Вячеслав Малежик - Портреты и прочие художества
Женя не получил ожидаемой порции восторга, и мы вернулись к столу, где Витя Аникиенко уже пел что-то не из «Пламени». Пока мы пели, Женя и Михаил Филиппович куда-то все время уходили. Леха пошутил, что решают, кто побежит за добавкой.
И только в Москве через несколько лет летчик Крылов рассказал, какой опасности мы подвергались, согласившись поехать на эту виллу.
– Мы чудом проскочили на автомобиле, и счастье, что нас не подбили. А уходили на вилле мы с Мишей решать, как быть в ситуации нападения душманов на виллу, если стрелков трое, включая жену Михаила Филипповича, а оружия еще меньше. И здесь пронесло, эта самая с косой не заинтересовалась нами – таков был рассказ Крылова.
IV
Вот интересно работает память… Слово «пронесло» навело на другой пласт воспоминаний. Перед поездкой в Афган нас собрали всех, рассказали о трудностях, не помню, делали нам прививки или нет, но на полном серьезе посоветовали, чтобы мы ничего не ели вне солдатской столовой, не пили некипяченой воды и даже (!) после каждой чистки зубов выпивали граммов 50 водки. Этот наказ мы выполняли с особым усердием, и все равно никто не избежал проблем с желудком и всякими там кишечниками.
Туалет был любимым казенным домом артистов во время гастролей в «дружественном» Афганистане. И я, конечно… А что, я хуже всех, что ли? Кто помнит армию, тот знает, а кто не знает, скажу, что по уставу, принятому в войсках, в туалете одно отверстие предназначалось на 16 человек. Почему-то все, кто изучал устав воинской службы, этот пункт запоминали в первую очередь. Ну так вот… В 180-м полку, где мы базировались в Кабуле, тот полк, что квартировался недалеко от дворца Амина, было много очков, вернее, отверстий для того, чтобы их хватило на всех военнослужащих. Понятное дело, никаких перегородок, а тем более дверей…
И наступила очередь артиста Малежика мучиться животом. И ночью по зову организма я отправился в богоугодное отхожее место. Тихая афганская ночь, одинокий достаточно яркий фонарь освещает артиста, репетирующего пантомиму «горный орел». Внутренний монолог артиста, звучащий за кадром: «Какая досада! Нет сил уйти… Боже мой, какой яркий фонарь… Как, должно быть, меня хорошо видно с этой горы… Какая цель для снайпера… Бог мой, нет сил никуда уйти… Господи, как же не хочется умирать в этой отхожей яме, если меня подстрелят». И такая грусть-тоска, что еще никто толком не услышал мои песни. Слава Богу, опять пронесло… На этот раз и в прямом, и переносном смысле.
V
Но смех смехом, а во второй поездке я зацепил болячку, от которой не мог избавиться десять месяцев. Не буду жаловаться, но два с половиной месяца, что я провел в больнице после командировки в Афганистан, я рассматриваю, как продолжение афганской истории, только смешное. Поэтому расскажу, что произошло во время моей болячки.
Мы возвращались в Москву через Ташкент. Я уже прыгал на одной ноге, так как другая была разбита в суставе. Я передвигался, сильно прихрамывая, в одном ботинке, так как во второй нога не влезла. С трудом я забрался на второй этаж в гостинице. У меня поднялась температура, и я остался в номере смотреть телевизор. Пугачева и Кузьмин пели «Две звезды» – шикарно. Красивые влюбленные артисты, отменная песня. Весь наш коллектив гуляет, радуясь, что вернулись домой. Заглянул Валера Белянин.
– Как ты?
– Не здóрово… Валера, возьми две пятнашки, позвони мне домой, чтобы Татьяна меня встретила. Мне проблемно дойти до телефона.
– Хорошо.
Далее события развивались так. Валера успел сказать по телефону: «Таня, у Славы нога…» Телефон проглотил монету. Валера не перезвонил, и моя жена всю ночь гадала, что же с моей ногой. Ранили… Ампутировали…
Утром Татьяна увидела, как с ташкентского самолета меня несут на носилках. Не самые приятные минуты она пережила. Хотя кое-как я еще передвигался сам. С сердца камень упал. Но радость была преждевременной. Врачи так и не определили, что было со мной. Диагноз при выписке был смешной – «Предположительно синдром Рейтера, несмотря на то, что основные признаки отсутствуют». Каково?
