Аркадий Макаров - Догони свое время
Себя успокаивал тем, что скверик ничей, да и осень уже. Всё равно цветы-цветики скоро завянут, а тут такой подарок молодым!
В студенческом общежитии вахтёрша, уважительно посмотрев на мой объёмистый букет, назвала комнату, в которой теперь на полном основании поселились молодожёны. Им заботливый профком выделил отдельную комнату: живите и размножайтесь! Только учитесь нормально. На периферии семейные учителя, ох, как нужны!
Толкнул дверь – не заперта.
На узкой железной кровати, из-за тесноты, наверное, лежала, как под прессом, два в одном, с советом и любовью, скороспелая брачная пара.
Охапку цветов я вывалил им прямо на одеяло, извиняясь за неожиданное появление.
Валёк, отпрянув от возлюбленной, спокойно потянулся за куревом, а Зинаида, растерявшись, даже не успела прикрыть ослепительные в своей наготе маленькие, цвета спелых яблок, девичьи крепкие грудки.
И меня чуть с ног не сшибли её острые соски. Так выглядят еле раскрывшиеся бутончики пионов в момент первоцветья.
– С вином надо в гости ходить, – назидательно изрёк друг. – А закуска – вот она! – он показал на стол, где по красной мякоти чернел крупными зёрнами располовиненный арбуз.
Я было повернул к двери – может, где и достану бутылку? Дежурный магазин на вокзале ещё не закрылся.
– Ку-да?! – остановил меня Валёк. – Плохо о друзьях думаешь, – вальяжно потянувшись, он вытащил из-под подушки тяжёлый «огнетушитель» вермута местного разлива. – Раз пришёл, значит, пить будем. А то моя супруга, – он показал глазами на белый кокон одеяла, из которого лукаво посмеивалась смазливая головка его молодой жены, – ни в какую вина не хочет. Нельзя – говорит. А с тобой мы друзья. Хочешь, Алку позову? Алевтина! – крикнул он, ударяя кулаком в лёгкую переборку соседней комнаты. – Иди сюда! У нас – гости!
– Ой! – вошла, поправляя причёску. Алевтина – И вы тут? – почему-то на «вы» обратилась она ко мне. – Я девушка честная, но выпить за компанию могу, – нарочито жеманничая, присела она к столу.
Вермут, несмотря на отвратительный вкус, положительно отразился на наших взаимоотношениях и с Алевтиной.
Спал я в её комнате, под дружное сопение соседок.
Легли мы поздно, и соседи с явным откровением похрапывали между паузами. Их непротивление моему появлению нам с Аллой было, как говорится, в руку. За что девочкам низкий поклон и запоздалое «спасибо» от меня теперешнего. Науку я тогда прошёл хорошую… О чём под старость никогда не пожалеешь.
5
Вынужденная «болезнь» живота лишила меня полностью премиальных, да ещё пришлось писать объяснительную начальнику участка.
Дело в том, что моему другу пришло в голову на второй день после женитьбы устроить обязательное свадебное путешествие в деревню к бабушке, где он последние два года проживал, когда был исключён из школы за недостойное поведение: устроил драку с учителем физкультуры, который, страхуя прыжки через «коня», откровенно лапал девочек.
Правда, потом ему не повезло и в нашей школе.
Валёк к родителям с женой не поехал: «Нудные они! Мой героический порыв не поймут. Ну их!»
Мне, как самому близкому его товарищу, пришлось разделить с ним путешествие.
«А! Не в деньгах счастье! – махнул я рукой, соглашаясь с другом на поездку, и не прогадал.
Хотя «путешествием» двухчасовую тряску по просёлочным дорогам на попутках назвать трудно, но со мной рядом, то и дело ойкая и хватаясь за меня, ехала и Алевтина. Так что и у меня намечалось тоже что-то вроде «медовой недели».
Если сказать, что баба Дуся встретила внука радушно, это значит, ничего не сказать.
Изба у бабы Дуси справная, крепкая – рубленая по старинке, в «замок».
На подходе к избе Валёк заспешил, заторопился, явно нервничая;
– Ну, чего тянетесь, как сонные?! Пошли быстрей!
Идти быстро никак не удавалось: затёкшие ноги от длительного пребывания на корточках в громыхающем кузове слушались плохо.
– Пошли! – хорохорился Валёк. – Во, ё-моё! – подходя к двери бабкиной избы, оторопел друг. Большой навесной амбарный замок молчаливо говорил, что нас здесь не ждали. – Ничего, ничего, мы с огородов зайдём!..
Но и «с огородов» задняя дверь оказалась тоже на задвижке.
Теперь Валёк неразборчиво матерясь, нырнул в сарайчик и вытащил оттуда небольшую загаженную куриным помётом лестницу.
Эта сбитая кое-как лестница служила одновременно и насестом для бабкиных хохлушек, которые тут же с гомоном и криком посыпались из дверей сарайчика.
– Помоги подержать! – решительно сказал Валёк, толкнув меня лестницей в бок. – Мы – щас! – крикнул он в сторону девчонок, которые, невозмутимо переговариваясь, направились в ближайшие кустики за домом.
Лестница хоть и невысокая, но до маленького окошка над дверью мой друг легко дотянулся. Пару раз ковырнув перочинным ножом в раме, он выставил стекло и осторожно передал мне.
