За боевые заслуги». Я был командир отделения, сержант. У меня было три таджика в отделении. Страшно ненавидели свинину. Но такие проворные. Чего только не доставали. Даже водку. Откуда? Баранину, медвежатину. Принесут втихаря, Вечером, после отбоя. Так все разбрелись они по свету, кто куда. Сослуживцы мои. Демобилизовались мы тогда, на корабле «Балхаш» вывезли нас с Камчатки. Во Владивосток. Нас шесть человек с одного подразделения. У меня уж восемь лет военного стажа, как ушёл в партизаны, так всё и воюю, воюю. Устал до смертного обморока. А зима тогда была крепкая. Морозы страшные, декабрь. Шинелишки старые, что решето, прожжённые, куцые. И товарняк продувной. До Хабаровска дотянули, я собрал деньги, пятьсот рублей, пошёл к начальнику вокзала. На стол хлоп эти деньги. И в поезд «Владивосток-Москва» шесть билетов сразу же получил. В Риге снег по колено, мороз! Я к сестре. Она дворником работала. Она говорит – ничего, я тебя пропишу. У меня справка партизанская, документы в порядке, сразу прописали. Соседнего участка дворничиха помогла устроиться на работу, на ВЭФ. Всё сразу и получилось…
Приняли меня учеником на производство. Резчиком, всякие детали изготавливать. Люди вокруг, знакомимся. Кто-то улыбается, кто-то сторонится. Совсем немного времени прошло – один повесился, ещё один повесился. Оказались, пособники эсэсовцев. Когда выгнали немцев, остальные разбежались кто куда. А НКВД их нащупало, и они испугались кары, повесились.
На резке я поработал немного. Начальник вызывает, говорит, переводим тебя на штамповку. А это уже повышение и зарплата больше, но работа легче. Через короткое время опять вызывают, переводят на другой участок. Учеником слесаря-инструментальщика. Он мне ничего не показывает, говорит – посиди, сам вначале подумай, как это сложить, помозгуй, как лучше сделать. Я это потом оценил, правильно он делал. Часами голову ломал, сидел – штамп должен рубить, а не рубит. Почему? И так втянулся, интересно стало. Бригадир вскоре говорит – он по уровню меня обошёл! Не зря я пыхтел.
Начальник цеха приходит, Новиковский. Мастер участка умер, и меня на его место. Как я упирался: тут ответственность такая! Йёхты! Ничего, говорит, ты справишься! А директор завода, Гайлис, прекрасный человек. Не хватает рефлекторов, говорит, катастрофа! Предлагают мне это делать, хотя бы временно. Но я такой человек, если встал, то должен сделать как надо. Участок работал в три смены. Мастер один. Чтобы круглые сутки не торчать на работе, я должен задание давать двум другим сменам. И вроде бы пошло, наладилось. И до чего я доработался, что рефлекторов стало в избытке, некуда девать.
Работу наладил, но столько времени там, в цеху нахожусь. Прихожу поздно домой, а уже семья, дочка маленькая. В пять утра встаю, в семь уже на заводе, и до десяти вечера, пока другой смене всё растолкуешь. И проверить, что две смены сделали. Настаиваю – надо меня заменять, я задание выполнил, хватит, подбирайте человека, сколько можно так работать. Нет, отвечает начальник цеха. Ты очень ценный работник, все задания до ума довёл, всё производство. И тогда меня с четвёртого цеха в девяностый. Новый корпус отстроили. Огромный, светлый.
Другая технология, и я это всё должен был освоить. А производство-то идёт своим ходом, не остановить. Надо на ходу учиться, от и до овладеть. Приходил опять пораньше, мои ещё спят дома, а я, мышкой, бегом на завод.
Начал пить! Никому ничего не говоря, прихожу, «галошу», спирт технический, приносят из седьмого цеха, и давай! Вонючая, противная дрянь, а пил! Как не сдох? Вдруг приказ! И что там, до сих пор не знаю. Начальник цеха, лучший друг был, такой приказ издал, уволить.
И меня сняли, а приказ не показывают. Сняли и сняли. И всё. А жену все спрашивают – за что его так наказали? Такого пахаря! Она и сама не знает. Какой-то страшной силы приказ поступил.
Начальник цеха переводит меня слесарем-инструментальщиком пятого разряда. И я, дурак, согласился, хотя мог спокойно работать по шестому разряду. Я промолчал тогда. Начал спокойно работать. Работа нравится, дело знакомое, по расписанию, не надрываюсь, как лошадь. И деньги хорошие зарабатываю.
Вдруг он меня домой, в гости пригласил. Который приказом со мной разделался. Прихожу, а там его друг сидит лучший, с детства они дружили.
Я, говорит, на тебя надеюсь, что ты меня не подведёшь. У меня сложилась одна идея, и возможность для этого есть, только нужна твоя подпись. Что я был в партизанах с такого-то по такое-то, в Ленинградской области. Подтвердить. И бумажку подтискивает. А он же там и близко не был! Я говорю: знаешь что, этого сделать не могу. Почему? Во-первых, я воевал в десятой бригаде, Калининской, а тут Ленинградская. Это же документ. Если комиссия, меня на виселицу поволокут. Ты что!
Пришёл домой, расстроенный совершенно. Жена, царствие ей небесное, спрашивает, что случилось. Я рассказываю – так и так. Она говорит – правильно сделал! Шкурам этим поддаваться нельзя. Она же честный человек. Прямой.
– Это когда ты с синяком пришёл, всклокоченный?
– Нет! Не помню, вроде бы не цапались тогда.
– Ты рассказывал, что с тобой работал какой-то хмырь, гимнастёрки гладил в Ташкенте. Помнишь? У которого орден Отечественной войны первой степени, а у тебя второй, потому что не ранило тебя ни разу. Так вот он предложил сделать тебе тоже орден первой степени. Как и себе, за деньги. Ты на него накинулся. И вы подрались.
– Уж и не помню вовсе! Забыл. Да и ладно об этом. Счас уже нет той злости. А тогда этот начальник цеха нашёл какого-то человека, как уж они сладили, не знаю, подписали его бумажки. И дали ему «Запорожец». Поганому чёрту!
Потом он умер. И Бог с ним. Провожали его во Дворце культуры. Гроб установили для прощаний. Всё в красной материи. Я не пошёл, жену послал, а сам не пошёл. Вдова спрашивает – а где твой-то? Моя чего-то там придумала, отговорилась. Я сейчас не вспомню, женщина, знаешь. А я сказал себе: пошёл он на х… чтоб я его поминал, паразита. Хоть и мёртвый, чего уж. От гад был. Приклеился к участникам войны. Гадина! Я в этом деле строгий! Если голодный, дам хлеба, неважно, кто ты, а вот это не трогай! Так он и ушёл, начальник мой, помёр. Как ни ставил себя высоко! А я не такой. Стою на линии и буду стоять! Враг не пройдёт. А война ещё и не думает заканчиваться. Вон как – полыхает с разных углов!
– Ты такие вещи говоришь, простые, но запредельно важные. Мне с тобой очень интересно. Как с ровесником.
– Тут как-то приходили перед праздником фотографы. Расспрашивают – где ты был, что ты? Я, говорю, много не сделал, не самый главный был, но за один важный эшелон, с живой силой врага, могу честно доложить. Это же не то, что ты с винтовки убил кого-то, там столько было жертв. Долго выбирали место, прикидывали. И щас – под откос их шуранули! Пятнадцать вагонов. Потом донесли, что на Курскую дугу скрытно гнали тот эшелон. Сколько же людей мы оберегли!
