Екатерина Смирнова - Богиня песков
Можно сказать, что принцессы здесь – настоящие принцессы, хотя называют их иначе – и все, что в сказках полагается принцессам, им непременно достается.
Объясняется это тем, что в старину, когда во время набега убивали всех, род начинался заново с любой его представительницы, выжившей после набега. Если это и патриархат, то установился он не так давно.
Юная девушка имеет большее влияние, чем юноша, несмотря на подчиненное положение всех молодых людей – а самой большой удачей в юности считается удачная женитьба. Это хороший задел на будущее.
Зрелый, деятельный человек пользуется самым большим влиянием. Детей здесь за людей не считают: часто им даже не дают имен, пока они не войдут в пору юности (к счастью, в больших городах этот обычай отмирает). Часто даже образованные и богатые люди не знают, сколько лет их ребенку, отданному на воспитание (есть и такая практика). Видимо, они даже не отмечают дату его рождения.
Наследников выбирают из тех, кто благополучно пережил пору детства.
Все в жизни ребенка, подростка, юноши зависит от принадлежности к роду, а не к той или иной семье. Родство может считаться и по мужской, или по женской линии – это зависит от того, кого, по легендам, рождалось больше в роду, богов или богинь. (Что они будут делать теперь? Ведь легенды о богах тесно соседствуют с легендами о магах)…
Боги в здешней традиции не существуют без людей: возможно, они в них воплощаются?
В одних племенах все решают мужчины, в других – женщины, но я не заметил особой разницы в положении тех или других в пределах Исха и Аре. Хотя, конечно, нужно там жить, чтобы понять.
Исключение составляют «неприкасаемые» – деревенские колдуньи-сахри или «схени», законницы – тоже безымянные женщины, положение которых мне пока непонятно. У них нет имен, что само по себе странно, но объяснимо с точки зрения местных жителей: поступающий на важную должность или государственную службу человек тоже теряет собственное имя. Как я понял, они гадают и решают какие-то споры.
Возможно, здесь горе молодым, тем, кто еще не вошел в пору зрелости и не может постоять за себя – но горе и старикам, за которыми не стоит большой, влиятельный клан, старикам, которых все меньше. Я почти не вижу на улицах стариков.
12
С наступлением ночи бабушка разжигала огонь в печи.
Днем все спали. Внуки быстро приспособились гулять ночью, спать днем и не выходить на улицу без особой надобности. Сейчас все семеро, усевшись в кружок, сидели в углу подвала на циновках, играли в палочки. Их мать, Этте, спала рядом, свернувшись в клубок, как панцирина, а рядом спал восьмой брат.
Они старались не отходить далеко от дома. Казалось бы, кто будет что-то искать в заброшенном доме на склоне горы, поросшей лесом? А поди ж ты… Уже три раза мимо проходил отряд, проходил и возвращался.
Тот раз, когда солдаты осмелились зайти в дом, можно было и не считать. Дочь до сих пор вздрагивала, когда дети возвращались, набрав хвороста – мало радости слышать звук чужих шагов над головой.
Ничего, еще полгода, и можно будет перебираться ближе к Айду, туда, где живут оставшиеся родственники. Конечно, камень придется бросить… Камень, несомненно, проживет и без них. Хотя без него будет и скучно, и сил будет меньше.
Она положила растопку в черный зев печи, щелкнула пальцами и раздула огонь.
Первый муж был уверен, что у них будет своя башня. Если не он будет магом, то наверняка она – богиней. Она переродится. Ну как же – кто еще может прийти к непостроенному дому, не зная, где строят! Кто найдет там мужа, не спрашивая старших! Кто, как не она, нашел их собственный черный камень! И, опять же – родословная… Две богини в роду… Знаменитый брат, прекрасный маг и изобретатель…
Но богиней она так и не стала, а вместо этого взяла себе имя и стала танцовщицей. Не стала ни колдуньей, ни богиней дочь, хотя камень признал ее и говорил с ней. А с мужем камень не захотел говорить. Отличный, огромный подвал и крепкий фундамент, заложенный под башню, пропали даром. Над ними возвели обычный одноэтажный дом, правда, хороший…
Вот и вся жизнь у нее была такая. Обычная, правда, хорошая.
Дочь-плясунья, не получившая дара, нашла себе хорошего приходящего мужа и обзавелась восемью детьми. Дочь очень помогала. Бабушке давались только цветы и сад, но не огород – все-таки колдунья. Когда начались беды, а потом и кончились деньги, они поменялись обязанностями – бабушка взяла на себя внуков, а Этте – пропитание. Взгляды стражи пока не опускались ниже тех, кто мог платить. Этте ходила в город и танцевала на улицах, собирая подаяние.
Мальчики постарше подбивали камнями птиц, ловили больших стрекоз и ставили силки, собирали головки хвоща и копали корни лоз. Посадить что-то в огороде уже было почти невозможно – дом должен был выглядеть запущенным, а диски стражников сводили на нет попытки защититься, отводя глаза.
