Сергей Десницкий - Пётр и Павел. 1957 год
– Андрюша! – позвала тихо, когда тот поравнялся с тем местом, где она стояла. – Мне с тобой поговорить надо.
Разговаривали они недолго. Андрей сразу же согласился за умеренную плату писать любовные записочки и тайком вручать их ненаглядной Настеньке. Вернее, даже не писать, а старательно переписывать то, что приносила ему Валентина Ивановна.
Ну, а дальше всё пошло своим чередом.
Получив первую записочку, Настенька страшно смутилась: вспыхнула вся, покраснела до корней волос и быстренько спрятала её в карман юбки, чтобы, не дай Бог, никто не заметил. В следующий раз она, войдя в церковь, первым делом принялась отыскивать среди прихожан того, кто смутил её покой страстными откровенными признаниям. Конечно, она не испытывала к молодому человеку никаких чувств. Боже, сохрани!.. Ей было просто любопытно, что последует вслед за его таким пылким и, что скрывать, волнующим девичье сердце объяснением в любви?.. Андрей, как обычно, стоял в правом приделе и… Что это значит?!.. Он не обращал на "предмет своей страсти" абсолютно никакого внимания!.. Поначалу Настенька решила, что ведёт он себя так исключительно в целях конспирации, и сердечко её бешено запрыгало!.. Согласитесь, это было так интересно!.. Но потом, во время службы, она то и дело исподтишка бросала на него свои любопытные взгляды, и что же?!.. А ничего… То есть совершенно ничего!. Всякий раз взгляд её натыкался на равнодушное, спокойное лицо, лишённое каких бы то ни было эмоций!.. Кто может сказать, что познал женское сердце?.. Казалось, девушка должна была бы вздохнуть с облегчением и если обидеться, то, во всяком случае, не на показное равнодушие молодого человека, а на то, что подобный розыгрыш слишком неуместен и жесток!.. Ведь так?.. Ничего подобного. Настенька обиделась всерьёз и даже повернулась к своему "бывшему воздыхателю" спиной. Не знала бедная девушка, что Андрей всего лишь строго подчиняется наставлениям Валентины Ивановны, а на самом деле эта любовная игра уже увлекла его, и он начинает испытывать к ней нечто, похожее на самую настоящую влюблённость… "Ну, и пусть!" – сказала про себя Настенька и тоже решила не обращать на "коварного соблазнителя" никакого внимания!..
Однако при выходе из церкви Андрей опять вложил в пылающую девичью ладонь сложенный вчетверо листок из тетрадки. Но этого мало!.. Ещё два или три раза Настенька получала любовные послания при выходе из церкви, пока наконец коварная мать обратила внимание своего несчастного сына на то, как ведёт себя его "возлюбленная" с каким-то неизвестным молодым человеком.
Пётр был потрясен.
Между ним и Настенькой произошло бурное объяснение. Что они там в запальчивости сказали друг другу, неизвестно, но факт остаётся фактом, молодые люди расстались.
Валентина Ивановна торжествовала!..
И так повторялось всякий раз, лишь только возникала опасность, что её доверчивый сын попадёт в хищные лапы очередной "соблазнительницы". Вот таким образом Пётр Троицкий дожил до тридцати четырёх и остался холостяком.
Потерпев жестокое фиаско на личном фронте и, уже в столь юном возрасте убедившись в женском коварстве, Пётр вскоре должен был пережить настоящую личную трагедию. Буквально вслед за "изменой" Настеньки он стал свидетелем гибели своего отца. На его глазах Петра Троицкого старшего живым закопали в землю. Это так потрясло юношу, что у него открылся туберкулёз, и только благодаря титаническим усилиям матери, которая вопреки всему вытащила его с того света, он остался жив. Это было страшное время. Веня Генкин "со товарищи" выгнали несчастную вдову с больным сыном из дома, где до этого пять поколений Троицких жили в мире и согласии, рожали детей и служили во славу Господа. Спасибо сердобольной прихожанке Фёкле Пуговицыной. Одинокая сердобольная старуха пустила к себе в дом Валентину Ивановну с сыном, не взяв за постой ни копейки.
На жизнь и на лечение Петра матушка зарабатывала тем, что обстирывала и обглаживала новую советскую элиту Боголюбова. Зарабатывала она сущую ерунду, но благодаря тому, что питалась одними сухарями с родниковой водой, ей удавалась выкраивать рубли и копейки, чтобы сын её ни в чём не знал недостатка.
Болезнь Петра, как это ни покажется странно, кроме негативной, имела и позитивную сторону: у него появилось много свободного времени для усиленных занятий. За два года он выучил немецкий и латынь. Впоследствии, во время войны, знание немецкого ему очень и очень пригодилось.
