Александр Кабаков - Повести Сандры Ливайн и другие рассказы
– Я найду способ, – он усмехнулся. – Странно… Вы интересуетесь, почему я доверяю вам, но не озабочены тем, можно ли доверять мне…
Увы, иногда, особенно когда разнервничаюсь, я забываю о том, что мне, с моими золотыми кудряшками, не положены мозги. Вот и сейчас, стараясь унять дрожь и начисто утратив чувство юмора – что ни говори, я впервые нанимала киллера, – брякнула лишнее, да еще тоном человека, который привык делать умозаключения.
– Если вы не боитесь, что я вас обману, значит, собираетесь обмануть меня раньше, – вот что я сдуру сказала, но тут же спохватилась и добавила: – Такого принципа ведения дел придерживается мой муж Элайя, и он так часто повторяет это, что я запомнила.
Подняв глаза, я встретилась взглядом с Марком, он смотрел на меня с интересом и явным удивлением – следовательно, его не ввела в заблуждение моя ссылка на мужа, который на самом деле за всю жизнь не сказал ничего похожего и вообще изъяснялся очень просто… Некоторое время мы сидели молча, первым заговорил он.
– Я полагаю, что вы уже обдумывали отравление и вас испугали трудности. Так вот: моя работа – справляться с трудностями в такого рода делах… В частности, я использую вещество, следов которого уже через полчаса никакой анализ не обнаружит.
– Вы все сделаете сами?! – Мое восклицание выдало меня с головой – мою заинтересованность и мою растерянность. Он даже не кивнул, только прикрыл веки.
* * *Все, что происходило потом, осталось в моей памяти отдельными картинками, промежутки между которыми я до сих пор никак не могу заполнить. А сами картинки яркие, подробные, но какие-то странные, как будто все на них не настоящее, а нарисованное. Именно картинки – и каждая в таком облачке, в тумане по краям, как старые комиксы.
И звук немного плывет, будто проигрыватель изношен.
И при этом картинка сменяет картинку так быстро, что не успеваешь понять, реальность это или действительно комикс.
…Жарким бесшумным полднем я слышу шорох у задней двери и выхожу прогнать наглую белку. На крыльце лежит холщовая сумка из супермаркета натуральных продуктов, в ней бутылка Jack Daniels , полная примерно на две трети…
…В кабинете сумрачно и прохладно из-за постоянно закрытых жалюзи, я боюсь перепутать бутылки или уронить – перчатки из латекса скользят…
…Вечером я сижу в гостиной перед телевизором, не замечая, что сегодняшняя серия давно кончилась. В доме тихо, так что донесшееся сверху восклицание кажется невыносимо громким…
…Элайя стоит на верхней площадке лестницы, он странно одет – будто собрался на пикник: джинсы и старая мотоциклетная куртка, которую он не надевал, по-моему, с университетских времен…
…В одной его руке стакан, в другой – бутылка…
«Я знал, что ты попытаешься это сделать, – говорит он, – но ты не учла, что не на всякий организм яд действует немедленно. Виски без отравы имеет вкус, который я хорошо знаю».
…Он зачем-то снимает куртку, кладет ее на перила и спускается, спускается, спускается по лестнице, идет ко мне, а я все еще не понимаю, что произошло. Я встаю, делаю шаг к нему. Он ставит бутылку на ступеньку, стакан просто роняет, разжав пальцы, толстое стекло падает на ковер с глухим стуком и катится к моим ногам…
…Теперь в его руке – он левша – пистолет, тот самый его Walter PPK , который я искала, но не могла найти…
Ведь это он должен был умереть, вовсе не я!..
…Какая-то тень появляется за его спиной, его левая рука неестественно выворачивается, гремит отвратительно громкий выстрел. На белой тишотке, которую он надел под куртку, мгновенно набухает и расплывается пламенно алое пятно…
…Марк взваливает длинный черный пластиковый мешок, вроде тех, которые показывают в новостях, на плечо и, прихватив куртку Эла, идет к задней двери…
Вот тут наконец я и упала в обморок.
* * *Я пришла в себя лежащей на боку, прижавшись щекой к колкому ворсу ковра, будто в последние минуты спала, а не валялась без сознания. Вставать не хотелось. Первое, на чем остановился взгляд, был листок, вырванный из небольшой записной книжки. Он лежал в пяти сантиметрах от моего лица. Все еще не пытаясь встать, я взяла листок и прочитала то, что на нем было написано.
Написано было немного: «30%».
Прочитав это, я все вспомнила и тут же встала. Меня довольно сильно качнуло, но я доплелась до дивана и свалилась уже на него.
