Николай Беспалов - Три метра над небом (сборник)
Чего этот мошенник подмешал в бокал Серафимы, один он и знает.
Предусмотрительность старшей сестры спасла их от полного обнищания. Уезжая в Комарово, Анна сдала наиболее ценные вещи и пять картин подледников на хранение к подруге.
– Анна, ты злопамятна и хочешь опять сделать мне больно, – Серафима мастерица «пускать слезу».
– Прости меня, Сима, – Анна готова расплакаться. Но нельзя. Она старшая.
Неожиданно Анна Ивановна, набросив на плечи пелеринку, выскочила из дома. Петра Петровича она догнала на углу улицы и проспекта.
– Это было с нашей стороны бессердечно – отпускать вас в ночь.
– Но мне оставаться у вас было бы неприлично, – Петр Петрович думает другое. Но с «изыском» иначе нельзя.
– Какой вы, однако, церемонный, – «изыск» изгибает линию губ в скромной улыбке, – Но идемте уж, – Анна Ивановна решается взять Петра Петровича за руку. Та у него холодная. Успел продрогнуть врач гинеколог на осеннем ветру.
Они так и вошли, держась за руки, в квартиру, когда-то выделенную из огромных барских хором.
– Вы опять подружились? – спрашивает Серафима, и слышится в её вопросе подвох.
– Мы и не ссорились, Серафима Ивановна, – скромно потупив глаза, отвечает Петр Петрович.
– У него руки ледяные. Надо сварить грог, – «изыск» озабочен здоровьем Петра Петровича.
– У тебя есть ром?
– О, боже! Возьми водки, – Анна Ивановна продолжает держать руку Петра Петровича. Это виднее видного сильно раздражает Серафиму Ивановну.
– Тогда это будет не грог, а пойло для осла.
– Фи, Сима. Какие слова. Пойло. Осёл.
– Сударыни, не хлопочите. Я горячего чаю попью и согреюсь, – корчит из себя скромника врач гинеколог, хотя очень хотел бы выпить стопку просто водки.
Серафима удалилась на кухню, которая в этой квартире располагалась на три ступни ниже основных помещений. Загадка строителя.
– Пройдемте в гостиную, – предложила Анна Ивановна. Рука Петра Петровича дернулась, – Не бойтесь. Читать свой роман не буду.
Какие метаморфозы произошли с губами «искуса» – известно. Читать роман Анна Ивановна не стала. Она взяла стопку бумаг и переложила его на столик для компьютера. Петр Петрович посмотрел на листки, как смотрят боязливые люди на ядовитую змею. Это не преминула заметить Анна Ивановна.
– Милый доктор, мой роман так плох?
Петр Петрович открыл рот, чтобы солгать, но тут из кухни донесся голос Серафимы и запах жженого сахара: «Барыня и барин, грог готов! Идите жрать, пожалуйста». Странное сочетание звуков и запаха подействовало Анну Ивановну также странно. Она начали громко смеяться. Ночь. За окнами тишина спящего города. И это полуистерический смех.
– Грог, – «искус» смеется, – грог и чай, – смех переходит во всхлипывания.
«У неё истерика», – определяет врач и с размаху бьет по щеке Анну.
Грог пил один Петр Петрович. Сестры пили чай с «таком». Анна Ивановне было стыдно за приступ. Серафима желала услышать хвалебные речи от доктора. Петр Петрович под действием горячей смеси водки и жженого сахара с корицей мучился дилеммой – кому из сестер, как говорят по обозначению НАТО, «искусу» или «изыску», отдать предпочтение.
Естество взяло верх. Всем захотелось спать. Проведем рекогносцировку квартиры, где живут сестры. Как везде в русских домах, она начинается с прихожей. На селе это сени. Следом идет коридор, по одной стене которого стеллаж от пола до потолка. Наследие отца Анны и Серафимы. По другую сторону – три двери. Там комнаты. Они создают анфиладу, но каждая комната имеет свой вход. Средняя, самая большая комната, – это гостиная. Три других – две спальни и одна приспособлена под кабинет. Она имеет эркер. Эркер усилиями Серафимы превращен в цветник.
Вопрос – куда сестры уложат спать гостя?
– Серафима, как ты думаешь, папа не обидится, если мы постелим Петру Петровичу у него в кабинете?
– Папа не обидится. Ему на том свете все равно, – «искус» сказал это так, что было ясно: самой Серафиме такое предложение не нравится. Отчего? А просто это исходит от символа, который олицетворяет Серафима.
– Я могу лечь и на кухне. – Петр Петрович – сторонник мирного разрешения проблем.
– Как это будет выглядеть? – «изыск» изображает руками статую Христа́-Искупителя.
