Ника Соболева - Право на одиночество
Кроме несостоявшегося насильника, в кабинете сидел еще один полицейский, сам Королев и – я даже удивилась – Петр Алексеевич, начальник АХО. Из всех четверых он был самый бледно-зеленый, и, кажется, я догадывалась, почему – видимо, его уже почти сделали сообщником этого хмыря.
– Наталья Владимировна! Максим! – а вот Королев был в бешенстве. – Вы зачем сюда?..
– В интересах следствия, – отрезал один из полицейских.
И тут заговорил мой насильник. Выглядел он теперь похуже меня – помятый, с подбитым глазом и разбитой губой.
– Дэвушка, дэвушка, – он пытался поймать мой взгляд, – извини, пожалуйста! Я не хотел, понимаешь, я… У меня дочка болеет, шесть лет всего… Денег нет, врачи не принимают без прописки, а тут этот жэнщина денег предлагает… Прости меня, дэвушка…
Наверное, я все-таки сумасшедшая. Так или иначе, а я высвободилась из объятий Максима Петровича и подошла немного ближе к этому мужчине. Что-то такое было в его голосе и взгляде, что… я ему поверила.
– Я уже простила, – сказала я, смотря ему в глаза. – Только скажи: что это была за женщина, как она выглядела?
«Насильник» сглотнул.
– Ну, такая… лет сорок пять… Темный волос, губы красные… и пальто тоже красное. И на груди брошка такая – стрекоза.
Кажется, мой насильник только что подписал Крутовой смертный приговор. Красное пальто и стрекоза – сомнений быть не могло. Я закусила губу – и тут же чуть не вскрикнула от боли – она по-прежнему саднила.
– Можно что-то сделать, чтобы не заводить уголовное дело? Ни на этого человека, ни на его… заказчицу?
Громов, кажется, потерял дар речи. Петр Алексеевич просто обалдел. Полицейские удивленно переглянулись. А вот Королев… он сначала побледнел, затем покраснел и, подойдя ко мне, взял меня за руку.
– Вы уверены, Наталья Владимировна? – спросил он, сжимая мои пальцы.
– На все сто, – ответила я, поморщившись. В любой другой день я не обратила бы внимание на это рукопожатие, но сегодня оно причинило мне боль.
– Сергей! – сказал Громов, подходя ближе к нам. – Осторожнее, ей же больно.
– Извините, – Королев кивнул и обернулся к полицейским. – Вы слышали предложение Натальи Владимировны. Что мы можем сделать? Прошу вас, любые суммы, только давайте обойдемся без уголовного дела.
Один из полицейских – только сейчас я поняла, что он был у них главным, – пожал плечами:
– Ну, давайте обойдемся.
– Сергей Борисович! – воскликнула я. Королев обернулся. Я посмотрела на своего «насильника».
– Учитывая обстоятельства… я считаю, мы должны помочь этому человеку вылечить дочку. Полагаю, Марина Ивановна… – от упоминания этого имени почти все присутствующие вздрогнули, – …пожертвует свою зарплату на пользу бедным. Как вы думаете?
Генеральный просто кивнул. Кажется, у него кончились цензурные слова. И у «насильника» они тоже кончились – он просто смотрел на меня с изумлением.
А я отвернулась к Громову и тихо сказала:
– Максим Петрович… пожалуйста, отведите меня обратно… к нам… Я еле на ногах держусь.
У меня перед глазами плыл туман. Я почувствовала, как Громов взял мои руки, потом обнял и, извинившись, вывел из кабинета генерального.
Как мы шли к себе – не помню. Опомнилась я уже на диване, когда Светочка положила мне на лоб мокрое полотенце.
– Я купила тебе одежду, Наташ, – шепнула она. – Максим Петрович вышел из кабинета, давай мы тебя переоденем?
Я кивнула и хотела встать, но Света засмеялась.
– Да лежи, лежи, я сама. У меня бабушка десять лет болела, я очень хорошо умею переодевать лежачих…
Сняв пиджак Громова, Света громко вздохнула и выругалась.
– Вот… ты ж… – на пол полетела рваная рубашка. – А где твой лифчик?
– Видимо, остался там, в АХО. Он же его порвал.
Судьбу рубашки разделили брюки и трусы. Я почувствовала, как Света натягивает на меня новое белье.
– Уж извини, если слегка будет жать… или наоборот. Я ведь особо не выбирала, схватила первое попавшееся. Господи, Наташ, какая же ты красивая! Даже с этими синяками. Будь я на месте Максима Петровича, сама бы тебя изнасиловала…
– Что ты такое говоришь, Свет! – я перепугалась.
– Да я шучу. Просто… мне всегда хотелось иметь фигуру, как у тебя. Я вон – плоская, как доска. А у тебя все на месте и такой красивой формы…
– Еще немного, и я решу, что ты нетрадиционной ориентации, – я усмехнулась. Туман перед глазами постепенно рассеивался.
