Дан Борисов - Троглобионт
– Русские сказки это нечто особое. Это не совсем сказки…
– Да?
– Да. Наши сказки – это целое мировоззрение. Попробую вам объяснить. Я тоже в детстве сказки любил, но я и сейчас их люблю и читаю… из Таджикистана привез. Послушайте… а ваше имя, Энн, это же по-русски – Анна? До меня только что дошло…
– Да. Если хотите, зовите меня по-русски.
– Хорошо. Так вот, Аня, я не знаю, как в Штатах, но у нас хороших книжек всегда было мало. Я имею в виду – в магазинах, в библиотеках. Вообще-то хороших книжек у нас написано много, но они почему-то не издаются, или издаются столь мизерными тиражами, что… одним словом, найти их трудно. При коммунистах в магазинах лежали одни агитки… ну, там: материалы съездов, классики марксизма и прочая дребедень, а сейчас все завалено низкопробной порнухой… ну, может быть еще классика из школьной программы, но не будем о грустном. Представьте: в Таджикистане я нашел сельскую библиотеку, а там… такое! Таджикские сельские жители читают в основном, на своем языке, а ценнейшие книги на русском стоят не читанные… некоторые с тридцатых годов…
– И вы ограбили сельскую библиотеку?
– Не смейтесь, те, что я привез с собой, мне подарили, но это всего три книжки, а прочитал я там… о! Времени было достаточно. Так вот… в сказках и былинах изложена целая религия, причем, никакое это не язычество – это религиозная философия чем-то сходная с даосизмом. Сейчас некоторые пытаются изобразить старые верования чем-то вроде монотеизма, но это тоже не верно, это попытка проецировать христианство на старые верования, но та религия была совсем другой, светлой и чистой.
– И кто боги? Золотая рыбка? Кощей бессмертный?
– Будете смеяться – сейчас спать лягу.
– Нет, нет, ни в коем случае. Мне действительно очень интересно.
– Главным богом, на мой взгляд, получается Род. Надеюсь, этимология вам понятна?
– Конечно.
– Вот смотрите: Род – верховный бог, и все остальные родственники, все уже умершие тоже святые. Кстати, Кощей он же бессмертный – значит действительно бог. Бог подземного царства мертвых – соответствует греческому Аиду. Он связан с легендой о всемирном потопе. В связи с потопом пересказывается знаменитая сказочная формула про дуб на острове Буяне, на котором сундук, а в сундуке заяц, я в зайце утка, а в утке щука, а в щуке яйцо, а в яйце Кощеева смерть. Ну, вы знаете это по сказкам. По легенде Дажьбог добрался до этого яйца и убил Кощея, а, в свою очередь, его смерть вызвала сначала пожар и разрушения по всей Земле, потом Всемирный потоп.
– А при чем тут даосизм?
– А вот это самое интересное. Вселенское Древо жизни по тем представлениям располагалось сразу в двух ипостасях: в Яви и Нави. Ну с Явью всё понятно, а Навь – это же тоже самое, что вселенское Дао, нечто неопределимое, откуда всё приходит и куда уходит после смерти в Яви.
– Никогда не слышала такой версии.
– Я тоже бы не узнал, если бы не стал докапываться… Меня все время раздражала еще одна сказочная формула: «Молочная река, кисельные берега». Ну ладно еще молочная река – это, скажем, родственница «манны небесной», но как могут быть берега из киселя? Кисель – это хоть и густая, но тоже жидкость. Я чувствовал, что здесь глупость какая-то и стал искать. И знаете, что я выяснил? Очепятка!
– Что, что, что?
– Ну, опечатка, ошибка… мистейк. Нужно читать: «Молочная река, кисейные берега», чувствуете разницу? Это как раз тот случай, когда путается «божий дар с яичницей».
– Не очень чувствую. Я не знаю, что такое кисея… что-то знакомое…
– Кисея – это тонкая узорчатая ткань.
– Метафора?
– Да. И причем, очень и очень поэтичная… Молочная река – это Млечный путь в окружении остальных звезд. А дает молоко Святая Небесная Корова, а над всем этим Всевышний бог Род. А вы говорите язычество…
– Я так не говорю.
– Извините, Аня, но, чтоб было интересно, я же должен с кем-то спорить? А вы сейчас представитель Запада… а именно Запад нас хочет выставить иванушками-дурачками.
Энн возмутилась и хотела было дать отпор, но не успела – запел зуммер и оба бросились к компьютеру. В углу экрана проплыла точно такая же тень, какую давала лодка вечернего гостя.
– Сети ставит, – зевнув, констатировал Егор, – Давайте спать ложиться.
Егор залез в спальник, сняв только ботинки. Энн последовала его примеру, но спать ей еще не хотелось, и она попыталась продолжить разговор:
– А почему сказки? Если это религия, почему не изложить всё серьёзно?
