Павел Крусанов - Железный пар
В квартиру Азим подниматься не стал, простились во дворе возле огромного дерева с лапчатыми листьями.
Товарищи Фёдора спали. Мы же, прежде чем рухнуть на пол, застеленный пёстрыми и узкими матрасами-курпачи, выпили чайник чая и полбутылки привезённой мной «Столичной». Не ради веселья, а, как в ночном поезде, парно стучащем колёсами на стыках рельсов, – ради скорого бестревожного сна.
Ночь за окном была густа. Разговор – приветлив и спокоен. Придушенный тьмой город тут и там озаряли многоцветные огни, на которых было не страшно обжечься.
Из тетради Грошева…такая красивая. Нет – прекрасная! Просто прекрасная! Я опасаюсь ходить под её окном, когда оно открыто (оно открыто с мая по октябрь (год наблюдаю), с учётом, разумеется, погоды – в ненастье заперто, само собой), а ведь привык: с Марата – через Поварской – на Невский. А там – Литейный и подвал Бодули. Он, Бодуля, говорит, что я правдоискатель, превзошедший меру, поэтому во мне нет места для любви, а – только для немилосердной требовательности. Оттого я мизантроп и не ценю прекрасное. Но это же не так, совсем не так! Просто я ставлю во главу краеугольным камнем честность самоотчёта (отсюда и тетрадь (четвёртая уже), куда заношу мысли в порядке производства в гончарне разума и чувств). Просто справедливость жжёт мне сердце и не даёт молчать. И мимо проходить. Когда я вижу лужу там, где быть ей не положено, где следует ступать ногами гражданам, не замочив и не запачкав обувь, я говорю: здравствуй, большая лужа! – и объясняю ей её неправоту. В чём же немилосердие? Где мизантроп?
О чём я? Да, опасаюсь ходить под окном. А оно ровно там – в Поварском: старый дом с фонарями (иначе – эркерами, это у строителей архитектуры одно и то же) через два этажа – со второго на третий. Венчает фонарь балкончик с железной оградой. Ещё там лепнина – что-то вроде бутонов папируса, какие изображали египтяне на фресках своего искусства. Она – у окна, в фонаре. Читает. На подоконнике – зелёное насаждение в горшке. Тюлевые занавески раздёрнуты – солнце, когда оно является на небе, светит сюда недолго. Иногда на подоконник усаживается кошка полосатой масти (или кот). Она читает (не кошка) и, вероятно, иной раз забывается над книгой. А что, если с открытой страницы вниз упадёт копьё, выбитое Айвенго на турнире у храмовника – как бишь его – Бриана де Буагильбера? Или студент Раскольников уронит на мою голову топор? Однажды мне под ноги уже упал шнурок для самоудушения – султанское послание, отправленное опальному паше, – понятно, что мои тревоги не беспочвенны.
Когда случилось это (упал шнурок), решил ходить на будущее по Дмитровскому, но вслед подумал: малодушно. Хожу по-прежнему, но – по противной стороне. Так безопаснее, во-первых. И потом, с той стороны могу её увидеть – это во-вторых. Да, в фонаре её видать и в боковом окне, но с противоположной стороны нагляднее: точно картина в раме. У неё льняные волосы – мягкие и воздушные, высокий лоб и такие складные черты, что схватываешь сразу, целиком, как чрезвычайное единство, которое нельзя разделывать на части. Бывает, она заводит сбившуюся прядь за ухо и задерживает пальцы на щеке… Она прекрасна! Да, прекрасна!
Порой мне кажется, что в голове моей есть кто-то пятый. Это когда я думаю о ней и слышу чувства. Что за незваный гость? – ума не приложу. Другие все давно известны. Первый, само собой, я сам, творец спасительного замысла о перековке общежития планеты. Второй – трудяга, мастер переплёта, познавший с горем пополам секреты ремесла. Ещё про двух не буду – стыдно. Так стыдно, что несёт, как будто диарея в глотке, и невзначай бормочешь чепуху, лишь бы отбиться от картин и мыслей, которые они, бесстыдники и изверги, с собой несут. И вот теперь явился новый – здрасьте…
Откуда? Я ведь уже обжёгся так, что выгорел внутри до головешки (брат выкрал у меня мои мечты (писал об этом: первая тетрадь, страницы 3–12)), и знаю, как скроен мир этих отъявленных притворщиц: из фальши, видимости, зова неусмирённых тел, стремления блеснуть и получить порцию липких (клейких) слов в награду. И населяют этот мир существа знакомые – цыпы на каблуках и, выражаясь мягко, эти… в ботах. Все прочие – погрешность.
