Татьяна Трубникова - Знаки перемен (сборник)
– Ты все не так делал! Не так!!!
– Но всем смешно же было…
– Не смешно! Не смешно было!
Он выпустил Вову из рук.
– Ни фига у тебя чувства юмора нет, урод. А вы?!!! Вы все знали, что она перевелась, да?!!! – гаркнул он на всех, обведя взглядом класс.
Все молчали.
– А почему я, я узнаю обо всем последним?!!!
– Ну и что, ну, и хрен с ней, – осмелился подать голос Петя Молодцов.
– А ты, Петух, ты же самый умный у нас! Вот и скажи мне, чем я буду развлекаться теперь каждый день? Картами?!
Олег высыпал колоду ему на голову. Цветные картинки разлетелись во все стороны.
– Че-е-м?!!! Петух! На тебя смотреть, да?!
– А почему нет? Разве со мной не смешно?
– Нет. С тобой не смешно. Ты не обижаешься. А эта сучка так мучилась… Любо дорого было смотреть.
Олег опустился на стул. Все поняли, что самое страшное позади. Кто-то начал собирать стулья. Кто-то – карты. Прозвенел звонок.
Прошло довольно много времени с тех пор, как навязчивые страхи взяли в плен душу Марии. Она прошла все круги ада. Теперь она знала, что люди имели в виду, когда его выдумывали. А может, не выдумывали вовсе? Может, просто срисовывали? Так вот, она уже опустилась на самое дно кошмаров. Выхода она не видела. Это был тупик. Узел, разрубить который может только смерть. Какая-то часть ее сознания еще упорно цеплялась за то, что, может быть, она не права. За жизнь. И все это бред. Ее мысли. Ее страхи…
В самую страшную минуту ей вдруг пришла в голову мысль, что она может использовать ту силу, которая открылась ей, когда она плакала на коленях, для точного определения того, что истинно, а что ложно. Для борьбы с этим адом, уже готовым поглотить ее «я» целиком. И она стала задавать вопросы. Один за другим. И получала только ответ «Нет». На каждый мучивший ее страх. Их было много. Целый легион страхов-демонов. «Нет»… «Нет»… «Нет»…
Ад огрызнулся и исчез. Мария была здорова.
Но Маша все еще была настолько издергана, что вздрагивала, когда слышала громкие крики ребят на перемене. Но потом вспоминала, что это шалят «свои». Ребята ее нового класса. И теплое благодарное чувство разливалось в сердце. Маша так долго испытывала страх и ненависть, что новых ребят любила всех. Всех до единого. Любила ни за что. Просто так. Просто за то, что они не сделали ей ничего плохого. Она не была влюблена ни в кого, но чувство родства с ними все росло и росло в ней с каждым днем. Здесь от нее никто не требовал, чтобы она ломала себя и была не тем, кем она являлась на самом деле. Маша испытывала восхитительный покой. Время от времени она понимала, что счастлива.
Однажды она увидела Олега рядом со «своими» ребятами. Он что-то говорил им. Маше стало почти дурно. Неужели он и здесь будет преследовать ее? Один из «своих» парней – Макс – покачал головой и отошел. Его примеру последовали другие.
– О чем он говорил с вами? – спросила она Макса после.
– Да ну его. Козел.
– Да?
– А ты разве этого не знаешь? Ты же училась с ним вместе.
Он улыбнулся. Теплое чувство вернулось вновь. От этой улыбки. И от этих простых слов.
Мария все еще была очень слаба. Аппетит – совсем никуда. Дрожали руки. К счастью, она нашла единственный продукт, против которого не бунтовал ее организм.
Апельсины. Огромные. Оранжевые.
Полные затаенного в них солнца. От них не тошнило. И голова переставала кружиться, когда она пила их оранжевую кровь. Мама уговаривала поесть кашки. Мария нехотя соглашалась. После апельсинов.
Мария стала очень чувствительна к колебаниям своего состояния. Ей было плохо. Слабость. Иногда так плохо, что она подолгу, бездумно смотрела в телевизор, не в силах ничего делать… Просто не могла приказать своему телу сделать то или это. Даже поднять руку…
В один из таких моментов она нашла способ заставить себя ожить.
Рок группы.
Увы, рок тогда, в приоткрытом перестройкой советском телевидении, был редкостью. Долго приходилось ждать, ловить нужную передачу…
Мария просто смотрела на музыкантов. Как они поют, как двигаются… Она их видела иначе, чем другие… И думала, догадываются ли другие люди, почему им нравится слушать рок?
От музыкантов отлетала энергия во время выступления. Огромные сгустки энергии. Мария видела их очень четко.