Она разогнулась, потерла спину и поморщилась. А ведь до того, как ее согнуло, она была высокой и стройной… И этого почти не осталось.
Приготовив обед, бабушка достала из сундука небольшой слиток, отливавший голубым блеском, и сосредоточилась. Воспоминания текли привычным потоком.
…Не из каждой колдуньи вырастает богиня, и ученость ее нигде не пригодилась – когда брат ушел в свою башню насовсем, никто из его товарищей не согласился взять к себе сестру. То ли круговая порука была виновата, то ли учености маловато оказалось, то ли уже начинались те страшные дела, из-за которых погибли многие. А потом и он погиб.
И она осталась жить здесь, в доме с садом, с Этте и внуками…
В ее руках слиток размяк, как кусок воска.
Бабушка смяла его пальцами, отложила большой кусок на скамью и стала катать нейдар между пальцами, готовя заряд. Скоро у нее получилась недлинная палочка, а потом еще, и еще, и еще… Простая работа, но требует внимания, вроде плетения кружев. Нейдар требует особенно много внимания. Через полтора часа на деревянной доске сверкали двенадцать палочек, которыми можно было зарядить ружье.
Жаль, ничего от них после выстрела не остается. Летит молния. А металл сгорает…
Порядка ради она начала вспоминать, как и при каких обстоятельствах они отняли это ружье у случайного стрелка. Ему удалось подранить Этте, к тому времени оставшуюся без мужа. Предатель, сволочь, шестиногий, ушел и не появился, ушел и…
А старшие дети, что Первый, Второй, что Третий, прекрасные охотники – стрекозы не боятся, больших птиц не боятся.
Для того, чтобы плавить металл, некоторым просто необходимо рассердиться.
– Бабушка-а… – раздался за спиной надоедливый голос.
Она обернулась. – Чего тебе?
Пока еще безымянный подросток потянул ее за рукав.
– Бабушка, а мне скоро?
– Скоро. – Кивнула бабушка. – Скоро я тебя посвящу… Только надо будет найти того, кто даст имя. У тебя же сейчас ни учителя, ни отца. Но ты не беспокойся. Либо мы найдем, либо камень сам разберется.
– Бабушка, а как это бывает?
– Ты его потрогаешь и поговоришь с ним.
Внук молча смотрел на бабушку огромными глазами.
– Ты чего?
– Но я же его трогал…
– Да ты врешь, медная стружка!
– Никакая я не медная стружка! Я – Этин.
– То есть как? – бабушка схватилась за сердце. – Он тебе уже и имя дал? И ты мне ничего не сказал?
– А ты у него спроси…
Она потянулась надрать ему вихры, чтобы не врал, но внук отскочил.
– Нетушки! Я уже взрослый! Чанка-песчанка!
– А вот я тебе, чтобы не обманывал старших! – сорвалась со скамейки бабушка и ринулась за неслухом. – Вот я тебе!
– Нетушки-нетушки!
«Тихо вы…» – послышался хриплый, негромкий голос. Голос шел ниоткуда, но бабушка его хорошо знала.
– Да хоть ты ей скажи! – заорал несправедливо обиженный внук. – Ну скажи ей! Нельзя же имена давать по второму разу! Ремесло так ремесло! И за волосы уже нельзя!
«Действительно, нельзя. Тебе уже двенадцать лет. Ты ученик и в будущем – маг. Но орать в доме тоже нельзя. Недопустимо орать в хорошем доме».
Бабушка присела на сундук отдышаться. Ей было как-то не по себе.
Этин уже отбежал к остальным и дразнился, показывая язык.
– Эй… – позвала она. – Ты что… Их всех уже признал? А как же испытание?
«Всех, кроме одного. Он будет, как ты».
– Ой… не надо, как я… Горе какое, огромное…
«Это как не надо?» В голосе камня слышался непонятный сарказм.
– Да как это не надо?.. – чуть не закричала бабушка. – Я богиней могла стать! Я горы хотела свернуть! А пришлось всю жизнь над колыбелью рыдать, детей воспитывать! Так мне ничего и не было!
«Так ты же не только детей… Ты же плясала. И знала счастье. И у высокородных знали тебя, и даже в дворцовом квартале Аар-дех выступала… Тебе венки на шею вешали, тебя двадцать лет любили, как богиню… Тебя любили…»
– Да проку в том! Все одно не та, которой могла бы стать. Горе мне всю жизнь. Сплошное горе. Хотела пойти на улице танцевать, чтобы семье не пропасть, а за мое умение деньги брать запрещено – посылай дочь, жди, когда ее приберут! Хотела в башне работать, а брат с учениками закрылся. Хотела на небе жить, а пришлось сопли внукам вытирать… Лучше бы меня живой в землю закопали!