Между тем дельность кого б то ни было, особенно мужчины, зависит от того занятия, плоды которого остаться могут обществу, отечеству, планете. Так результат моих раздумий говорит. Но эти (отъявленные) считают, что именно они должны быть главным попечением мужчины, а не дело, которому он верно служит. Они (отъявленные) ставят сети, ловя достойного, способного и всеми уважаемого спутника, а как попался, сразу начинают из него лепить того, кто им необходим на деле, – источник незаслуженного благоденствия. Тот понимает, что попал в силки, но возражать нет сил – он всё до капли отдал этой паучихе. И вскоре бедолага – тряпка. Он потерял уверенность в себе, он – ветошка, протирка туфелек и бот, чтобы сияли! Он обнулён до донышка! В итоге к нему теряет интерес и паучиха. Добро, если не выставит за дверь. А то ведь может, очень даже может! Последствия таких аллюров злы: крошатся судьбы не только одиноких личностей, но судьбы целых поколений, народов, славных государств! Недаром у Екклесиаста сказано: «И нашёл я, что горче смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце ее – силки, руки ее – оковы». И Коран (трижды переплетал) недаром запрещает правоверным творить молитву, раз перед тем они касались женщины, ибо дотронься только – осквернишься, и надо, стало быть, отмыть нечистоту.
Отъявленные эти, как известно, что б ни случилось, не бывают виноваты. Не виноваты, разумеется, они и в том, что именно такими их соорудила, на беду, природа. При этом доводы их обороны таковы: хоть иногда должна же я побыть немного стервой. Или: а почему бы не пожить и для себя. Вот оправдание их вредного, пустого прозябания! Они ничуть не сознают – испробовав однажды эти лакомые блюда, другого есть уже не захотят! Какой тут долг, какая честь! Эти главнейшие понятия в судьбе и жизни человека – чёрствый сухарь для дамочек, а не конфетка, о них легко и зуб сломать.
Что делать? Надо с детских лет (а то и раньше) учить их, дамочек, почтительно склоняться перед всем мужским. Но как? Ведь рычаги – у них:
бабушка – женщина,
мать – женщина (как независимость обрёл – сбежал; спасибо дяде – оставил на Марата мне жилую площадь),
няня – женщина,
сестра – женщина (у меня, на счастье, – брат (хотя тут с оговоркой счастье)),
учительница – женщина,
жена…
Об этом уже было, впрочем. От них, выходит, зависит формирование неокрепшей юности. А результат? Такой пример: не далее как вчера смотрел программу… я записал, где ж это… вот: в 19.15 по московскому времени. Ведущая программы – то ли родственница владельцев канала, то ли его соучредитель, но видно, что человек в профессии случайный, – трещала без умолку, не давая гостю высказать мнение по интересному вопросу. Потом, недовольная его позицией, долго читала строки из газеты, намеренно расходуя впустую время эфира. А между тем, каждое слово уважаемого гостя ценится телезрителями больше, чем все её суждения базарного характера.
И дальше:
врач – женщина,
юрист – женщина,
судья – женщина…
Не потому ли общество страны сплошь состоит из нарколыг, бандитов и воров? Не потому ли нет теперь иного выхода, как только поменять всё человечество Земли? И срочно поменять – на исправление нет времени! Всё это в книге у меня с документальной точностью разобрано по пунктам.
Непостижимая загадка женщины, воспетая поэтами и зодчими, на деле сводится к ошеломительному – не сказать обидно – принципу: не проведёшь – не проживёшь. На этом скособоченном фундаменте, на этом древнем и шершавом основании возводит женщина надстройку взаимоотношений с миром и противоположным полом. Преодолеть печать порока она не в силах – природа генов требует разрушить то, что создаётся в мире верностью и мужеством мужчин. Она влечёт в силки и усмехается улыбкой Моны Лизы в лицо безвинной жертве. А заодно и всем, кто в восхищении взирает на портрет творения великого да Винчи, чей гений разгадал и в назидание запечатлел в этой улыбке всю суть коварства их отъявленной натуры! Остаётся дивиться всемогуществу природы, создавшей для воспроизводства вида надёжно действующий инстинкт, туманящий глаза и разум. А приходишь в норму – поздно…
Про гены – это не фантазии, не просто так. Есть подтверждение: однажды в передаче о секретных фактах науки (у меня записано число, канал и время размещения в эфире) признали, что учёные открыли в женском теле код генетической агрессии. Такого нет в мужском. На очереди ген продажности и лжи, который, несомненно, тоже в них сидит и ждёт своего пытливого Колумба. Ах, если б знать мне это раньше! Я брата бы не проклинал – я бы скорбел… Что говорить: у незнакомых с одеждой и чудом сохранившихся до наших дней диких племён первобытных папуасов вход женщинам в жильё мужское запрещён категорически! Откуда только им известно о тех трагических последствиях свободных нравов (в лице женщин), которые настигли нашу цивилизацию, ушедшую от них на тридцать тысяч лет вперёд? Им незнакома письменность – им не узнать о наставлениях из Библии или Корана…
