Ильдар Абузяров - Финское солнце
«Если в молодости не удавалось прилично одеваться и наедаться досыта, это непременно скажется в старости», – благосклонно настраивал себя Криминалле, поднимаясь по лестнице и перешагивая через тюки с хламом. К запаху он уже немного привык. «А социальное жилье всегда так попахивает», – подумал он, нажимая грязную кнопку звонка.
14Благодушное настроение Калле разом улетучилось, стоило Синнике приоткрыть дверь квартиры. С перекошенным от хлынувшей вони лицом Криминалле показал Синнике удостоверение. И то ли из-за злого лица, то ли из-за грозного удостоверения Синника решила тут же во всем признаться.
– Если вы про это дело Тююкки, то Упсо здесь ни при чем! – заявила она. – Это я попросила его напасть на Тююкки. Эта стерва в молодости увела у меня мужика, Йоссика, и прожила с ним всю жизнь. Я ждала, когда она помрет, чтобы привязать его к себе, но эта ведьма бедного Йоссика извела. Я собирала весь мусор в надежде, что мне что-то достанется со стола Тююкки и Йосси. А когда она стала выбрасывать его вещи, я наняла Урко, чтобы он их перехватил, прежде чем их свезут на свалку к этому нечестивцу Мерви! Хотела, чтобы и мне что-то досталось от сладкой жизни Тююкки и Йоссика. Чтобы и я вкусила миновавшей меня радости.
– Дурдом, – вынес вердикт Калле и через голову Синники заглянул в квартиру, заполненную смердящим хламом.
Не-ет, сажать за решетку двух людей из-за пакетов с мусором, это уже чересчур! Лучше посвятить себя борьбе с нечестивцем Мерви! Сосредоточить все свои силы и бороться всеми способами.
Столпившиеся на лестничной клетке соседи Синники тоже примолкли, погрузившись в невеселые раздумья. Кастро и Люлли, Конди и Нера, Пертти и Исскри, Холди и Никки, Пиркка и Иллки, да и все собравшиеся в подъезде жители «Дома», услышав слезливое признание Синники, переменились к ней. Глядя на Калле и Синники, многие подумали, что последняя, в отличие от Папайи, хотя и не делает маникюры каждый день и не носит кружевные митенки, зато умеет любить всем сердцем. Они с нежностью смотрели то на Калле, то на Синники, хотя еще секунду назад готовы были руками Калле разорвать старушку на части.
Но теперь все жалели Синники, которая прожила с Йоссиком душа в душу целых тринадцать лет. А потом явилась молодая Тююкки и увела мужа из семьи. Мало того, что он бросил разбитую годами и парезами жену, так он еще начал с ней судиться из-за квартиры в доме, намереваясь выкинуть супругу и дочь на улицу.
Следователь Калле уже решил было закрыть дело и убраться восвояси, но тут нюх опытного сыщика зафиксировал запах, который ни с каким другим не спутаешь. Запах, на который у него за годы работы следователем выработалась особая чувствительность. Запах разлагающегося человеческого тела. Быстро протиснувшись в квартиру, пройдя мимо загроможденного хламом коридора, мимо сломанных лыж Яли Иккаренена, мимо склада навеки погасших телевизоров и коробки с винными пробками, Калле зашел в комнатенку, заваленную старыми тюками и мешками, и там нашел тело местной рок-звезды Рокси Аутти.
– Что здесь делает это тело? – зажав нос, строго прогундосил сыщик.
– Я… я н-не знаю, – побледнев, проблеяла Синники. – Он зашел похмелиться и полечиться пару дней назад. Он дышал тяжело, словно загнанная лошадь, держался за сердце и говорил, что ему очень плохо. Просил лекарства… то есть спирта. Я думала, он выпил самогону и тихо ушел себе. А он, оказывается, остался…
– А мы-то думали, что он уехал на гастроли в Майями, – горько воскликнул Антти, друг и фанат Рокси Аутти. – Странно только, что вы не заметили его у себя в квартире.
«Ничего странного, – подумал Калле. – Немудрено человеку потеряться на такой свалке».
15До всех потрясавших город той весной событий, до ограбления Тююкки и гибели Рокси той весной не было дела только девочке Уллики. Ее голова и сердце были заняты совсем другим. Девушку переполняла, даже, пожалуй, раздирала любовь к преподавателю курса «Вера и любовь» Петерику Ряссанену.
Не зная, как признаться, Уллики решила подарить Петерику самое дорогое, что у нее было – мишку с оторванной ножкой и одним глазом-пуговицей. С этим мишкой она спала, сколько себя помнила, с самого детства, и вот теперь решила подарить его Петерику как символ своей преданности. По принципу контагиозной магии сила, направленная на предмет, предполагает, что аналогичное влияние будет произведено и на другой предмет, как-то связанный с первым.
