Михаил Лифшиц - Обналичка и другие операции
Директор разгневался, поднялся из-за стола и, опершись руками о столешницу, стал в упор смотреть на заместителя по экономике и на главного бухгалтера. Выдержав паузу, директор сел, еще помолчал, и произнес.
— Заместителю директора по экономическим вопросам и главному бухгалтеру в течение трех дней подготовить предложение по численности работников своих служб. Вот так!
Названные лица записали по несколько слов на листочках и подняли глаза на директора.
— Мы должны в короткий срок освоить то, что в министерстве назвали «оптимизацией налогов». Это — важнейшая задача, это — предмет совещания, на которое вы приглашены, — продолжил директор. — Далее хочу подчеркнуть, что я со всей ответственностью составил список сотрудников, участвующих в нашем совещании. Прошу вас работать над поставленной задачей только с теми, кого вы здесь видите. Привлечение любого другого человека возможно только по моему разрешению. Учитывая высокий приоритет этой задачи, прошу вас также облегчить взаимодействие, даже в ущерб обычной субординации.
Тут директор посмотрел на Артура Калмыкова, давая понять, что этого молодого специалиста присутствующие здесь начальники должны принимать вне очереди.
— И последнее. Я понимаю, что на какое-то время мы изменим методы оплаты труда и распределения работ. В отличие от прежних простых и понятных методов, новые методы станут, скажем, более сложными и менее привычными. Мы вынуждены так поступать, чтобы спасти предприятие, чтобы сохранить костяк коллектива. Тяжелые времена кончатся, и мы вновь будем делать свое дело — разрабатывать для страны новую технику. Теперь же мы вынуждены … юлить. Так вот, если кто-нибудь из присутствующих на совещании использует эти временные трудности для личного обогащения, если мне станет известно, что, прокладывая новое русло, кто-то прокопал канал для себя… я этого сотрудника немедленно уволю, невзирая на прошлые заслуги. Или даже инициирую его уголовное преследование…
Произнося эти слова, директор смотрел в стол перед собой. Конечно, угроза прозвучала бы лучше, если бы он гневно оглядывал участников совещания. Но директор пригнул голову, потому что истинный смысл сказанного состоял в следующем. До сего момента Юрий Иннокентьевич самолично распоряжался деньгами предприятия, никого не подпуская к этому важному делу. Он считал, что только он может правильно распределить средства, а остальные непременно не удержатся и стащат. Заместители директора имели разрешение распоряжаться только незначительными суммами, просто, курам на смех. И вот теперь директор был вынужден слегка развязать пустую мошну. Он страдал и боялся воровства. Сейчас воровать было нечего, но он боялся, что украдут те деньги, которые появятся потом.
Слова свои директор относил ко всем присутствующим без исключения. Почти все тоже опустили головы, смутились из солидарности с ощутимым директорским смущением. Только главный инженер осматривал всех гордым петушиным взором, подчеркивая, что уж его-то никто не уволит, и предупреждение о недопустимости воровства к нему никаким боком не относится. Это они с директором уволят любого, кто проворуется. Заместитель по режиму тоже не опустил голову, как бы говоря директору: «Не ты меня назначил, не тебе меня и снимать!»
Сделав паузу, директор продолжил свою речь в мажорном ключе.
— В случае успеха нашей работы, если мы сумеем облегчить жизнь предприятия, изыщем средства для сносного существования, все активные участники этого проекта, конечно, будут поощрены. Для этого можно создать специальный фонд.
Думаю, что сейчас высказываться еще рано, задача только поставлена. Но через неделю прошу подготовить ваши соображения. Но строго по профилю руководимых вами служб, не мучайтесь над задачами соседнего подразделения, нечего тут… — директор замялся и опустил глаза, скрывая раздражение от ожидаемого им стремления начальников свалить работу на соседа. — Все, совещание окончено. Вы свободны, товарищи. Артур Артурович, останьтесь.
Все потихонечку вышли из кабинета.
Артур пересел поближе к директору. Юрий Иннокентьевич дождался, когда они с Артуром остались вдвоем, и повторил для молодого сотрудника все ранее сказанное, чтобы парень выучил постановку задачи наизусть.
