Ярослав Питерский - Падшие в небеса.1937
– Библия… Так вот, какой он «Капитал» Маркса читал… – выдохнул Клюфт.
Павел услышал голоса и топот ног в коридоре. Собрание закончилось. Из актового зала по своим кабинетам расходились коллеги. С минуты на минуту сюда должен был зайти Димка. Павел спешно завернул библию и, засунув книгу на место, задвинул ящик. Выключив свет, схватил шапку и вышел из кабинета. Клюфт старался идти по коридору быстро.
«Только бы никто не попался на лестнице. Никого не хочу видеть! Никого! Сволочи! Все просто сволочи! Сумасшедшие сволочи! Кому верят?» – думал Клюфт.
Его пожелания сбылись. На лестнице он не встретил сотрудников редакции. Большая часть из них уже ушла по домам. Те, кто остался, сидели по кабинетам. Павел вздернул руку и, потянув края рукава, посмотрел на часы. Полдевятого.
«Ого! Время-то уже полдевятого! Вера! А как же Вера! Она, бедняжка, ждет! Наверное, замерзла. Лапочка! Бельчонок мой!» – мысленно сокрушался Павел.
Он понял, что как никогда хочет прижаться к ней! Поцеловать кончики ее озябших пальчиков, ее щеки! Погладить ее волосы! Просто ощутить ее тело! И услышать ее милый голос. Вера – единственный человек, который ему был так нужен сейчас! Вера, ее имя само по себе вселяло силы. Вера! Вера в себя! Вера в нее! И вера, что Димкино предательство – лишь глупая ошибка! Ошибка друга, за которую он будет каяться.
«Нет, все-таки как здорово, что родители ее назвали Верой! Вера, что может быть лучшего? Вера в Бога! Стоп! Опять? В какого Бога? Вера в справедливость – это не может быть верой в Бога! Бога ведь нет! Но если разобраться, а вдруг раньше люди и называли Богом справедливость. Бог и есть справедливость! Нет! Стоп! Опять! Опять несет! Опять я ушел куда-то далеко! Опять этот Иоиль!» – Павел испугался своих мыслей.
Он бежит по улице с расстегнутым тулупом и не чувствует холода. Ветер то и дело хлестал снежинками по щекам, но это было даже приятно. Скрип снега под ботинками не слышен. Движение по улице, словно по инерции!
Павел не заметил, как повернул с проспекта Сталина, на свою родную и до боли знакомую улицу Обороны. Еще немного – и его дом!
«Нет, эти мысли – они слишком далеко зашли! Этот богослов! Он словно заразил меня верой! Верой в несуществующего Бога! А что если… Нет!» – Павел с ужасом понял, что его сознание раздвоилось на две личности. Одна упорно не хотела признавать существования Бога, а вторая так искусно и плавно подталкивала и наводила на то, что все-таки есть Бог! Есть эта высшая справедливость!
Павел чуть не упал, споткнувшись о бордюр тротуара. Чтобы сохранить равновесие, он широко раздвинул руки. Остановился и отдышался. Сердце стучало и билось в груди, словно хотело выскочить. Подняв голову, он увидел на перекрестке одиноко стоящую фигуру. Это была она! Верочка вглядывалась в пустоту темной улицы. Павел кинулся бежать. Девушка, увидев его, тоже бросилась навстречу. Он обнял и подхватил Веру на руки. Прижал к груди. Она тряслась и что-то шептала ему в полушубок, но Павел не слышал. Он лишь приговаривал:
– Бельчонок, ты замерзла! Ты так замерзла! Извини! Ты замерзла! Пойдем домой! Пойдем, я тебя согрею! Чаем напою! Бельчонок!
Но Вера вдруг стала вырываться из его объятий. Сначала Павел подумал, что он просто сделал ей больно. Но когда Вера отстранилась и подняла лицо, он увидел – по ее щекам катятся слезы. Вера содрогалась не от холода, а от рыданий. Девушка, прикусив верхнюю губу, безутешно плакала. Павел схватил ее за плечи и, встряхнув, прикрикнул:
– Верочка, что случилось? Что такое?
– Папа… – выдавила из себя Щукина и вновь забилась в рыданиях, уткнувшись лицом Клюфту в плечо.
– Что с папой? Он заболел?
– Нет, – мычала Вера.
– Он… умер? Твой папа умер? – с ужасом спросил Клюфт.
Но Вера рыдала, ничего не отвечая. Она всхлипывала и дрожала. Ее шапочка упала на снег. Волосы рассыпались по плечам. Павел прижался к ним губами и втянул ноздрями воздух. Этот запах ее волос такой родной и знакомый. Но тут Вера вновь оторвалась от Павла и, посмотрев на него, неожиданно спросила:
– За что?
– Ты о чем, Вера?! – не понял ее Клюфт.
– За что они забрали его?!
– Кого?! – недоумевал Павел.
Ему стало страшно. Павлу показалось, что его любимая сошла с ума.
– Павел, они забрали его! – Вера вновь забилась в рыданиях на плече у Клюфта.
На этот раз он сам отдернул ее и, взяв за плечи, громко спросил:
– Ты о чем, Вера? Что случилось? Что с папой? Кого забрали? Объясни мне, Вера! Что с тобой?