Итак, Уллики романтично прогуливалась в мусор-о-клок по Мусор-стрит, сжимая в одной руке пакет мусора, а в другой – старого плюшевого медвежонка, которого вовсе не собиралась выкидывать. От этого хождения туда-сюда в ожидании мусоровоза она даже впала в некую прострацию и перестала приглядываться к мальчикам, благородно помогающим своим матерям. Единственная, собственно говоря, пацанья обязанность: ведь если еще и мусор не будут выкидывать, так совсем на шею сядут и поедут.
Сегодня Улли решила во что бы то ни стало открыть пастырю душ человеческих Петерику свои чувства. «Лишь бы священник не засиделся за своей диссертацией, лишь бы пришел сегодня на Мусор-стрит», – умоляла Улли провидение до тех пор, пока нос к носу не столкнулась со своим предметом.
– Что, и вы тут?! – выходя из прострации, спросила Уллики, чувствуя, как сердце заходится заячьим прыг-скоком.
– А где же мне еще быть в мусор-тайм? – удивился священник.
– Ну, я думала, вы пишете свою научную диссертацию о влиянии стихов Алексиса Киви на религиозные мотивы в поэзии современных поэтов Манго, Авокадо и Папайи.
– Знаете, мисс Уллики, как-то у меня накопился мусор, и я, как честный гражданин этого города, рассортировал его по пакетикам, сложил в целлофановый мешок и вышел на Мусор-стрит. Мне сказали, что машина должна вот-вот приехать. Я ждал полчаса, ждал час, ждал полтора. А потом положил мешочек у подъезда в надежде, что мусорщики его сами заберут. С утра, Уллики, я решил взглянуть, что там с моим пакетом. И знаете, Уллики, что я вам скажу: у крыс был прекрасный ужин при свечах.
В общем, у этого Петерика было тонкое западное чувство юмора. Ряссанен приехал в Нижний Хутор как миссионер, проповедовать темным финским язычникам христианство и первым делом устроился в школу к Уллики преподавателем курса «Основы религии». Он считал, что, в отличие от взрослых, закосневших в своем язычестве, на незрелые умы еще можно как-то повлиять.
– А почему при свечах? – посмеявшись для приличия, поинтересовалась Улли.
– Видите ли, Уллики, в моей квартире слишком высокие потолки. Я вначале думал, что это хорошо. Но когда вдруг погасла лампочка, я полез на табуретку, чтобы поменять ее и проверить пробки. Но вы же знаете, как говорят: если пробка вылетела, значит, и бутылка откупорена, и джин уже вылетел. Вылететь-то вылетел, но оказалось, что всё может вылететь в трубу. Оказалось, что в моей квартире всё держится лишь на честном слове хозяев. После того как я рванул провода, чтобы не упасть с табуретки, упала люстра. А она, оказывается, была той гирей, что удерживала стену. А электрический провод – нитью, которой она была пришита к другой стене. В общем, я ужинал при свечах. А потом и крысы.
Да, своеобразное чувство юмора было у Петерика. Но даже с ним его большие глаза оставались трагическими.
– А где вы спали в ту ночь, Петерик? – спросила Уллики. Теперь она уже не знала, стоит ли смеяться над шутками учителя.
– Знаете, Уллики, я решил пережить эту ночь в ванне с теплой водой. По крайней мере, в ванной остались на месте стены и дверь, так как они скреплялись кафелем. Со свечой я залез в ванну, а с утра вдруг обнаружил, что не вижу собственных ног. Вода была рыжей-рыжей, как свернувшаяся кровь, так что я даже испугался, не лишился ли за время ужина со свечами не только стены, но и ног.
16– Ну чтобы вам в следующий раз не было так ужасно спать, – нашлась Уллики, вынув из-за спины игрушку, – я хочу подарить вам мишку, с которым спала все шестнадцать лет моей жизни. Вы не смотрите, что он с оторванной лапой и одним глазом. Во-первых, он мягкий и теплый, а во-вторых, надежно бережет от ночных кошмаров.
У Уллики был такой юный возраст, в котором еще не бывает ничего своего. У нее еще не было мужчины, и потому она вкладывала в каждую вещь любовный смысл.
– Это вам… – Она протянула мишку учителю.
– Спасибо, – улыбнулся Петерик. – Очень, очень трогательно!
– Я рада, что вам понравилось! Я так надеялась! – еще шире улыбнулась Уллики.
– Очень мило, – повторил Петерик. – И такой красивый бантик. – Он потрогал пурпурную ленточку на мишкиной шее.
– Я сама его повязала особым магическим узлом, – призналась Уллики, покраснев пуще ленточки.
– Спасибо, Улли, – натянуто улыбнулся миссионер. – Ну мне пора возвращаться к диссертации…
– О’кей, а я пойду, помогу маме испечь пирог. Если хотите, могу угостить вас завтра…