В комнате было как-то по-особому пусто, как бывает, когда выносят какой-нибудь громоздкий предмет.
Я вспомнила, что именно отсюда только что вынесли – судя по моим часам, которые Элайя мне недавно подарил, прошло максимум десять минут, – и вспомнила довольно спокойно, будто не я здесь только что лежала, как труп, рядом с трупом. Пожалуй, сегодня мы в последний раз лежали рядом, подумала я. Обычное для меня состояние наблюдателя, не участвующего в происходящем, а лишь замечающего в действительности смешное и нелепое, вернулось. И благодарная единственному зрителю реальность тоже вернулась в свою обычную форму – мир уже не был нарисованным, а самым что ни есть обычным.
Мне даже не пришлось делать усилие, чтобы посмотреть на то место, где лежал он. Там пустота, оставшаяся после исчезновения главного предмета, была заметней, чем во всей комнате. Я не сразу поняла, чего там еще не хватает – пятна, вот чего. Странно, совершенно холодно размышляла я, когда же Марк успел все вычистить… И предположение, что он здесь возился с пятновыводителем, тогда не показалось мне идиотским – все же я была не совсем в порядке. Когда убиваешь даже мужа – ну, или когда его убивают на твоих глазах, – некоторое время чувствуешь себя не совсем в своей тарелке.
Как раз на мысли об удивительных возможностях современной хозяйственной химии зазвонил телефон – не мой сотовый, а наш домашний телефон, по которому уже давно почти никто не звонит. Разве что Кэйт – вовремя, как всегда…
Звонил небритый Марк, и я пропустила мимо ушей его первые слова, пытаясь вспомнить, давала ли я ему этот номер.
– Вы меня слушаете? – раздраженно спросил он. – Мне кажется, вы не услышали мой вопрос: когда я получу гонорар? Все сделано чисто, и, уверяю, вам не грозят неприятности…
– Больше вам нечего сказать? Ну, например… – начала я, но он резко перебил меня.
– А вам не следует знать ничего более. Проблема, которую надо было решить, устранена полностью, ее уже не существует. Будьте любезны рассчитаться со мной и забудьте обо всем.
– Завтра я не смогу получить в банке такую сумму, – сказала я, – утром позвоню им, и, вероятно, дня через три…
– Постарайтесь провести эти три дня спокойно. – Что-то не понравилось мне в этом его совете, но я не поняла, что. И переспросить не могла – он уже отключился. Тут я сообразила, почему он звонил по домашнему телефону: его номер не определился. Я попробовала перезвонить по тому, который списала из объявления, но он не отвечал. Связь теперь сделалась односторонней.
* * *Три дня я спала.
Я просыпалась в разное время – в середине ночи, под утро, в поддень и на закате – и брела на кухню голая и босиком, брала из холодильника первое, что попадало под руку… Однажды это оказался неведомо как попавший туда кусок венгерской салями, который я погрызла и бросила в мусор, в другой раз это был любимый сыр бри в вакуумной упаковке, с которой я не справилась и отправила в мусор все целиком…
За три дня я выпила весь запас джина, что был в доме, бутылку «Смирновской», неведомо для чего хранившуюся в холодильнике же, почти весь коньяк из бара и черт его знает что еще.
Ту бутылку я опорожнила в раковину и, сполоснув на всякий случай, поставила в ряд с другими, содержимое которых плескалось в моем желудке и помогало спать.
И все время, что оставалось от высасывания из горлышка всякой дряни, я спала – кроме первых минут после очередного пробуждения, когда меня рвало. Я сидела на полу в ванной, и мне казалось, что все вокруг пахнет отравленным виски. Я помню, что бормотала, как последняя сентиментальная дура: «Эл, прости меня, я не хотела, чтобы тебя унесли в мешке» – врала, как обычно.
В банк я успела позвонить утром первого дня. А утром третьего позвонили из банка и сказали, что деньги можно взять, они уже упакованы в стандартный кейс из тех, которые банк дарит свои давним и почтенным клиентам, решившим по каким-то причинам закрыть счет.
Я закрыла свой, потому что там была как раз та сумма, которая причиталась Марку, – треть того, что я собиралась унаследовать от Эла, но это должно было произойти нескоро – судебное разбирательство, признание отсутствующим без вести, установление прав наследования… Совсем немного оставалось на счете в другом банке, это были остатки денег, которые Эл каждый месяц давал на ведение дома. Там скопилась кое-какая мелочь – например, разница между тем, что я получала на хозяйственные нужды, и тем, что тратила на них в действительности. На эти деньги я и доживу до статуса официальной вдовы и наследницы…