Чтобы сделать их силу, силу движений их молодых тел, силу звуков музыки и голоса, слитой воедино, своей, нужно было просто смотреть. И слушать. Мария впитывала, пила их силу. Рок будто специально создан для огромного отдания сил. Наполняясь активной силой звуков и движений, Мария успокаивалась, могла есть и двигаться сама… Нет, это не было сумасшествием. Едва научившись владеть силой, она стала видеть ее в других проявлениях. Более того, она теперь видела энергию в других людях, во всех других людях, с которыми ее сталкивала жизнь. Она видела все: уровень, силу ее и то, насколько человек просто или тяжело готов расстаться с нею… Как говорят в народе – тяжел человек или легок. Конечно, такого уровня силы, как в роке, нельзя увидеть в обычной жизни. Легче отдает энергию молодость. В зрелости она тяжелее, но и весомее. Энергия иссякает задолго до того, как дни человека прекращают свой бег…
Еще в раннем детстве, лет с четырех, Мария понимала лучше всех взрослых, каков на самом деле тот или иной человек. Это понимание было врожденным. Она никому об этом не рассказывала. О своем мнении. Теперь она просто вышла на новый уровень понимания. И все.
Впитывать в себя рок – было теперь ее дыхание. Потому что была истощена. Ее уровень равнялся нолю. Мария знала, что та энергия, которую она берет, не равна другим ее видам. Она совершенно особая. И еще она знала – это плохо. Плохо то, что она делает. Просто у нее не было выхода. Да, стыдно надевать чужую одежду. Но если ты голый?!
Однажды Мария лежала на тахте и рассматривала стеллажи книг от пола до потолка, что прилегали к ее ложу. Вдруг прочла на одиноком корешке название, которого раньше никогда не замечала. «Странно», – подумала Мария. «А я-то думала, что всю библиотеку отца знаю».
Книжка была невзрачная и одинокая. С. Моэм «Луна и грош. Театр».
Поскольку она и увидела-то ее потому, что книжка была на уровне ее глаз, Мария просто протянула за ней руку.
Первые полстраницы поразили ее так, как ни одна из прежде раскрываемых книг. Там, на первой странице, как раз и описывалось это ее особое видение рока. То есть, конечно, не рока, а акта творчества. У Моэма написано: «варварское удовлетворение сродни половому инстинкту». Мария была счастлива: она не одна. Есть, был человек, чувствовавший так же.
Надо сказать, что все, написанное Моэмом, его способ рассматривать мир, каждая строчка, каждый штрих, неизменно находили в ней отклик. Словно рождалось эхо…
Музей. Домик В. И. Ленина. Просто удивительно, где он только не ночевал за свою не столь уж долгую жизнь. Что ни ночевка, то музей.
Честно говоря, идти сюда Марии вовсе не хотелось. И ничего не стоило прогулять. Но пошла. Был ответ. «Все будет хорошо». А ведь здесь ей неизбежно придется встретиться со всем бывшим классом. Практически лицом к лицу. Может, из-за этого она и пошла? Не прятать свое лицо. «Это им надо прятать глаза» – думала она. «Вот и посмотрим».
Несколько деревенских изб начала века выходят слепыми окошками прямо на оживленную трассу Варшавского шоссе. Но время подняло дорогу над домиками. Так что когда стоишь в их двориках, кажется, что цивилизация бог знает, как далеко. Первый снег укутал это сонное царство. Маша стояла вместе с девочками из класса. Она уже не чувствовала одиночества. Здесь она встретила девочку, которая раньше училась с ней вместе. Только ее после восьмого класса распределили в «бэ». Они болтали о каких-то пустяках. Этот невинный треп музыкой ласкал измученные Машины нервы. Вообще-то она никогда не любила такие глупые разговоры. Не потому, что смотрела на них свысока, считая себя слишком умной для них. Нет. Просто ей было скучно. Но сейчас! Она слушала их, как слушают эхо в лесу, шум моря, смех ребенка. Каждый ее нерв покоился на незыблемой тверди этих слов своей новой подружки: «…а вчера я видела его… Он… А эти мои туфли! Они красные. Я в них как гусь с красными лапками. А? Нет?…»
Группа ребят ее бывшего класса во главе с Олегом стояла невдалеке. Олег притопывал ногами от холода. Его одноклассники делали то же самое. Повторяя движения своего вожака в точности.
Олег слепил крепкий, как лед, снежок:
– Спорим, Вава, что ты не достанешь до Машки.
И с силой бросил комочек снега. Он не долетел до Маши несколько шагов. Холодок страха вдруг снова обжег ее. «Какой же я стала трусихой» – подумала она. «Сама уже не знаю, чего боюсь».
«Ах ты, черт» – думал Олег. «Ну, прямо столбом стоит, а промахнулся. Надо по ней врезать». Слепил новый. Но опять промазал. Начал злиться. Сказал:
– Вот сука. Никак попасть не могу!
– Если бы хотел, попал бы, – сказал Петя Молодцов.
