Алексей Ручий - Наркопьянь
– Да брось ты, – скептически бросил Философ, – помочился кто-нибудь и по приколу поставил на пенек для таких вот дураков как ты…
Вообще-то это не было похоже на правду, но реальность во время запоя иногда выделывает такие финты, что диву даешься. Я бросил взгляд на бутылку. Обычная пластиковая полуторалитровая бутыль и в ней жидкости наполовину.
– А ну-ка дай ее сюда, – попросил я Ботаника. Тот протянул мне бутылку.
Я открутил пробку и понюхал. Пахло пивом. По крайней мере, уж вряд ли это была моча. Рискнуть стоило, хотя бы потому, что хуже, чем было сейчас, уже бы не стало. Я приложился к бутылке и сделал глоток.
Внутри было действительно пиво, причем даже не выдохшееся. Оно заскользило по моему свернутому в спираль пищеводу навстречу страдающему желудку.
– А ведь Ботаник реально пиво нашел, – сказал я Философу, который с кривой ухмылкой наблюдал за мной, – на – попробуй.
Философ недоверчиво взял бутылку, повертел ее в руках, а потом осторожно глотнул. Затем глотнул еще. Ботаник смотрел на нас взглядом человека, который пересек пустыню и только теперь впервые за много дней увидел воду.
– Дайте мне-то глотнуть, раз уж я нашел, – попросил он.
– Так ты, небось, недостающие полбутылки и выпил, – усмехнулся Философ, протягивая ему пиво, – пока по кустам бродил…
Минут через сорок к платформе, наконец, подчалила электричка. Мы загрузились в нее, уже не такие грустные как с утра. Найденное Ботаником пиво существенно помогло улучшению нашего мировоззрения. Не иначе это был дар неба, сжалившегося над своими презренными рабами.
Ехать нужно было всего один перегон, и на следующей станции со смешным названием Мартышкино мы вышли. Минут пятнадцать шли по притихшему дачному поселку и, в конце концов, оказались на небольшом пруду, который местные облюбовали для купания.
Вода освежила меня, ее прохлада на время заставила забыть об измождении, до которого меня довели несколько дней запоя. Философ плескался поблизости, а вот Ботаника в воду затащить не удалось – он упал в тени большого дерева, росшего на берегу и наотрез отказался даже приближаться к пруду. Ну, это уже дело его, решили мы с Философом.
Часа полтора мы валялись на солнышке. Неподалеку от нас расположились на цветном покрывале две незнакомые девушки. Они пересмеивались и поглядывали в нашу сторону. Я тоже иногда бросал взгляд на их загорелые тела. Они были очень даже ничего.
Внезапно я ощутил непроизвольную физическую реакцию в области паха и, застеснявшись, поспешил укрыться шортами Ботаника. Что поделаешь – мое половое созревание произошло раньше умственного, и, соответственно, совсем не ум двигал мною по жизни.
День потихоньку перевалил за полдень, Ботаник спал в тени дерева, а мы с Философом еще несколько раз окунулись и теперь сохли на солнышке. Похмелье отступало на второй план, зато на смену ему приходил голод. Господи, когда я последний раз ел? На этот вопрос у меня не было ответа. Словно читая мои мысли, Философ сказал:
– Да. Что-то брюхо сводит, надо бы чего-нибудь пожрать.
– Денег нет ни копейки, – резонно заметил я.
Философ посмотрел куда-то вдаль, а потом произнес:
– Вот так потребности тела берут верх над потребностями духа… а насчет денег не парься – мы ж в дачном поселке, наверняка на огородах что-нибудь выросло… август же…
Вообще-то он был прав, но залазить в чужие огороды, всякий раз рискуя нос к носу столкнуться с разъяренными дачниками, в таком состоянии – это было слишком для меня. Я ослаб и не имел сил даже на банальную кражу.
– Ну не знаю… – задумчиво произнес я.
– А чего тут знать, – ответил мне Философ, – нарвем там огурцов, помидоров каких, на крайняк – яблок…
– Так они ж зеленые…
– Ты жрать хочешь или нет? – Философ посмотрел на меня в упор.
– Хочу.
– Тогда вопрос решен.
Вскоре мы собрались, разбудили Ботаника и пошли прочь с пляжа. На поиски эфемерного жизненного счастья и пропитания. Но украсть нам так ничего и не удалось: в первом же огороде, куда мы с Философом полезли, нас заметили и подняли такой вой, что убегать пришлось со всех ног. Мы смогли перевести дух только около железнодорожной платформы. И тут же на счастье Ботаник заметил кусты малины, которые густо росли вдоль дороги. Мы моментально набросились на эти дары природы.