Минута – и, скользнув ящерицей, Валёк оказался по ту сторону двери. Сытно чавкнула задвижка, и надворешная дверь, постанывая, как после долгой спячки, распахнулась.
– Прошу к моему шалашу! – Валёк счастливо улыбался.
Пока он открывал дверь, девочки, весело похихикивая, были уже рядом: долго ли присесть на корточки да встать, поправив юбчонку…
Но тут из-за тяжело вздохнувшей избяной двери на шум в сенцах показалось встревоженное подслеповатое женское лицо.
Баба Дуся, оказывается, была дома.
– Бабаня, я тебе в гости жену привёз! Угадай, какая?!
– Ах ты, враг такой! Бабку до смерти напужал! – баба Дуся, хватаясь за сердце, опустилась на край лавки, где стояло ведро с водой. – Какая ещё жена?
– А вот угадай!
Девочки, посмеиваясь, стояли рядом, держась за руки совсем по-детсадовски.
Баба Дуся, пригладив широкой мягкой ладонью волосы, внимательно рассматривала обоих.
– Никак вот эта! – указала она на Алевтину. – Видная, видная! Нечего сказать!
Зинаида, заливаясь краской, враз набухшими от слёз глазами посмотрела виновато на своего бесцеремонного муженька.
Тот, споткнувшись в слове, кинулся обнимать расстроенную девушку.
– Какая ты, бабаня, бестолковая! Алевтина моей Зинаиде в подмётки не годится! Не плачь, чего ты? – поцеловал он в переносицу подругу.
Теперь и Алевтина, всплеснув руками, кинулась ко мне на шею.
– Какой же ты гад, Валька! Я красивая, да? Красивая? Скажи! Ну, скажи! – капризно обратилась она ко мне.
– Вы обе – ягодки! Клубнички сладкие! – забыв про бабу Дусю, провёл я языком по её губам, отчего Алевтина, сразу выгнувшись, подалась вперёд.
– Ух, ты противный какой! – застучала она кулачками мне в грудь.
Баба Дуся, почувствовав промашку, ласково взяла Зину за руки.
– Пойдём, красавица! Пойдём в избу. Прости меня, дуру старую! Это я сослепу сразу не узнала сношеньку свою. Пойдём! А ты, дурень, говорил бы по уму! А то всё загадки загадываешь – укоряла она внучка. – Всё шуткуешь со старой. Я вот тебе, озорник! – погрозила она одутловатым веснушчатым кулаком.
В избе жаркий и душный воздух стоял, как пробка в бутылке. Пахло керосином, скисшим тестом и свежей самогонкой.
Теперь было понятно, почему баба Дуся повесила на входную дверь замок и почему так напугалась.
– От участкового прячусь! Он, подлец, как узнает, что я самогонку гоню, так повадится ходить, пока всё не вылакает. Вот, как раз и ложка к обеду! – показала она на трёхлитровую банку, полную до краёв. Мы сегодня и свадебку справим!
На почерневшем от огня и времени керогазе стояла огромная кастрюля, прикрытая обливным блюдом с водой. Баба Дуся гнала самогонку по-чёрному. Способ простой и всякому доступный: в ёмкость с бардой вставляется на таганке кастрюля поменьше, и всё накрывается блюдом, в котором по мере нагрева меняется вода. Испарина на выгнутом днище блюда, собираясь в капли конденсата-самогона, скатываются в кастрюльку на таганке. По мере наполнения самогоном кастрюлька освобождается, и всё начинается сначала.
– Я – всё! Поддонки одни пошли – сказала баба Дуся, гася пламя в керогазе. – Управилась. Слава Богу! А ты чего стоишь? – кинула она внуку. – Бери топор да курям головы руби. Парочки хватит?
– Хватит! Хватит! – приободрился Валёк, выбегая во двор. – Самых жирных достану!
Баба Дуся растворила дверь, выгоняя полотенцем нечистый дух из избы.
– Я вас, детки, пирожками прибалую, – суетилась она. – С утра, как знала, печь протопила. Вот ведь сердце – вещун! Дай, думаю, самогонки сварю. Может, внучок приедет. А он – вот он! Хорошо-то как, Господи, слава Тебе!
Самогонка – вещь не хитрая, но стоящая. Она любое дело поможет хорошо сделать.
В каждой деревенской избе по осени закусить «чем-нибудь» всегда найдётся. Нашлось и сейчас. Хоть и колхозы, но и своё личное хозяйство не в упадке. Для себя народ в лености даже тогда не прохлаждался. И у бабы Дуси было чем встретить гостей…
Свадьба состоялась маленькая, но хорошая. А хорошего много не бывает. Мы, да пара бабкиных соседок. Кум Никита, да колхозный бригадир Николай – бабы Дуси друг задушевный, тоже в годах, но ничего ещё мужик. Громче всех «горько!» кричал и посуду об пол для прибытку бил. Потом под старую трёхрядку боевые песни пел. Не забыл ещё дядя Коля славное героическое время, хотя без ноги пришёл. Откусила война ему, молодому, правую ногу под самое некуда, да потом подавилась в славный день Победы. Подавилась, но не выплюнула. Сплясал бы теперь старый боец Николай, да только ногой, сидя на стуле притоптывает.