— Ситуация сложилась следующая. Наши изделия нужны стране. Сомнений в этом нет, и вы будьте в этом уверены. Причем идет постоянное конкурентное совершенствование наших разработок, без модернизации арсенал быстро устареет, отстанет от зарубежных аналогов. Поэтому нас всегда поддерживало министерство, заказчик, высшее руководство. Однако последние годы поддержка ослабла. Учитывая важность нашей работы, я уверен, что это ослабление — временное явление, финансирование будет восстановлено. Но это время нам нужно продержаться самим, сохранить костяк института. Нужны деньги, в первую очередь, на зарплату основным сотрудникам и другие жизненно важные расходы. А мы значительную часть денег, которые сейчас с трудом получаем, отправляем назад в казну. Нужно сделать, чтобы у нас оставалось побольше, собственно, предприятие получило на это «добро» в министерстве. Задача серьезная, я опасаюсь, что старыми силами мы ее не решим. Я пригласил вас, создал вам режим работы, которого нет ни у одного молодого специалиста. С сегодняшнего дня начинается активная фаза вашей работы. Я надеюсь, что за три месяца вы достаточно ознакомились с юридическими и экономическими основами деятельности предприятия, в частности, с налогами и обязательными платежами, которые мы платим. Через неделю, в следующий четверг, я жду от вас сообщения по структуре этих платежей с предложением по возможности уменьшения нагрузки. По каждому платежу мы должны представлять, как сэкономить. На каком уровне требуется согласование. Если, по вашему мнению, согласование вообще не требуется, это тоже можно обсудить. Сейчас такие времена, что работать в белых перчатках не получится. Я вас больше не задерживаю, можете идти. Проникнитесь важностью этой работы. Предупреждаю, что халатного отношения к работе я не потерплю.
Ответственное поручение
Артур вышел из директорского кабинета подавленный, не столько сложностью поставленной задачи, сколько неясностью, непониманием, чего от него хотят. Предприятие платит в казну то, что платило всегда. Некоторые налоги считают, исходя из фонда зарплаты, некоторые считаются по-другому. На каждый налог есть документ: закон, постановление, решение или инструкция, иногда, очень старые, даже со ссылкой на Совет Народных Комиссаров СССР. От него-то что требуется? Найти какую-нибудь юридическую закавыку, чтобы не платить? Вряд ли это удастся…
Артур окончил университет, неплохо окончил. За год до окончания присмотрел себе первое место работы — страховую компанию, начал туда ходить, сначала — иногда, когда время было, потом — регулярно, раз в неделю, зарплату небольшую получал. Артур собирался после окончания университета там осесть. Отец Артура не возражал против страховой компании, но и восторга не высказывал, слушал рассказы сына о работе и молчал, не вмешивался. В общем, Артур вполне готов был к роли веселого подмастерья в страховой компании. Незадолго до госэкзаменов Артура вдруг вызвал декан Рязанцев и предложил работу на государственном предприятии. Артур воспротивился: «Что, сидеть в каком-нибудь отделе, быть младшим исполнителем, получать задания от старшего исполнителя и управлять только шариковой ручкой? Вы что, Петр Серафимович?!» «Не совсем так, хотя приписаны вы будете к юридическому отделу, который у них называется «юрбюро», — ответил декан. — Вот вам телефон директора, созвонитесь и договоритесь о встрече».
Директор уговорил Артура, пообещав широкие перспективы и собственный исключительный статус молодого человека на предприятии. И, главное, отец одобрил: «Служба лучше и перспективней!» Придя на предприятие, Артур три месяца читал документы и уходил домой, когда надоедало. А теперь, оказывается, директор хочет сделать из него спасителя своего института!
Все нутро Артура бунтовало против непостижимости этой задачи, мешало радоваться жизни. Ведь все так здорово: он, такой молодой, сидел на таком важном совещании, с такими солидными людьми. Его выделяет директор, сам дает поручения. Отец сказал, что основа успешной работы — иметь дело с первым руководителем. У Артура ореол тайны — никто толком не понимает, зачем его взяли. Взять-то взяли, но теперь директор, похоже, решил за него взяться! Грузит и, будто бы, грозит.
Размышляя таким образом, Артур прошел по широкому коридору, на лестничной площадке остановился в глубокой задумчивости, замерев перед первой ступенькой лестницы, даже вслух произнес: «Ух, ты, ё!». Только потом ступил на ступеньку, спустился по лестнице с пятого директорского этажа на третий и уселся за стол в своей комнате с табличкой «Юридическое бюро» на двери. Посидев, встал, вскипятил себе чаю и, сидя уже с чаем, молча смотрел перед собой в оцепенении. Таких приступов задумчивости Артур раньше за собой не замечал.