Электричка выползла из мутного предвечернего марева, душная и полная все тех же дачников. Мы вошли в вагон и закурили в тамбуре. За окном медленно поплыли огороды, на которых густо росли овощи и фрукты, – при виде этой картины мы дружно принялись глотать слюну.
– Эх, не повезло… – медленно протянул Философ.
Я согласно и грустно кивнул в знак признания бесспорной правоты его слов. Обстоятельства были сильнее нас.
– Куда сейчас? – спросил меня Философ. – В город?
Я вновь сделал обреченное движение головой – вниз-вверх. Электричка тем временем доползла до станции и начала тормозить. Ботаник молча протянул нам руку – для прощания. Ему нужно было выходить.
– Ну давай, друг, – тихо сказал ему я.
Философ молча пожал ладонь Ботаника. Ботаник тоже промолчал в ответ. Накатывала посталкогольная депрессия. Бесконечная грусть холодной змеей свивалась в сердце.
– И почему люди употребляют депрессанты, к коим, собственно говоря, и относится алкоголь, для того, чтобы повеселиться? – спросил я Философа, глядя, как Ботаник выходит в открывшиеся с шипением двери и удаляется по платформе, слегка покачиваясь – возможно, от слабости.
– Исторический и философский парадокс, – коротко заключил Философ и полез в карман за пачкой сигарет. Сигарета осталась одна. Недолго думая, мы решили скурить по половине.
Затягиваясь дымом дотлевающего окурка, я смотрел в окно тамбура, и мне становилось грустно. Жизнь – не самая добрая штука, уж поверьте. Иначе на что нам, молодым и здоровым людям, такие страдания. Почему мы, люди в общем-то хорошо воспитанные и даже успевшие поучиться в университете, так стремительно идем на дно, с головой бросаемся в бездну, не сулящую нам счастья?
Станции через четыре по электричке пошли контролеры. Мы с Философом лихо перебежали пару вагонов, пропуская их вперед. Мое сердце, правда, после такого забега готово было выскочить из груди, перед глазами поплыло от слабости. Философу тоже было не лучше. Ворвавшись в вагон, мы тут же тяжело попадали на деревянные скамейки.
Сквозь грязные стекла вагона сочилось солнце. Мое самочувствие напоминало самочувствие червяка, раздавленного ногой неосторожного прохожего, – по крайней мере, по ощущениям. Я ослаб. Под мерный перестук колес я начал засыпать, впадая в тягучий алкогольный анабиоз.
Впереди из горячего чада выползал равнодушный августовский город, дымя трубами заводов и сверкая стеклами бетонных гробов спальных районов. Я не пошел сегодня на работу, и единственной тому причиной был тот факт, что я умер. Окончательно и бесповоротно.
Мы с Философом вылезли в Дачном. Унылое место. Многоэтажки, пустынные дворы, какие-то мутные типы, околачивающиеся в них. Или просто мне так с похмелья казалось? Хотя, нет, не казалось: весь мир – унылое и глупое место, где таким, как мы, остается лишь пустота и бесконечное похмелье, выхода из которого нет.
Мы еле передвигали ноги. Вечернее солнце уже не так жарило, как днем, но и этого хватало для того, чтобы ощущать себя в адском пекле, поджаривающимся на сковородке. Чертей только не хватало, хотя и до их появления было недалеко.
Внезапно Философ нарушил тягостную тишину:
– Слушай, а давай продадим мой мобильник, – сказал он, обращаясь одновременно ко мне и к кому-то внутри себя.
– Зачем? – вяло спросил его я, в общем-то, зная ответ на этот вопрос.
– Вот именно – зачем? Зачем он мне нужен? – ответил Философ, – глядя куда-то перед собой. – Все эти вещи… они привязывают к себе, а толку от них – ни хуя. Жили ведь люди без мобильников – и чувствовали себя вполне даже хорошо. Думаешь, Платон знал, что такое мобильник? Не знал. Потому и стал великим философом. А на вырученные деньги мы пивка купим и что-нибудь пожрать.
Вообще есть очень даже хотелось. И опохмелиться тоже.
– Ладно, почему бы действительно его не продать, – произнес я, – своего собственного телефона у меня уже давно не было: один я по пьянке утопил в унитазе, а другой разбил, играя им в футбол.
– Ну, вот и порешили, – сказал Философ, доставая телефон из кармана, – пойдем, я тут одну скупку знаю.
И мы пошли. Избавляться от бренных вещей, отягчающих существование нашего духа.
Такие вещи как алкоголь или наркотики быстро помогают победить в себе материализм. Все на алтарь своей зависимости. И ничего кроме нее.