Первый и пока единственный мой длительный поход в больницу. Где-то через неделю уже, кажется, что весь мир болен. Свет в окошке – друзья, которые вереницей посещали меня. Жена, которая каждый день с кастрюлями приходила ко мне, как на полевой стан. Врачи не знают от чего меня лечить и всерьез говорят, что надо его, меня значит, отправить снова в Афган. Там быстрее поставят на ноги… Ну и, конечно, чемпионат мира по футболу. Чемпионат мира я посмотрел от корки до корки…
А еще мне пришлось поработать медбратом. В нашей палате было четыре человека. Один из них – дядя Леша – был бывшим летчиком. Ему было чуть-чуть за шестьдесят, но у него была сломана шейка бедра, и он был прикован к постели. Нянечки нас не сильно баловали своим вниманием, и дядя Леша, увидев, что я передвигаюсь еще самостоятельно, решил меня использовать в качестве сиделки. И примерно раз в час меня призывали передвинуть ногу, которая затекала. Я понимал, что в состоянии дяди Леши трудно было заниматься гигиеной. Но меня от всех этих запахов подташнивало, и я усердно «воротил нос». Да еще…
Дядя Леша был неходящим и пользовался «уткой», которая стояла у кровати, и он мог дотянуться до нее сам. Прошло дня три-четыре. Моя болезнь успешно боролась с моей способностью ходить: суставы на ногах и уже на руках были разбиты артритом или как там еще… Я с ужасом ждал, что парализует руки, и я не смогу играть на гитаре. До туалета я добирался сам, но уже на костылях. И вот ночью я проснулся от матюгов дяди Леши, который никак не мог достать «утку», потому что в ней застряла ножка стула. Судя по всему, у дяди Леши катастрофически не было времени разобраться в ситуации или по привычке призвать на помощь меня, тем более что я к тому времени тоже был инвалид. Короче, палата превратилась в газовую камеру. Я незаметно докостылял до дверей и вышел в коридор. Нашел нянечку, объяснил ситуацию. Нянечка категорично сказала, что никуда она не пойдет – ей денег никто не платит, и пусть «летчик» ждет прихода жены. Я решил пожить в эмиграции и не возвращаться на Родину – в палату. Вечером пришла жена дяди Леши, но и у меня был час приемов. Решил вернуться глубокой ночью, когда все уснут. Ночью тихо, насколько это возможно в моей ситуации, я пробрался в палату и услышал ворчание дяди Леши.
– Где этот школьник шляется? Нога затекла, а он…
VI
За пять дней до нашего второго пришествия в Афган в 1986 году вышел приказ министра обороны СССР о том, что летать на вертолетах без парашютов нельзя. И вот перед посадкой в вертушку, а мы летели из Кабула в Баграм, на нас надели парашюты. Всем не хватило, Ю. Петерсон остался без парашюта. До этого летали, и ничего, а тут у всех есть парашют, а у Петра нет. Обидно, да? Вернее, тревожно. Не успокаивает даже то, что никому не объяснили, как ими пользоваться, если что… И вообще тяжелая штука – килограммов пятнадцать. Любопытно, что когда мы надели на себя эти рюкзаки, чем был действительно для нас парашют, появилось ощущение – сегодня точно подобьют. И, когда мы в очередной раз приземлились, было чувство, что полетали мы не по полной программе.
Итак, полет из Кабула в Баграм. Мы в первый раз с парашютами на плечах взлетели. В салоне только грохот от движков. Вдруг заглянул один из команды вертолета.
– Ну как, боитесь? – с чувством гордости, что он не боится, а мы, такие знаменитые, трясемся от страха.
– Конечно, боимся. Хотя бы объяснили, за что дергать, чтобы парашют раскрылся.
– Ребята, а зачем вам? Если подобьют, а вы выпрыгнете и откроете парашют, то вертолет накроет купол сверху и все равно разобьетесь. А если улетите на парашюте, то попадете к душманам и вам отрежут бейцы.
К чувству страха добавилась щемящая тоска между ног…
VII
Как анекдот, обычно рассказывают о женщинах, которые служили и жили бок о бок с вольнонаемными и солдатами. Их было немного… Соотношение, наверное, десять к одному, вернее к одной, а может, и еще более крутое, в пользу мужчин. Судить о том, почему женщины рванули на войну, не буду, хотя проблема «лучшей доли», «женской доли» лежит на поверхности. Кто-то безжалостно называл их «чекистками», намекая на то, что благосклонности от этих женщин можно добиться, только усердно подмаслив эти взаимоотношения чеками какого-то внешэкономбанка. Не буду морализаторствовать на эту тему, но хочу привести слова одного офицера. Он сказал примерно следующее:
– Когда вернешься со спецзадания, уставший, но живой, когда вместе с грязью снимаешь эту самую усталость, женщина, которая просто что-то там шустрит на кухне, шинкуя жрачку, снимает бóльшую часть стресса, и ты готов отдать ей не только чеки, но и все, что у тебя есть в это время, лишь бы она была рядом. О постели мысли чаще всего даже не приходят.
Не знаю, создавались ли там семьи, все-таки война, но что женщины тоже воевали – это точно.