– Потому что сказки читать интересней, чем это… Исаак родил Якова, Яков родил Абрама, Абрам Сару и так далее, и так далее… сказки они и есть сказки – не поворачиваясь, дремотно ответил Егор и равномерно засопел. Он столь фривольно перечислил колена рода Израилева вовсе не потому, что хотел поиздеваться над Пятикнижием Моисея, а действительно уже засыпал.
Окончательно провалившись в сон, Егор осознал себя идущим по тротуару вдоль большого каменного дома, этажей в восемь-девять. Ноздри щекотал до боли знакомый запах нагретого солнцем асфальта, запыленных листьев липы и легкий запах дома, исходивший, видимо, из приоткрытых форточек полуподвала. Машин на дороге не было, немногочисленные прохожие шли по своим делам, не обращая на Егора внимания.
Дойдя до парадного подъезда с невысокой мраморной лестницей и чугунными перилами, Егор уже знал, что ему надо войти в дом. Он знал, что здесь его дом, что нужно подняться по лестнице на второй этаж, а потом повернуть налево.
Внутри было сумрачно и прохладно. Хлопок двери эхом разнесся по пустой лестнице. Егор взбежал на второй этаж. Здесь не было квартирных дверей, как это принято сейчас, а в обе стороны от лестничной площадки шли полутемные коридоры. Впрочем, все, что нужно, было прекрасно видно. Егор повернул влево. Навстречу ему вышла женщина средних лет в теплом халате и тапочках с помпонами. Он хорошо знал эту женщину, она тоже узнала Егора и обрадовалась ему. Она показала рукой на одну из дверей и улыбнулась молча.
Егор открыл дверь и вошел в квартиру. Входя, пришлось рукой снять паутину, аркой нависшую в дверном проеме. Это и был его дом, как он мог забыть о нём? Он снял серый пыльный чехол и сел в кресло возле камина. И сразу всё запустение стало исправляться само собой: исчезли чехлы с мебели, пропала паутина и пыль с окон, через которые в дом проник яркий, но теплый свет. Входная дверь отворилась, и в ней появился среднего роста человек с короткой седой бородкой в светлосерой фрачной паре из какой-то удивительно мягкой ткани.
Непонятная радость, наполнившая Егора, как только он переступил порог дома, еще усилилась. Он вскочил с кресла навстречу вошедшему.
– Учитель? Это ты? – и вдруг остановился – он понял, что совершенно голый и растерялся.
Учитель с улыбкой плавно провел рукой на уровне глаз Егора. Егор оглядел себя и увидел, что уже одет во что-то напоминавшее спортивный костюм из той же изумительной серой ткани совершенно не мешавшей движениям. Он это понял, опустившись по знаку Учителя обратно в кресло.
– Возвращаясь из дальних странствий, нужно снова привыкать к дому.
– Учитель, я умер?
Раскаты веселого смеха поколебали пламя свечей откуда-то появившихся на столе в темном старинном подсвечнике.
– Ты очень основательно всё забыл, посиди немного, я сейчас.
Учитель принес с кухни большой фарфоровый чайник и вазу с баранками.
– Присаживайся поближе, я заварил твой любимый чай.
Егор пересел к столу на вкусно скрипнувший венский стул. На столе уже стояли пиалки и две маленькие вазочки с вишневым вареньем и серебряными ложечками. Столь же колдовским способом появившиеся в камине дрова, уже пылали, посылая в комнату доброе тепло и аромат горящей бересты.
– Умереть ты не можешь, дорогой мой Егор, даже если очень захочешь этого, а вот забыть обо всём, это пожалуйста, это сколько угодно у нас…
– Но я очень хочу остаться тут…
– Выбрав путь, ты должен пройти его до конца…
Егор не успел сказать что-либо еще – его отвлек треск поленьев в камине. Он повернул голову к огню, но там уже камина не было – был костер. Маленькая ветка с треском выскочила из костра и упала прямо на руку Егору. Он отдернул руку, но тут же бросил дымящуюся веточку обратно в огонь и огляделся. Он был недоволен, что сон так неожиданно прервался. Вокруг всё было тихо и спокойно, Энн посапывала, завернувшись в спальник.
Егор поймал себя на том, что как-то механически продолжает улыбаться чему-то хорошему, что было во сне, но это хорошее быстро таяло и забывалось не давая вспомнить себя. Егор тут же опять заснул, но снилось ему уже совсем другое.
3. Наваждение
Утром, первой проснулась Ольга. Её разбудили не какие-то внешние причины, вроде посторонних шумов или холода, и не естественные надобности, а какое-то новое, непонятное чувство ответственности, родившееся вместе с новым отношением к мужу: посуда же не мытая и завтрак бы приготовить. Она встала, заботливо прикрыла голые ноги Игоря и вышла из избы. После полумрака комнаты её ослепило яркое солнце. Ольга зажмурилась и потянулась. Воздух был чист и по-утреннему прохладен. Ольга не стала обуваться – неравномерно прогретый песок создавал удивительное ощущение на голых ступнях. Никогда в жизни Ольга не получала такого удовольствия от простых движений. Легко и даже слегка пританцовывая, она отправилась к столу собирать посуду.