Можно напомнить, что знаменитая статуя Иисуса Христа с распростертыми руками на вершине горы Корковаду является символом Рио-де-Жанейро и Бразилии в целом. Избрана одним из Новых семи чудес света.
– Прекрасно будет выглядеть, – говорит «искус», втайне надеясь на то, что гостю ночью станет холодно, и он попросит её согреть его. Холодно на кухне, где горел газ?
Спать Петра Петровича уложили в гостиной рядом с компьютерным столиком. Часы пробили два часа ночи, когда все наконец-то угомонились.
И снится Петру Петровичу страшный сон. Он в маленькой комнате без окон. Дверь заперта. Вокруг него вьются «стаи» листков – бумажки с текстом нового романа Анны Ивановны.
Они больно бьют его по щекам. Он пытается от них отмахнуться, но руки связаны.
– Не деритесь. Вы так страшно кричали.
Ласковые руки обнимали Петра Петровича со всех сторон. Какая-то многорукая Шива.
Кто покинул гостиную под утро – тайна ночи.
Одно точно известно – исход Петра Петровича из обители «искуса» и «изыска» состоялся тихо под звуки начавшегося дождя.
P.S.
Анна Ивановна дописала роман «Вилла Кокто», и его издали в знакомом издательстве «Ретропроктим».
Серафима Ивановна скоро выйдет замуж, и станут они жить в деленной квартире втроем. До поры, до времени. До той поры, когда в срок, природой предначертаный, сестры не родят.
Дух
Миф
Дарий Хровас, сын Урия, шел медленной уверенной походкой опытного путешественника. Отец его Урий служил викарием и исходил пешком пол страны. Дарий Урьевич такой цели перед собой не ставил. Он просто шел по дорогам страны, которая в этот миг была его родиной.
Скоро он придет в заведение, где учат творить красоту. Там в светлых комнатах молодые люди, юноши и девушки, карандашами, кистями рисуют на холстах, картонах и прочих поверхностях. Дарий определенно знает: есть среди них юноша, обладающий даром творить красоту. Но нет в нем того духа, что красоту ту делает живой. Потому и торопится сын викария туда, под остекленную крышу мастерской.
Как ни спеши, а спешить Дарий не любил, а раньше чем через двое суток он не попадет в город на реке, что берет свое начало на южном плато и течет, пересекая всю страну, где учится создавать красоту юноша с именем, однозвучным стране, где рожден был.
Голод не остановит путника. Привык Дарий к аскезе в пище. Сон – вот та сила, коей не может противостоять Дарий.
Придорожная гостиница «Постоялый двор» приютит путника. Хозяин напоит его горячим вином с корицей и жженым сахаром. Угостит дневной лепешкой с сыром и предложит постель, при этом хитро улыбнувшись, спросит:
– Сударь не желает, чтобы ему девушка согрела постель?
И сильно удивится, получив отказ. За всю свою долгую жизнь корчмарь в четвертый раз получает отказ от столь заманчивого предложения.
– Я премного благодарен вам, сударь, за столь заманчивое предложение, но я спешу вдохнуть дух в юношу, которому уготована судьба великого творца.
Корчмарь проводил постояльца взглядом, полным сожаления и удивления.
Один, который также отказался от тепла тела юной девы, болел грудью. Все время кашлял. Двое других подобных просто были так стары, что сил мужских у них не осталось вовсе.
Солнце не успело выйти из-за холма, ярусами засеянного лозами винограда, как Дарий продолжил свой путь. До города, куда он стремится, идти осталось одни сутки пути. Напевая веселую песенку собственного сочинения, шагает пилигрим:
– Шагаю я по матушке земле, и взор мой ясен. Шагаю я туда, где ждет меня познанье счастья красоты.
Легче шагается под песню. Дарий шагает не спеша, так не спеша, что скоро его обгоняет взвод солдат.
– Буря море вздымает,
А ветер волны подымает:
Сверху небо потемнело,
Кругом море почернело,
Почернело, —
поют солдаты в запыленных ботфортах.
Они идут учиться убивать. Я иду, чтобы вдохнуть жизнь в картину. Как противоречива и многообразна жизнь.
Одинокий странник – это ли не добыча дорожных татей? Вдали показалась вершина главного Храма, когда из-за кустов вышли они. Оборванцы в стоптанных башмаках и грязных колпаках.
Денег у Дария не было, и воры удовлетворились куском сыра, что дал в дорогу страннику корчмарь.
– Ты сумасшедший, – сказал главарь, когда узнал, что странник вина не пьет. – Как же ты живешь? Вокруг одна мерзость человеческая, а ты не пьешь, чтобы не так сильно отчаиваться.
– Мерзость мы и творим. Ты со своими товарищами разве не творите эту мерзость? – спрашивает спокойно Дарий.
– Не тебе меня судить, убогий. Держи свой сыр.