Девушка притихла. Перестала рыдать. Лишь слезы катились по щекам. Вера смотрела в глаза Павла и молчала. Ее губы тряслись.
– Вера, кого забрали? Ты меня слышишь? Что с тобой?
Девушка всхлипнула и тихо сказала:
– Они забрали его, Паша. Они его увели. Ночью. Под утро. Пришли и увели.
– Кого увели? Куда? Ты можешь мне все толком объяснить?!
Щукина грустно улыбнулась и, смахнув слезу, ответила:
– Они арестовали папу. Понимаешь, Павел, они пришли и арестовали папу! Прямо ночью. А потом, потом они все перевернули в нашем доме! Они делали обыск! Понимаешь, Паша?! Они делали обыск! А наши соседи стояли и смотрели!
Павел обомлел. Отец его любимой девушки арестован! Павел Иванович Щукин, потомственный рабочий, арестован! Нет, это какое-то сумасшествие! Клюфт в оцепенении смотрел на Веру. Павел тихо спросил:
– За что? За что его арестовали?
Вера зло ухмыльнулась. Она тяжело вздохнула и опустила голову. Щукина разглядывала снег под ногами, боясь поднять глаза и посмотреть на Павла. Девушка пожала плечами и обреченно, с металлом в голосе, ответила:
– За то! За то, что всех арестовывают в последнее время!
– Что ты говоришь, Вера? За что? За что арестовывают всех? Ты о чем? Кого «всех»?
Павел заметил – она преобразилась в один миг. Вдруг стала спокойной. Из убитой горем девушки превратилась в безразличную ко всему окружающему женщину. Вера больше не плакала. Напротив, слегка улыбалась, ковыряла носком своих полусапожек утоптанный снег на тротуаре.
– Его арестовали, Паша, за пособничество шпионам. Дяде Леве Розенштейну. Они так говорят. Я тебе ведь рассказывала, что до этого дядю Леву арестовали? Так вот, теперь пришли за моим отцом! Паша! Ты понимаешь?
– Нет, я, напротив, ничего не понимаю! Как твой отец может быть пособником шпионов? Он ведь коммунист? Он в гражданскую воевал с Колчаком! Как такое вообще может быть? Нет, это ерунда какая-то! Они просто ошиблись! Они разберутся! Они все выяснят!
– Да ничего они не выяснят! – Вера сказала это обреченно, словно смирившись с участью отца.
Щукина махнула рукой и, ухмыльнувшись, добавила:
– Кстати, дядя Лева тоже воевал в гражданскую с Колчаком…
Павел стоял и не знал, как себя вести. Он не знал, что ответить любимому ему человеку. Вера, почувствовав это, обняла Клюфта за шею руками и, прижавшись всем телом, прошептала на ухо:
– Мне страшно, Паша! Мне страшно! Что с нами будет? Что с нами будет, Паша? Мне страшно!
– Вера, перестань, Верочка, все будет нормально! – Павел поцеловал ее в шею.
– Нет, Паша. Ничего нормально не будет! Мне страшно! Что будет с нашим ребенком? Паша? Что будет с нашей страной?
– Вера, ты о чем? Что ты говоришь? Ты просто устала! Ты переутомилась, перенервничала! Тебе надо отдохнуть! Что мы тут стоим, пойдем ко мне домой! Пойдем, Верочка!
Павел аккуратно отстранил девушку от себя, посмотрев в ее заплаканные глаза, взял за руку и потянул за собой. Но Щукина не последовала за ним. Она уперлась и вырвала руку:
– Нет, Паша. Мне надо идти домой. Там мать. Ее надо поддержать. Ей плохо. Она слегла. У нее, скорее всего, сердечный приступ. Она лежит и не встает. Паша, мне надо домой. Я попросила соседку посидеть. А уже три часа прошло. Нет, Паша, не обижайся.
Павел пожал плечами. Улыбнулся и ответил ласковым голосом:
– Да нет, Верочка, конечно, конечно. Ты должна быть рядом с мамой.
Вера покачала головой:
– Паша, обещай мне, если что-то со мной или тобой случится, ты никогда меня не предашь! Паша, обещай мне!
– Ты о чем, Вера? Что с нами случится? Почему я должен тебя предать? Верочка, не говори так! Ты меня пугаешь!
Вера вновь печально улыбнулась и добавила:
– Прости, Паша, но пообещай мне. Я должна это знать. У меня такое предчувствие, что мы можем и не увидеться. Понимаешь? Сон мне плохой приснился!
– Сон? Дурашка! Снам веришь, а еще комсомолка! Не надо. Это все предрассудки. Все будет хорошо! И папу выпустят, разберутся и выпустят! И мама выздоровеет! И мы поженимся! И вообще все будет хорошо! – Павел взял Веру за руку и подтянул ее озябшую ладонь к лицу.
Он прижался губами к ее пальцам. Девушка погладила его по щеке:
– Нет, Паша. Уже хорошо не будет. Все сошли с ума! Понимаешь?! Когда страна сошла с ума, ничего хорошего не будет ни у нас, ни в стране! Это массовая истерия! Мы все сумасшедшие! Паша! Поклянись мне, что ты никогда меня не предашь! Я хочу это услышать!