– Да ладно тебе, уж нельзя повосхищаться красивым женским телом! Ну вот, все, я тебя одела. Можешь встать с дивана?
Я попыталась, но ноги меня все еще не слушались.
– Максим Петрович! – крикнула Света.
И не успела я пискнуть, как сильные руки Громова подняли меня и аккуратно поставили на пол. Я впервые с момента нападения смогла сфокусироваться на его глазах – и он смотрел на меня с такой заботой, что я почувствовала себя немного неловко.
– Теперь вы одеты, Наталья Владимировна, – Максим Петрович улыбнулся. – Я отвезу вас домой.
Я не сразу поняла, что именно он сказал. Потому что наслаждалась своими ощущениями – только теперь я почувствовала, какие у Громова сильные руки, и от его прикосновений мою кожу будто кольнули сотни маленьких иголочек. Сквозь рубашку я чувствовала, как бьется его сердце. Мне показалось, что в тот миг, когда я посмотрела Максиму Петровичу прямо в глаза, оно забилось чуточку чаще.
– Я отвезу вас домой, – повторил он. И до меня наконец дошло.
– Нет, – выдохнула я. – Только не домой, пожалуйста! Только не туда!
Светочка и Максим Петрович удивленно переглянулись.
– Ната-аш, – протянула Света, – ты чего это? Почему домой не хочешь?
Я не хотела объяснять, что дома на меня опять навалится эта безысходность, тоска, от которой я никак не могу отделаться уже столько лет. И сегодня… это изнасилование…
Больше всего мне хотелось прижаться к маме. Рассказать ей обо всем… чтобы она меня пожалела…
Но рассказывать мне некому. Мамы у меня давно уже нет. И какой смысл ехать домой? Чтобы на меня опять свалилось это стылое одиночество?
– Не хочу… я не хочу быть одна…
Я даже не подумала о том, что делаю в тот момент: я крепче обняла Громова и прижалась щекой к его груди. Мне просто было нужно к кому-нибудь прижаться.
– Дома ко мне всегда лезут мысли… Я не хочу оставаться одна!
Я почувствовала, что по моей щеке сползла одинокая слезинка. Громов обнял меня крепче и гладил по голове, успокаивая. И тут Светочка подала голос:
– Давай я сегодня у тебя переночую?
Я оторвалась от Максима Петровича и уставилась на Свету.
– Мне… послышалось?
– Что именно? – она ухмыльнулась. – Ты вроде не страдала раньше слуховыми галлюцинациями! Да, я спросила, можно ли мне переночевать у тебя сегодня?
– Спасибо! – я обняла на этот раз Светочку. – Спасибо тебе!
– Ну, вот и отлично! – услышала я веселый голос Громова. – Собирайтесь, я отвезу вас. Завтра можете прийти на работу на час позже.
Когда мы спускались вниз, обитатели комнат уже бродили по коридорам и, завидев нас с Громовым, начинали ахать и охать. Светочка и Максим Петрович защищали меня, как могли.
– Наталья Владимировна не отвечает на вопросы, – твердили оба. – Завтра, все завтра.
Когда мы наконец сели в машину, я тихо спросила Громова:
– Максим Петрович… как думаете, что будет с Крутовой?
Несколько секунд он молчал. А затем повернулся ко мне и ответил, глядя прямо в глаза:
– Понятия не имею. Одно могу сказать точно – я знаю Сергея уже пятнадцать лет и еще ни разу в жизни не видел его в подобном состоянии. Меня немного удивил ваш поступок, решение не заводить уголовное дело…
– Мне стало жаль этого мужчину. Я не знаю, на что бы согласилась, если бы у меня была больная дочь. Да и Марина Ивановна… она, конечно, стерва, но… Пусть с ней разбирается кто-нибудь другой. И я уверена, жизнь ее накажет лучше, чем наше правосудие…
Громов улыбнулся.
– Вы удивительный человек, Наталья Владимировна.
– Зовите меня Наташей, второй раз говорю…
– Да! – встряла Светочка. – Вы же ее все-таки спасли, как благородный рыцарь прекрасную даму…
– …Прекрасную даму в разорванных штанах, – хихикнула я.
Штаны, кстати, было немного жалко. Их мне Антон подарил.
У меня дома Светочка с порога начала активные боевые действия. Усадив меня на диван, она бросилась на кухню заваривать чай и готовить нам ужин. Алиса уселась рядом со мной и с удивлением рассматривала незнакомую тетю, носившуюся по квартире со скоростью реактивного самолета.
– Ты уж извини, – крикнула мне Света из кухни, – повариха из меня никакая, честно говоря, максимум, на что я способна, – это яичница. Будешь?
– Давай лучше по бутерброду. У меня там еще сыр есть вкусный. И вино.
– Алкоголичка!
Я усмехнулась. Если бы не присутствие Светы, то я, скорее всего, тут же завалилась бы спать. И уж точно ничего бы не ела.