Хотя считалось, что Пётр был на фронте "от звонка до звонка", и боевые награды, вплоть до "Красного знамени", украшали его грудь, пороха он так и не понюхал, поскольку служил в Седьмом отделе, который специализировался на работе с войсками противника и с населением на оккупированных территориях. То есть всю войну писал листовки, призывавшие фрицев сдаваться, или выезжал с мощными громкоговорителями на передовую и агитировал уже не печатным словом, а напрямую. Но только случалось это исключительно в период затишья.
В других дисциплинах по полной гимназической программе консультировали его бывшие преподаватели, в дореволюционные времена прихожане храма Рождества Пресвятой Богородицы. Они свято чтили память своего покойного духовного отца и почитали долгом своим помочь его сыну. Так что к семнадцати годам Пётр получил прекрасное домашнее образование и поступил в ИФЛИ. Пришлось на время учёбы переехать в Москву. Пётр занимался как одержимый, с блеском сдал все экзамены, а его дипломная работа была отмечена в числе лучших за всю короткую историю института. На всё это ушло у него всего лишь три года. Ещё во время учёбы он по совету матери вступил в партию и, благодаря своим недюжинным способностям, вскоре выдвинулся в лидеры студенческой партийной организации. Потом Пётр Троицкий ещё полтора года проучился в академии Коминтерна, даже на три месяца съездил на стажировку в Германию, но, когда ему предложили престижную и перспективную работу в Москве, неожиданно для всех отказался от этого предложения и уехал в свой родной город на скромную должность руководителя пионерской организации в горкоме комсомола. Все однокашники Петра недоумевали: лучший студент выпуска сам отправил себя в добровольное изгнание в какой-то заштатный провинциальный городишко. Не знали они, что мудрая Валентна Ивановна и тут заранее всё просчитала. Ведь это по её совету Пётр отказался от блестящей карьеры. Когда через десять лет в самый разгул чисток и повальных арестов подавляющее большинство этих успешных молодых людей, искренне недоумевавших, почему их товарищ поступил так бездарно и глупо, отправились на Колыму, а то и вовсе исчезли с лица земли, вот тогда стало ясно, что руководил этой женщиной трезвый расчёт и всё тот же страх за своё ненаглядное дитятко.
А ведь права в результате оказалась!.. Всё наперёд просчитала!
Когда в тридцать восьмом арестовали Павла, все знакомые и друзья были уверены: и младшему брату не избежать упасти старшего, но шло время, а Пётр не только оставался на свободе, но и продолжал медленно, но неуклонно продвигаться по карьерной лестнице. Перед войной он был уже вторым секретарём Краснознаменского горкома партии.
Обо всём об этом Пётр рассказал старшему брату, пока тот ел заливного судака и пил чай с сыром «Рокфор».
– Ну, спасибо!.. Ублажил ты мою душеньку, – довольный, Павел отодвинул от себя пустую тарелку. – Шрапнель да горох – вот еда моя за последние годы. Теперь осторожно, потихонечку пытаюсь привыкнуть к нормальной человеческой пище. Хотя, признаюсь, в той диете, на которой я сидел, есть свой прок. Она закаляет организм.
– Чудак-человек! – Пётр стал убирать со стола. – Ты бы сразу сказал, что есть хочешь…
– Скажи, а как Зина у вас в доме оказалась? – осторожно спросил Павел.
– Ты ведь знаешь, после тюрьмы её отправили в ссылку…
– Нет, не знаю.
– А что Матюша в Бутырке родился, тоже не знаешь?
– Ничего я, Петруша, не знаю. Откуда?.. Кроме тебя, рассказать мне обо всём некому.
И пришлось Петру рассказать брату печальную историю мытарств Зинаиды и появления на свет несчастного Матвея.
– Бедняжка!.. – покачал головой Павел. – Сколько же ей из-за меня испытать довелось!..
Он живо представил себе, как его изнеженная, избалованная жена сутки напролёт сидит рядом со зловонной парашей, и ему самому чуть не стало дурно.
– В тридцать девятом матушка поехала в Москву, чтобы хоть что-нибудь разузнать о твоей судьбе. Но её футболили из кабинета в кабинет, и в результате вернулась она домой ни с чем. Я в те поры был уже хоть и небольшим, но начальником, и с помощью Саввы выяснил, что Зину сослали на север, в Архангельскую область. Мы с матушкой решили, если получится, забрать её и Матюшу к себе, написали ходатайство и, представь себе, получилось!.. Ей скостили срок, и она приехала к нам. Правда, и тут Савва нам очень помог. Без него мы вряд ли могли бы рассчитывать на успех.
